Взятие Константинополя турками османами. Османская империя. Взятие Константинополя

В ночь на вторник 29 мая 1453 года , во втором часу, по всему периметру стен Константинополя начался штурм Византийской столицы войсками турецкого султана Мехмеда II.

Первыми на приступ пошли башибузуки (bashi-bozuk, baş - голова, bozuk - испорченный, то есть «с неисправной головой», «неуправляемый»), они составляли наёмные, нерегулярные части турецкой армии, вооруженные 3-х метровыми копьями, саблями и кинжалами. Султан Мехмед не надеялся на их победу, но с их помощью хотел измотать защитников города в сражении, которое длилось 2 часа.

За башибузуками началась вторая волна атаки, состоящая из янычар. Крепостная стена у ворот святого Романа была пробита артиллерией и турки бросились в пролом с победными криками. Византийцы под командованием императора окружили их и большую часть перебили, нападавшие вновь отошли. После четырехчасового боя, в атаку пошли отборные полки янычар.
На северо-западе Константинополя, в районе Влахерны, в городской стене была хорошо замаскированная потайная дворцовая дверь — Керко-порта, которой пользовались для ночных вылазок. В это время, турки обнаружили, что Керкопорта не заперта, и ворвалось через нее во вторую линию обороны и подняли турецкий флаг.

В сражении был смертельно ранен один из главных предводителей обороны, генуэзец Джустиниани. Когда генуэзцы увидели, что их командира уносят в ворота внутренней крепостной стены, они в панике ринулись за ним. Греки остались одни, отбили несколько атак янычар, но вскоре были сброшены с внешних укреплений и перебиты. Не встречая сопротивления, турки взобрались на внутреннюю стену и увидели турецкий флаг на башне над Керкопортой.

Константин вернулся к воротам внутренней крепостной стены, через которые унесли Джустиниани, и пытался собрать вокруг себя греков. С ним был его двоюродный брат Феофил, верный соратник Иоанн и испанский рыцарь Франциск. Защищая вчетвером ворота внутренней крепостной стены, они пали в бою.

Голова императора Константина XI Палеолога была принесена султану Мехмеду, и он велел ее забальзамировать, чтобы возить по дворцам мусульманских владык. Тело Константина, опознанное по обуви с двуглавыми орлами, было предано земле, место пришло в забвение.

Константинополь пал , ворвавшиеся в город турки, сражались с оставшимися на стенах города осажденными войсками. До полудня 29 мая держали оборону в башнях критские моряки, из уважения к их стойкости и мужеству турки позволили им сесть на корабли и уплыть из города.

Митрополит Исидор, командовавший одним из латинских отрядов, узнав, что город пал, пытался скрыться, сменив одежду, но попал в плен, остался не узнанным и вскоре был выкуплен. Римский папа провозгласил Исидора in partibus infidelium патриархом Константинопольским, и благословил на крестовый поход против «предтечи антихриста и сына сатаны», но борьба была уже закончена.

На Запад ушла целая эскадра судов, переполненных беженцами из Восточной Римской Византийской империи. Турецкий флот бездействовал, моряки, бросив суда, устремились грабить Константинополь, но часть турецких кораблей преградила выход беженцам, византийским и итальянским кораблям из залива Золотой Рог.
Судьба жителей Константинополя была страшной. Детей, стариков и калек убивали на месте, молодых захватывали в плен, чтобы продать в рабство. Множество христиан молилось в Святой Софии, турки взломали массивные металлические двери и ворвались в храм Божественной Премудрости, связали и вывели пленных. Вечером в собор вошёл султан Мехмед и отпустил на свободу оставшихся христиан и священников.

Плачевна была судьба не только христиан, но и участь святынь христианских. Турки уничтожали и жгли иконы, святые мощи и святые книги, грабили церковную утварь и драгоценные оклады икон. Из великого множества христианских церквей Константинополя сохранились не многие, возможно, по просьбе участвовавших в осаде христианских вассалов султана Мехмеда. Султан предполагал, очистить город от коренных жителей и заселить его заново, но изгонять из города христиан – греков, итальянцев он не хотел, в османской империи не хватало ваятелей, архитекторов и учёных людей, владеющих европейскими науками и мастерством.

Разгром крестоносцев при Варне явился непоправимым ударом для всей антитурецкой коалиции европейских народов. На поле битвы пали не только вожди крестоносного ополчения — король Владислав Ягеллон и кардинал Джулиано Чезарини, сложили свои головы почти все воины их армии. Надежды европейских народов сдержать стремительный натиск турок и противопоставить турецкой армии сплоченный союз монархов Европы и папства были похоронены навсегда. После Варненской битвы антитурецкая коалиция фактически распалась, в стане противников султана царило полное замешательство.

Варненская катастрофа поставила в безвыходное положение прежде всего Византию, против которой готовился главный удар турок. Престарелый Иоанн VIII, удрученный провалом Флорентийской унии и внутренними неурядицами, простившись с последней надеждой на помощь крестоносцев, вновь вынужден был искать милостей у султана, стремясь задобрить его щедрыми подарками. Тяжелые последствия Варненское поражение имело и для греков Морей. Морейский деспот Константин, стремившийся объединить всю Грецию для борьбы против турок, не имел больше времени для того, чтобы развить и закрепить свои успехи. Смелые попытки Константина возродить греческое царство в Морее и выступить в качестве наследника агонизирующей империи незамедлили вызвать подозрения, а затем и месть освободившегося от западной опасности турецкого султана.

Поход 1446 г. Мурада II в Грецию завершился полным разгромом непокорного деспота. Пройдя Центральную Грецию, турецкие войска атаковали и захватили длинную стену на Истме, а затем вторглись в Морею. Разрушительный поток турецких завоевателей обрушился на цветущие города Морей, которые были преданы беспощадному разграблению. Дорогой ценой заплатили за сопротивление султану жители Пелопоннеса: покидая опустошенный край, турки увели с собой около 60 тыс. пленников. С большим трудом Морея сохранила временную независимость, уплатив высокую дань победителю.

Намереваясь громить своих противников поодиночке, Мурад II заключил мир с побежденным деспотом Морей Константином и двинулся против одного из самых опасных своих врагов — Яноша Хуньяди. В октябре 1448 г. венгерские и турецкие войска сошлись снова на том же Косовом поле, где произошло знаменитое сражение 1389 г. Как и тогда, кровопролитная битва окончилась полной победой турок и подчинением Яноша Хуньяди власти турецкого султана. Эта победа повлекла за собой и капитуляцию Сербии. Непримиримый враг турок — вождь албанцев Скандербег, оставшись в изоляции, заперся в своих горных твердынях и продолжал в одиночку вести мужественную и неравную борьбу против османских войск, которые во главе с султаном несколько лет подряд тщетно пытались покорить Албанию.

31 октября 1448 г. в Константинополе скончался Иоанн VIII, подавленный успехами врагов и отчаявшийся спасти свое государство.

Его преемником стал деспот Морей Константин, поддержанный своим бывшим врагом, а ныне временным союзником Мурадом II. Коронация императора состоялась 6 января 1449 г. в Морее. Спустя два месяца новый василевс торжественно прибыл в Константинополь. Морея была поделена между братьями императора Димитрием и Фомой, постоянно враждовавшими между собой и искавшими в борьбе за власть помощи то турок, то итальянцев.

Последний византийский император Константин XI Палеолог Драгаш (1449—1453) был, по описанию современников, человеком незаурядной энергии и большой личной храбрости. Скорее воин, чем политик, он сосредоточил все свои усилия на подготовке к решительной схватке с турками, которая приближалась неотвратимо. Роковые события были ускорены смертью султана Мурада II (февраль 1451 г.). На смену одряхлевшему турецкому правителю пришел молодой, исполненный энергии и охваченный страстью к завоеваниям его сын — султан Мехмед II (1451—1481).

Мехмед II Фатих («Завоеватель») был одним из самых выдающихся правителей государства османов. Он сочетал непреклонную волю и проницательный ум с коварством, жестокостью и необузданным властолюбием. Для достижения своих целей он готов был применить любые средства. Сын одной из наложниц султана, он боялся за свою власть и после смерти отца прежде всего устранил возможных претендентов на престол. Он приказал убить своего девятимесячного брата Амурата и несколько других родственников. О жестокости нового султана складывали легенды. Современники рассказывали, что Мехмед II, желая разыскать похитителя дыни из своего сада, приказал распороть животы у 14 рабов. В другой раз он отрубил голову рабу, чтобы показать конвульсии шейных мускулов знаменитому итальянскому художнику Джентили Беллини, писавшему портрет султана.

Подобно Гарун-ар-Рашиду, переодетый, он часто бродил по трущобам города, и горе было тому встречному, который узнавал султана, — его ожидала неминуемая смерть.

Вместе с тем новый правитель османов был достаточно образован, владел несколькими языками, в том числе, по-видимому, и греческим, изучал математику, увлекался астрономией и особенно философией, неплохо знал труды греческих философов и под руководством византийских ученых занимался их комментированием. Однако главной чертой характера нового властелина была страсть к завоеваниям. Придя к власти, Мехмед II поставил своей ближайшей целью уничтожение империи ромеев. Давнишняя мечта османских правителей полностью овладела гордой душой молодого султана. Мехмед II стремился не только воссоединить европейские и азиатские владения турок, которые разделял последний оплот византийцев — Константинополь, он хотел полностью ликвидировать остатки некогда великой империи, а великолепный город греков сделать столицей своего государства.

Для захвата Константинополя Мехмеду II, однако, необходимо было сперва упрочить свой тыл. С этой целью он, как «волк, прикрывшись шкурой ягненка», заключил мирные соглашения со своими соседями на Западе. Обезопасив себя с этой стороны, султан двинул войска на Восток, где державе османов угрожал один из феодальных князьков Малой Азии — эмир Карамана. Война с караманским эмиром заняла часть 1451 и начало 1452 г. Опираясь на свое военное превосходство, Мехмед II нанес поражение правителю Карамана, а затем заключил с ним выгодный мирный договор, развязав себе руки для войны с Византией.

В этот подготовительный период к решительной схватке Мехмед II, чтобы усыпить бдительность греков, любезно принимал византийских послов и даже возобновил с Константином XI выгодное для империи соглашение.

Сигналом к открытому разрыву Мехмеда II с византийцами послужило строительство турками крепости на европейском берегу Босфора, в непосредственной близости от Константинополя. Эта крепость (Румели-Хиссар) была воздвигнута в необычайно короткий срок: в марте 1452 г. турки приступили к ее сооружению, а уже в августе того же года строительство неприступной крепости, снабженной артиллерией и сильным гарнизоном, было окончено. Несколько раньше на азиатском берегу Босфора турки возвели другую крепость (Анатоли-Хиссар). Таким образом, теперь они прочно обосновались на обоих берегах Босфора. Свободные сношения Константинополя с Черным морем были прерваны, подвоз хлеба в город из Причерноморских областей мог быть прекращен в любой момент по воле султана. Вскоре турки стали собирать со всех кораблей, проходивших через проливы, высокую пошлину и подвергать их тщательному осмотру. Решительный шаг к установлению блокады Константинополя был сделан
Византийцам было ясно, что борьба вступила в заключительную фазу. Грозная опасность заставила императора Константина начать срочную подготовку к обороне столицы — чинить стены, обвалившиеся во многих местах, вооружать защитников города, запасать продовольствие. Бегство знатных константинопольцев на Запад приняло самые широкие масштабы.

Византийское правительство не прекращало с надеждой отчаяния взывать о помощи к Западу. Но папский престол по-прежнему непременным условием поддержки ставил восстановление и действительное претворение в жизнь церковной унии. Вопреки сопротивлению православной партии в Константинополе, во главе которой стоял непримиримый фанатик монах Геннадий (Георгий Схоларий), Константин XI завязал новые переговоры с римским престолом.

В ноябре 1452 г. в Константинополь явился для осуществления унии легат папы Николая V (1447—1455), грек-ренегат, перешедший в католичество, кардинал Исидор — активный проводник папской политики. Помощь, прибывшая из Италии вместе с легатом папы, была ничтожна, тем не менее византийское правительство встретило Исидора с большим почетом. Новое соглашение об унии было подписано. 12 декабря 1452 г. в храме св. Софии кардинал Исидор в знак заключения унии торжественно отслужил мессу по католическому обряду.

Православная партия подняла народ Константинополя на открытое выступление против униатов. Толпы народа, возбуждаемые фанатичными монахами, двинулись к монастырю Пантократора, где принял схиму глава православной партии Геннадий. Схоларий не вышел к народу, но прибил к дверям кельи своего рода манифест наиболее непримиримых ортодоксов, в котором предсказывал скорую гибель Константинополя как наказание за принятие унии с католической церковью. Ответ Геннадия подлил масла в огонь народного возмущения, и толпа с криками: «Не нужно нам ни помощи латинян, ни единения с ними!» — рассыпалась по городу, угрожая расправой униатам и католикам. Хотя народное волнение мало-помалу улеглось, атмосфера недоверия и вражды между ортодоксами и латинофилами еще больше сгустилась в Константинополе накануне осады его турецкими войсками.

Раскол внутри господствующего класса Византии пагубно сказался на судьбах империи. После заключения унии подняли голову туркофилы, стремившиеся использовать религиозные распри среди населения столицы. Главой туркофилов в столице был главнокомандующий византийского флота, мегадука Лука Нотара, который, по словам современников, будучи врагом унии, бросил крылатую фразу: «Лучше увидеть в городе царствующей турецкую чалму, чем латинскую тиару».
И эта фраза мегадуки стала пророческой. Жертва, принесенная византийским правительством, — заключение унии, и на этот раз оказалась напрасной. На Западе не было сил, которые действительно хотели бы и могли оказать Византии необходимую военную помощь. Альфонс V — король Арагона и Неаполя, который был наиболее могущественным государем среди правителей стран Средиземноморья, продолжал политику своих предшественников — норманнов, немцев и французов, владевших Южной Италией и Сицилией. Он стремился к восстановлению Латинской империи в Константинополе и мечтал о короне императора. По существу на Западе строились планы захвата ослабевшей Византии и шел спор о том, кто будет ее наследником.

Жизненно заинтересованы в спасении Византии были лишь итальянские города-республики — Генуя и Венеция, имевшие важные торговые фактории в империи, однако постоянная вражда мешала их согласованным действиям против турок. Большую энергию проявляли генуэзцы, которые пользовались покровительством последних Палеологов. Еще до начала осады Константинополя в столицу Византии, к великой рад ости ее населения, прибыл на двух галерах военный отряд из 700 генуэзцев под командованием храброго кондотьера Джованни Джустиниани, по прозвищу Лонг («Длинный»). Этим на первых порах и исчерпывалась реальная помощь Запада. Венецианская синьория, не желая спасать своего конкурента — генуэзцев, медлила с посылкой войск, и лишь позднее из Венеции прибыли два военных корабля под командованием Моросини.

Между тем братья последнего византийского императора, морейские деспоты Димитрий и Фома, даже перед лицом смертельной опасности не прекратили своих междоусобных распрей и опоздали с посылкой помощи Константину IX. Турки сознательно разжигали вражду деспотов Морей и достигли в этом полного успеха. Таким образом, Константинополь фактически остался один на один с врагом, силы которого во много раз превосходили силы защитников города.

Тучи над столицей империи быстро сгущались. Зима 1452/53 г. прошла в военных приготовлениях с обеих сторон. По рассказам современников, мысль о завоевании Константинополя не давала покоя султану. Даже по ночам он призывал к себе опытных людей, знакомых с расположением укреплений Константинополя, чертил с ними карты города, тщательно обдумывая план будущей осады. Первостепенное значение он придавал созданию мощной артиллерии и собственного турецкого флота. По приказу султана близ Адрианополя была создана огромная мастерская, где срочно отливали пушки. Не жалея средств на подготовку артиллерии, Мехмед II переманил к себе от византийцев талантливого литейного мастера венгра Урбана, недовольного тем, что Константин XI не сумел должным образом оплатить его труд. Урбану удалось отлить для турок пушку невиданных размеров, для перевозки которой к стенам Константинополя потребовалось 60 волов и многочисленная прислуга.

В начале марта 1453 г. Мехмед II разослал приказ по всему своему государству о наборе войск, и к середине месяца под знаменами султана собралась многочисленная армия, насчитывавшая около 150—200 тыс. воинов. Готовясь к нападению на Константинополь, Мехмед II захватил последние города, еще остававшиеся под властью Константина XI,— Месемврию, Анхиал, Визу.

В начале апреля 1453 г. передовые полки султана, опустошив пригороды Константинополя, подошли к стенам древней столицы империи. Вскоре вся армия турок обложила город с суши, а султан распустил свое зеленое знамя у его стен. В Мраморное море вошла турецкая эскадра из 30 военных и 330 грузовых судов, а через две недели прибыли турецкие корабли из Черноморья (56 военных и около 20 вспомогательных судов). Под стенами Константинополя султан устроил смотр своего флота, который в общей сложности насчитывал более четырехсот кораблей. Железное кольцо турецкой осады охватило Константинополь и с суши, и с моря.

Неравенство сил воюющих сторон было разительным. Огромной турецкой армии и внушительному флоту византийское правительство могло противопоставить лишь горстку защитников города да небольшое число латинских наемников. Георгий Сфрандзи, друг и секретарь Константина XI, рассказывает, что по поручению императора он перед началом осады города проверял списки всех жителей Константинополя, способных носить оружие. Результаты переписи были удручающими: всего оказалось 4973 человека, готовых к защите столицы, помимо иностранных наемников, которых насчитывалось около 2 тыс. человек. Чтобы не усиливать панику среди мирного населения огромного города, правительство проводило эту перепись в глубокой тайне.

Кроме того, в распоряжении Константина XI был небольшой флот из гэнуэзских и венецианских кораблей, нескольких судов с острова Крита, торговых кораблей из Испании и Франции и небольшого числа византийских военных трирем. Всего флот защитников Константинополя, запертый в Золотом Роге, насчитывал не более 25 судов. Правда, военные корабли итальянцев и византийцев обладали техническими преимуществами перед турецкими, и прежде всего — знаменитым «греческим огнем», — грозным оружием в морских сражениях. Кроме того, византийские и итальянские моряки были опытнее турецких в искусстве ведения морского боя и сохраняли славу лучших мореходов того времени. Зато турки имели огромное техническое превосходство над византийцами на суше: созданная Мехмедом II артиллерия не имела себе равных в Европе. По словам византийского историка XV в. Критовула, «пушки решили все». Устаревшие небольшие орудия, которыми располагали осажденные, не шли ни в какое сравнение с мощной артиллерией турок. Все надежды византийцы возлагали на укрепления Константинополя, которые не раз спасали их от внешних врагов. Однако и эти укрепления надо было защищать при огромном превосходстве турок в численности войск: по словам Дуки, на одного защитника города приходилось до 20 осаждающих. Поэтому, если для Мехмеда II было затруднительным разместить свою армию на узком пространстве между Мраморным морем и Золотым Рогом, то для осажденных было проблемой, как растянуть горсточку защитников города по всей линии укреплений.

Ставка Мехмеда II и центр турецкого лагеря были расположены против ворот св. Романа Константинополя, здесь же была сконцентрирована значительная часть артиллерии, в том числе пушка Урбана. Другие 14 батарей были расставлены вдоль всей линии сухопутных стен осажденного города. Левое крыло турецкой армии раскинулось от ставки султана до Золотого Рога, правое — простиралось на юг до Мраморного моря. На правом крыле были размещены контингенты турецких войск, состоявшие из восточных племен и прибывшие из азиатских владений турок. На левом крыле стояли войска европейских вассалов султана, согнанные из Сербии, Болгарии и Греции. Ставку Мехмеда II охраняла отборная 15-тысячная гвардия янычар, в тылу же ее расположилась конница, которая должна была прикрыть ставку в случае, если бы с Запада прибыла помощь осажденным. Одна турецкая эскадра бросила якорь против Акрополя, другая блокировала Галату, чтобы обеспечить нейтралитет генуэзцев.

Византийское правительство больше всего рассчитывало на итальянских наемников, поэтому отряд Джустиниани был поставлен в центре обороны, у ворот св. Романа, как раз напротив ставки Мехмеда II. Именно сюда турки направляли основной удар. Константин XI, как оказалось, опрометчиво доверил и общее руководство обороной города тому же Джустиниани. На участке стен между воротами св. Романа и Полиандровыми стойко сражался отряд трех братьев-греков Павла, Антония и Троила, а далее к Золотому Рогу - смешанные отряды византийцев и латинских наемников под командованием Феодора Каристийского, Иоанна Немецкого, Иеронима и Леонарда Генуэзского. На левом крыле стоял отряд Феофила Палеолога и Мануила Генуэзского. Оборона побережья Золотого Рога была поручена, как и командование всем флотом, мегадуке Луке Нотаре, а берег Мраморного моря, откуда не ожидалось нападения турок, из-за нехватки византийских войск был оставлен без защитников. 7 апреля турки открыли огонь по городу. Началась осада, которая длилась около двух месяцев. Сначала турки начали штурмовать стены, охранявшие город с суши, выбирая наиболее слабые места обороны. Однако, несмотря на огромное превосходство, турецкие войска длительное время терпели неудачи. Непрерывный обстрел города, при несовершенстве техники стрельбы и неопытности турецких артиллеристов, первоначально не принес желаемых результатов. Несмотря на частичное разрушение отдельных укреплений, осажденные успешно отбивали атаки турок.

Очевидец событий Георгий Сфрандзи писал: «Было удивительно, что, не имея военного опыта, они (византийцы) одерживали победы, ибо, встречаясь с неприятелем, они мужественно и благородно делали то, что свыше сил человеческих». Турки неоднократно пытались засыпать ров, защищавший сухопутные укрепления города, но осажденные по ночам с поразительной быстротой его очищали. Защитники Константинополя предотвратили замысел турок проникнуть в город через подкоп: они провели встречный подкоп и взорвали позиции турок вместе с турецкими воинами. Оборонявшимся удалось сжечь и огромную осадную машину, которую турки с величайшим трудом и большими потерями придвинули к городским стенам. В первые недели осады защитники Константинополя часто делали вылазки из города и вступали в рукопашные бои с турками.

Особенно огорчали султана его неудачи на море. Все попытки турецких кораблей прорваться в Золотой Рог, вход в который был прегражден тяжелой железной цепью, не имели успеха. 20 апреля произошло первое крупное морское сражение, окончившееся полной победой византийцев и их союзников. В этот день с острова Хиоса прибыли четыре гэнуэзских и один византийский корабль, которые везли войска и продовольствие в осажденный город. Перед входом в Золотой Рог эта маленькая эскадра приняла неравный бой с турецким флотом, насчитывающим около 150 судов. Ни обстрел из орудий, ни тучи турецких стрел, которых было столь много, что «нельзя было погружать весел в воду», не заставили отступить моряков, спешивших на помощь Константинополю. Попытки турецких кораблей взять быстроходные суда противника на абордаж также окончились неудачей.

Благодаря военному опыту и искусству византийских и гэнуэзских моряков, большей маневренности и лучшему вооружению их кораблей и в особенности благодаря «греческому огню», который извергался на суда турок, эскадра императора одержала невиданную победу. Сражение происходило вблизи города, и осажденные со страхом и надеждой следили за его ходом. С не меньшим волнением наблюдал за происходившим сам Мехмед II, который в окружении своих военачальников подъехал к берегу. Разгневанный неудачей своего флота, султан впал в такую ярость, что в самый критический момент сражения пришпорил своего коня, бросился на нем в море и поплыл к кораблям: битва в это время происходила в нескольких десятках метров от берега. Подбадриваемые султаном турецкие моряки снова кинулись в атаку, но вновь были отбиты. Турки несли огромные потери, подожженные «греческим огнем» корабли султана пылали на глазах у ликовавших Константинопольцев. По сведениям, быть может, несколько преувеличенным, турки потеряли в этой морской битве десятки судов и около 12 тыс. моряков. Ночь прекратила сражение, осажденные быстро сняли цепь, закрывавшую вход в Золотой Рог, и маленькая эскадра благополучно вошла в гавань. Гнев султана был столь велик, что он собственноручно избил золотым жезлом начальника турецкого флота, болгарина-ренегата Палда-оглу, отрешил его от должности, а все имущество неудачливого флотоводца отдал янычарам.
Блистательная победа в морском сражении вселила новые надежды в души защитников города, но не изменила хода событий. Потерпев неудачу, Мехмед II решил как можно скорее ввести свои суда в Золотой Рог и подвергнуть город плотной осаде не только с суши, но и с моря. Для осуществления этой трудной задачи было решено перетащить турецкие корабли волоком по суше из Босфора в Золотой Рог. Расстояние, которое предстояло преодолеть, равнялось нескольким километрам. По приказу султана в ночь на 22 апреля турки соорудили деревянный настил от залива св. Устье до берегов Золотого Рога. Настил пролегал непосредственно у северных стен Галаты, но генуэзцы ни в чем не мешали приготовлениям турок. На этот настил, густо смазанный бычьим салом, были постав лены турецкие биремы и триремы с распущенными парусами. Под громкие звуки труб и пение воинственных песен турки за одну ночь перетащили свои корабли по суше в Золотой Рог.

Велики были удивление и ужас жителей Константинополя и его защитников, когда на другой день они увидели в гавани Золотого Рога 80 турецких судов. Турки построили от северного берега в глубь залива плавучий помост, на котором установили артиллерию, и начали обстрел как кораблей греков и итальянцев, находившихся в гавани Золотого Рога, так и северной стены города. Это было тяжелым ударом для осажденных. Пришлось снять часть войск с западной стены и перебросить их на северную. Попытка византийцев сжечь турецкие корабли провалилась из-за предательства генуэзцев Галаты, которые предупредили султана о готовившемся ночном нападении. Смельчаки, тайно подплывшие к турецким кораблям, были схвачены и казнены турками. В ответ на это Константин XI предал смертной казни 260 пленных турецких воинов и приказал выставить головы казненных на стенах города. Борьба с обеих сторон становилась все ожесточеннее.

Вскоре в ходе осады произошел явный перелом в пользу турок. Благодаря советам венгерских послов турки добились большего эффекта от действий своей артиллерии и во многих местах разрушили стены Константинополя. Резко возросли военные трудности обороны, к которым прибавился усиливавшийся недостаток продовольствия в осажденном городе.

Положение в Константинополе быстро ухудшалось не только в связи с успехами турок, но и из-за отсутствия единства в лагере его защитников. Константин XI, хотя и проявлял личное мужество во время осады, все свои надежды на ее благополучный исход возлагал на итальянцев. Политика правительства, ориентировавшегося на иностранцев, вызвала недовольство среди народных масс и волнения в городе. Кроме того, часть представителей высшей византийской аристократии встала на путь измены. О пораженческих настроениях придворной знати неоднократно говорит Нестор Искандер. Он прямо утверждает, что некоторые приближенные Константина XI, а также «патриарх» (видимо, Исидор Русский), вместе с командиром наемного отряда генуэзцев настойчиво советовали императору сдать город. Высшие чиновники государства, Мануил Иагарис и Неофит Родосский, утаили деньги, отпущенные правительством на укрепление стен Константинополя. Мегадука Лука Нотара припрятал во время осады огромные сокровища, которые потом передал султану, желая такой ценой купить жизнь себе и своим родным.

Весьма мало патриотизма проявило и высшее византийское духовенство: оно было крайне раздражено конфискацией церковного имущества на нужды обороны и открыто выражало свое недовольство императору. Некоторые духовные лица не остановились перед тем, чтобы в критический момент общей опасности возбуждать народ против правительства. Смуты и волнения начались и среди итальянцев, находившихся в Константинополе. Исконные соперники — венецианцы и генуэзцы — нередко на улицах и стенах города завязывали вооруженные кровавые стычки. Все это ослабляло лагерь защитников города.

Но особенно большой вред византийцам, нанесло вероломство генуэзцев Галаты. В течение всей осады они одновременно помогали и туркам, и грекам. «Выходя из-за стен Галаты, они безбоязненна отправлялись в лагерь турок и в изобилии снабжали тирана (Мехмеда II) всем необходимым: и маслом для орудий, и всем иным, что требовали турки. Тайно же помогали ромеям». С горечью и иронией пишет о предательстве генуэзцев Галаты историк Сфрандзи: «Завел он (султан) дружбу с жителями Галаты, а те радовались этому — не знают они, несчастные, басни о крестьянском мальчике, который, варя улиток, говорил: "О, глупые твари! Съем вас всех по очереди!"». Генуэзцы притворно выражали дружбу султану, втайне надеясь, что он, как и его предки, не сможет взять столь хорошо укрепленный город, как Константинополь. Султан же, па словам Дуки, в свою очередь думал: «Дозволю я, чтобы змея спала, до тех пор пока поражу дракона, и тогда — один легкий удар по голове, и у нее потемнеет в глазах. Так и случилось».

Раздраженный затяжной осадой, султан в последних числах мая стал готовиться к решительному штурму города. Уже 26 мая, согласно рассказу Нестора Искандера, турки, «прикативше пушкы и пищали, и туры, и десница, и грады древяные, и ины козни стенобитные..., такоже и по морю придвинувше корабли и катаргы многыа, и начаху бити град отвсюду». Но тщетно турки пытались овладеть городом («...нужахутся силою взойти на стену, и не даша им грекы, но сечаахуся с ними крепко»). В эти роковые для Византии дни защитники города и большинство его населения проявили огромное мужество. «Градцкые же люди, — пишет Нестор Искандер,— вшед на стенах от мала и до велика, но и жены мнози и противляхуся им в бьяхуся крепце».

Генеральный штурм города был назначен султаном на 29 мая. Последние два дня перед штурмом обе стороны провели в приготовлениях: одна — к нападению, другая — к последней защите. Мехмед II, чтобы воодушевить своих воинов, обещал им в случае победы отдать на три дня великий город на поток и разграбление. Муллы и дервиши сулили тем, кто падет в бою, все радости мусульманского рая и вечную славу. Они разжигали религиозный фанатизм и призывали к истреблению «неверных».

В ночь накануне штурма бесчисленные огни зажглись в лагере турок и на их кораблях, расположенных на всем протяжении от Галаты до Скутари. Жители Константинополя с удивлением смотрели со стен на это зрелище, полагая сперва, что в стане противника вспыхнул пожар. Но вскоре по воинственным кликам и музыке, несшимся из неприятельского лагеря, они поняли, что турки готовятся к последней атаке. В это время султан объезжал свои войска, обещая победителям двойное жалование до конца жизни и несметную добычу. Воины приветствовали своего владыку восторженными криками.

В то время как турецкий лагерь столь шумно готовился к утреннему сражению, в осажденном городе в последнюю ночь перед приступом царило гробовое молчание. Но город не спал, он тоже готовился к смертельной схватке. Император Константин XI со своими приближенными медленно объезжал укрепления своей обреченной на гибель столицы, проверяя посты и вселяя надежду в души последних защитников Византии. Константинопольцы знали, что многим из них суждено завтра встретить смерть, они прощались друг с другом и со своими близкими.

Ранним утром 29 мая 1453 г., когда начали тускнеть звезды и забрезжил рассвет, лавина турецких войск двинулась на город. Первый натиск турок был отбит, но за отрядами новобранцев, посланных султаном на приступ первыми, под звуки труб и тимпанов двинулась основная армия турок. Два часа продолжалась кровопролитная схватка. Сперва перевес был на стороне осажденных — турецкие триремы с лестницами были отброшены от стен города со стороны моря. «Великое множество агарян, — пишет Сфрандзи, — было перебито из города камнеметными машинами, и на сухопутном участке наши приняли врага также смело. Можно было видеть страшное зрелище — темное облако скрывало солнце и небо. Это наши сжигали неприятелей, бросая на них со стен греческий огонь». Повсюду раздавался непрерывный грохот орудий, крики и стоны умирающих. Турки ожесточенно рвались на стены города. Был момент, когда, казалось, военное счастье склонил ось на сторону византийцев: командиры греческих отрядов Феофил Палеолог и Димитрий Кантакузин не только отбили нападение турок, но совершили удачную вылазку и в одном месте оттеснили турецких воинов от стен Константинополя. Окрыленные этим успехом, осажденные уже мечтали о спасении.

Турецкие войска, действительно, несли огромные потери, и воины были готовы повернуть назад, «но чауши и дворцовые равдухи (полицейские чины в турецкой армии) стали бить их железными палками и плетьями, чтобы те не показывали спины врагу. Кто опишет крики, вопли и горестные стоны избитых!». Дука сообщает, что сам султан, «стоя позади войска с железной палкой, гнал своих воинов к стенам, где льстя милостивными словами, где — угрожая». По словам Халкокондила, в турецком лагере наказанием оробевшему воину была немедленная смерть. Однако силы были слишком неравны, и, в то время как горстка защитников таяла на глазах, к стенам Константинополя, подобно волнам прилива, прибывали все новые и новые отряды турок.

Сведения источников о том, как турки ворвались в Константинополь, противоречивы. Сфрандзи возлагает значительную долю вины на командующего сухопутным участком обороны города генуэзца Джованни Джустиниани. Тот после ранения покинул важнейший пункт защиты столицы близ ворот св. Романа, куда были брошены главные силы турок. Несмотря на просьбы самого императора, Джустиниани ушел с укреплений, сел на корабль и переехал в Галату. Уход военачальника вызвал замешательство, а затем и бегство византийских войск в момент, когда султан бросил в бой свою отборную гвардию янычар. Один из них, по имени Хасан, человек огромного роста и необычайной силы, первым взобрался на стену византийской столицы. За ним последовали его товарищи, им удалось захватить башню и водрузить на ней турецкое знамя.

Несколько иначе описывает эти трагические события латинофильски настроенный историк Дука. Стремясь оправдать Джустиниани Лонга, он доказывает, что атаку турок отбили у ворот св. Романа уже после его ухода. Турки же проникли в город якобы через случайно обнаруженные ими потайные ворота (Керкопорта), захватили на этом участке городские стены и с тыла напали на осажденных.

Так или иначе, турки ворвались в осажденный город. Вид турецкого знамени, развевавшегося на башне ворот св. Романа, вызвал панику среди итальянских наемников. Однако и тогда сопротивление византийцев не прекратилось. Жестокие бои происходи ли в кварталах, прилегавших к гавани. «Народи-ж, — пишет Нестор Искандер, — по улицам и по двором не покоряхуся турком, но бьяхуся с ними..., а инш людш и жены и дети метаху на них сверху полат керамиды (черепицу) и плиты и паки зажигаху кровли палатные дровяные и метаху на них со огни, и пакость им деяху велiю».

Константин XI с кучкой храбрецов бросился в самую гущу сражения и бился с мужеством отчаяния. Император искал смерти в бою, не желая попасть в плен к султану. Он погиб под ударами турецких ятаганов. Мехмед II, желая собственными глазами убедиться в смерти врага, приказал своим солдатам разыскать его труп. Его долго искали среди груды мертвых тел и обнаружили по пурпурным сапожкам с золотыми орлами, которые носили только византийские императоры. Султан повелел отрубить голову Константина XI и выставить ее на высокой колонне в центре завоеванного города. Пленные константинопольцы с ужасом смотрели на это зрелище.
Ворвавшись в город, турки перебили остатки византийских войск, а затем стали истреблять всех, кто встречался на их пути, не щадя ни стариков, ни женщин, ни детей. «В некоторых местах, — пишет Сфрандзи, — вследствие множества трупов совершенно не было видно земли». По городу, продолжает этот очевидец событий, сам захваченный в плен турками, неслись стенания и крики множества убиваемых и обращаемых в рабство людей. «В жилищах плач и сетования, на перекрестках вопли, в храмах слезы, везде стоны мужчин и стенания женщин: турки хватают, тащат, обращают в рабство, разлучают и насильничают».

Трагические сцены разыгрывались и на берегу Золотого Рога. Узнав о взятии города турками, итальянский и греческий флот поднял паруса и готовился к бегству. На набережной собрались огромные толпы народа, которые, толкаясь и давя друг друга, стремились попасть на корабли. Женщины и дети с воплями и слезами умоляли моряков взять их с собой. Но было поздно, моряки лихорадочно спешили покинуть гавань. Три дня и три ночи длился грабеж великого города. Повсюду, на улицах и в домах, царили разбой и насилие. Особенно много жителей Константинополя было захвачено в плен в храме св. Софии, куда они сбежались, надеясь на чудесное спасение в стенах почитаемой святыни. Но чуда не произошло, и турки, перерезав кучку защитников храма, ворвались в св. Софию.

«Кто расскажет о плаче и криках детей, — пишет Дука, — о вопле и слезах матерей, о рыданиях отцов, кто расскажет? Тогда рабыню вязали с госпожой, господина с невольником, архимандрита с привратником, нежных юношей с девами..., а если они силой отталкивали от себя, то их избивали... Если кто оказывал сопротивление, того убивали без пощады; каждый, отведя своего пленника в безопасное место, возвращался за добычей во второй и третий раз». По словам Дуки, турки «стариков, находившихся в доме и не способных выйти из жилища вследствие болезни или старости, безжалостно убивали. Младенцев, недавно рожденных, бросали на улицы». Константинопольские дворцы и храмы были разграблены и частично сожжены, прекрасные памятники искусства уничтожены. Ценнейшие рукописи погибли в пламени или были затоптаны в грязь.

Большинство жителей древнего города было перебито или захвачено в плен. По словам очевидцев, турки гнали из Константинополя десятки тысяч пленников и продавали их на рынках рабов. Только через три дня Мехмед II приказал прекратить грабеж покоренного города и торжественно вступил в Константинополь под восторженные клики своих воинов. По легенде, в знак победы над «неверными» султан въехал на белом коне в храм св. Софии, удивлялся необычайной красоте этого великолепного здания и повелел превратить его в мечеть. Так 29 мая 1453 г. под ударами турецких войск пал некогда знаменитый и богатейший город, центр культуры и искусства — Константинополь, а с его падением фактически прекратила свое существование и Византийская империя.

Поэты разных народов долго оплакивали гибель великого города. Армянский поэт Абраам Анкирский горестно писал о падении Константинополя в таких стихах:

«Турки взяли Византию.

Мы горько оплакиваем,

Со стоном пролпваем слезы

И вздыхаем скорбно,

Жалея город великий.

Братья-единоверцы,

Отцы и возлюбленные мои!

Сочините скорбный плач

О том, что произошло:

Константинополь славный,

Бывший троном для царей,

Как теперь ты мог быть сокрушен

И попран неверными?!»

После разгрома Византии Турция превратилась в одну из могущественных держав средневекового мира, а захваченный Мехмед ом II Константинополь стал столицей Османской империи — Стамбулом.

Для греческого населения турецкое завоевание означало установление нового гнета: греки стали политически бесправными, их религия — гонимой. Произвол завоевателей был чудовищным даже для видавшей виды империи ромеев.

Византийцы были ограблены, их жилища разрушены, мужчины, женщины, дети оказались в плену у османов. В недавно найденном архиве адрианопольского купца Николая Исидора обнаружено несколько относящихся к 1453 г. писем, где говорится о судьбе греков, попавших в турецкий плен. Духовенство Галлиполи просило Николая Исидора выкупить некоего Иоанна Магистра: жестокий мусульманин, которому достался Иоанн, требовал за него две с половиной тысячи аспров (и непременно деньги вперед). Другое письмо написано человеком по имени Димитрий, семья которого попала в руки какого-то евнуха. У Димитрия не было средств, чтобы выкупить своих родственников; он лишь мог посылать подарки евнуху, чтобы как-то умилостивить его и улучшить положение родных.

Даже туркофилы не чувствовали себя уверенными под властью Мехмеда. Их вождь мегадука Лука Нотара был сперва обласкан турецким султаном: победитель посетил дом Нотары, беседовал с больной женой мегадуки, наградил его деньгами и обещал передать ему управление разграбленным и сожженным Стамбулом. Согласие, впрочем, длилось недолго: Мехмед потребовал, чтобы Нотара прислал ему своего младшего сына, — мегадука ответил, что предпочтет погибнуть на плахе, нежели выдать мальчика на поругание. Расправа не замедлила: Нотара был казнен вместе со старшим сыном и зятем, три головы доставлены султану, тела брошены без погребения.

Множество греков эмигрировало — в Дубровник, на Крит, в Италию, Россию. Многие из них сыграли большую культурную роль — они распространяли эллинскую образованность и византийские художественные традиции. Греческих ткачей приглашал для французских мануфактур Людовик XI. Но далеко не всем эмигрантам удавалось устроиться на чужбине: многие нуждались, жили подаянием, зарабатывали на хлеб перепиской греческих книг. Иные возвращались на родину, где жизнь была опаснее, но легче было прокормить семью.

Те же письма из архива Николая Исидора свидетельствуют, что греческое купечество сумело наладить отношения с победителями: строились дома, учреждались торговые компании, шла торговля солью. Николай Исидор велел приказчику привезти ему из-под Месемврии горшок черной икры. Функционировали греческие школы и греческие церкви. Победители позаботились об избрании нового патриарха: им оказался Георгий Схоларий (Геннадий), который бежал из осажденного Константинополя, попал к туркам в плен, был продан на рабском рынке в Адрианополе и, по-видимому, учительствовал в школе, находившейся под покровительством Николая Исидора. Мехмед пригласил его в Стамбул, окружил почестями, и 6 января 1454 г. Геннадий занял патриарший престол. Св. София стала мечетью — Геннадию для службы отвели другую церковь: сперва св. Апостолов, потом — Паммакаристу. Согласие Геннадия стать патриархом означало, что глава восточной церкви признавал новый порядок вещей, православное духовенство избрало путь сотрудничества с завоевателями. Византийская церковь, которая после латинского завоевания 1204 г. была одним из очагов сопротивления, теперь довольно быстро смирилась с мусульманской чалмой на берегах Боспора. Эта позиция греческой церкви, руководимой к тому же одним из наиболее активных антиуниатов, обрекала соглашение с папством на неминуемый крах: Флорентийская уния не соблюдалась, хотя официально греческое духовенство отвергло ее лишь на Константинопольском соборе 1484 г.

После падения Константинополя турецкие войска приступили к завоеванию последних частей Византийской империи. Западные державы по-прежнему не могли сконцентрировать свои усилия против мусульман. Итальянские торговые республики (Генуя, Венеция) предпочитали ценой территориальных потерь удерживать в своих руках монополию на торговлю Леванта. Героическое сопротивление Албании, Сербии и Венгрии, несмотря на ряд успехов, не могло остановить натиск Османской империи. Используя военное превосходство турок, умело играя на противоречиях местной знати, Мехмед постепенно распространял свою власть на прежние владения Византии и латинских государств в бассейне Эгейского моря.

Сразу же после разгрома Константинополя прекратили сопротивление Силимврия и Эпиват — последние византийские крепости во Фракии. В 1455 г., воспользовавшись смертью правителя Лесбоса Дориво I Гаттелузи, Мехмед добился увеличения дави, а 31 октября 1455 г. его войска заняли Новую Фокею, принадлежавшую Гаттелузи: богатые генуэзские купцы, владевшие квасцовыми рудниками, были захвачены в плен и увезены на турецких кораблях, население обложено поголовной податью, а сто красивейших юношей и девушек преподнесены в дар султану.

Затем наступила очередь Эноса — крупного торгового центра близ устья Марицы. Он принадлежал другой ветви рода Гаттелузи. После смерти правителя Эноса Паламеда в 1455 г. в городе разгорелась ожесточенная борьба между двумя группировками знати, одна из которых решила искать справедливости при дворе султана. Одновременно на нового правителя, Дорино II, были поданы жалобы турецких должностных лиц: его обвиняли, в частности, в продаже соли «неверным» к невыгоде для мусульман.

Несмотря на необычные холода, Мехмед немедленно двинул войска и флот к Эносу. Дорино II находился во дворне своего отца на острове Самофракии и даже не пытался вмешаться в ход событий. Жители Эноса сдали город без сопротивления. Турецкий флот занял принадлежавшие Дорино острова — Имврос (где наместником султана стал известный историк Критовул) и Самофракию. Дорино пытался сохранить хотя бы островные владения, он послал к султану красавицу-дочь и богатые дары, — но все напрасно. Острова были присоединены к Османской империи, а сам Дорино выслан в глубь Македонии, в Зихну, откуда ему, впрочем, удалось бежать в Митилену на Лесбосе, не дожидаясь расправы султана.

В истории покорения Эноса отчетливо выразилась трагическая ситуация, сложившаяся в середине XV в. в бассейне Эгейского моря: на одной стороне стоял жестокий и энергичный деспот, располагавший огромными материальными ресурсами и преданным войском, на другой — разрозненные, маленькие (хотя и богатые) государства, ослабленные взаимным соперничеством и внутренней рознью.

Впрочем, на первых порах турецкий флот был слишком слаб, чтобы энергично наступать на островные государства. Мехмед должен был обращаться к дипломатической игре: он, например, признал Гильельмо II, правителя Наксоса, герцогом Архипелага и заключил с ним соглашение, по которому Наксос обязывался уплачивать ежегодную дань. Тем самым одно из наиболее сильных государств Эгейского моря получило гарантии и потому равнодушно взирало на судьбы своих соседей. Но соглашение было лишь отсрочкой, и Наксосу тоже пришлось признать турецкую власть — в 1566 г.

Госпитальеры, владевшие Родосом, вели себя иначе — они отказались платить дань туркам. Османская эскадра, посланная против Родоса в 1455 г., действовала без особого успеха. Позднее, в 1480 г., Мехмед решительнее атаковал владения Ордена: турки высадились на острове, осадили крепость, построили сложные механизмы, обстреливали стены из пушек. 28 июля начался генеральный штурм. 40-тысячное войско, неся с собой мешки для добычи и веревки для пленных, ринулось на крепостные валы, опрокинуло госпитальеров и водрузило турецкое знамя. Но в этот момент османский командующий адмирал Месих-паша приказал объявить, что грабеж воспрещается и что колоссальная казна Ордена должна принадлежать султану. Эффект был неожиданным: натиск турецких войск ослаб, осажденные собрались с силами и отбили приступ. Турки потеряли 9 тысяч убитыми и 14 тысяч ранеными и должны были снять осаду. Только в 1522 г. они овладели Родосом.

Под постоянной угрозой турецкой оккупации жил в эти годы и Хиос, принадлежавший привилегированной генуэзской компании, так называемой Маоне. После падения Каффы, захваченной турками в 1475 г., Хиос оставался последним оплотом генуэзцев на Востоке, и Генуя старалась удержать его. Мехмед так и не решился на прямое нападение, он пытался организовать переворот на острове. Султан требовал уплаты дани и посылки в Галлиполи хиосских мастеров для строительства кораблей. Постоянные военные тревоги, сокращение торговли на Леванте тяжело сказывались на положении Маоны: доходы ее резко сократились, в казне был постоянный дефицит, хиосская монета уже не могла конкурировать с венецианской. В 1566 г. Хиос был занят турками.

Значительно раньше завершились турецкие операции против Лесбоса. Вмешавшись в междоусобицу семьи Гаттелузи, Мехмед в 1462 г. послал эскадру к острову. Турки грабили страну, обращая жителей в рабство. Кто мог бежать, искал спасения за стенами Митилены, но после 27-дневной бомбардировки города правитель Лесбоса Никколо Гаттелузи сдался и, припав к ногам Мехмеда, уверял султана, что всю жизнь был его верным слугой. Однако ни покорность, ни даже принятие ислама не спасли Никколо: он был увезен в Стамбул, а затем брошен в тюрьму и задушен. Лесбос стал турецким, и, придавая победе большое значение, Мехмед торжественно отпраздновал покорение острова.

Через несколько лет, в 1470 г., пала венецианская колония Негропонт. По приказу султана был сооружен понтонный мост, соединивший Эвбею с материком, и по этому мосту турецкие войска переправились на остров. Венецианский флот не решился вмешаться. Только один корабль прорвался в гавань осажденного Негропонта, но это было лишь героическим самоубийством. С помощью предателей, указавших слабые места в обороне крепости, турки сумели вступить в город, который защищали не только воины, но и женщины. Негропонт был разграблен, жители перебиты или обращены в рабство. В 1479 г. Венеция признала потерю Негропонта и ряда других островных владений и крепостей на побережье.

Если овладение островами Эгейского моря затянулось до середины XVI столетия, то последние остатки Византийской империи на материке — Морея и Трапезунд — перешли под власть турок значительно скорее.

Известие о падении Константинополя вызвало в Морее панику, и оба деспота — Фома и Димитрий Палеологи — даже собирались бежать на Запад, но затем отказались от своего плана и остались в Мистре. Впрочем, о независимости от султана уже не приходилось мечтать: политическая ситуация в Морее открывала для Мехмеда постоянные возможности для вмешательства.
Уже в 1453 г. страна была охвачена феодальным мятежом, который возглавил Мануил Кантакузин, один из потомков василевса Иоанна VI Кантакузина. Его поддержали морейская знать и албанцы, жившие на Пелопоннесе и составлявшие наиболее боеспособный элемент греческой армии. Кантакузин вел переговоры с венецианцами и генуэзцами, но те ограничились долгими дебатами в правительстве и щедрыми посулами грекам. Опасаясь султана, обе республики отказались от вмешательства в дела на Пелопоннесе.

Палеологи были бессильны справиться с мятежом и обратились за помощью к туркам. В октябре 1454 г. войска наместника Фессалии Турахан-бега нанесли поражение албанцам и заставили мятежников признать суверенитет деспотов, но и Палеологам пришлось расплачиваться за победу: они должны были вносить султану колоссальную ежегодную подать — 12 тысяч золотых монет.

Эта дорогой ценой купленная победа деспотов оказалась, по существу, иллюзорной: феодальная знать Пелопоннеса обратилась через голову правителей Мистры к Мехмеду, и 26 декабря 1454 г. в Стамбуле был подписан составленный на греческом языке указ султана, который даровал высшей морейской аристократии (перечисленной поименно) различные привилегии, сохранять которые Мехмед клялся и кораном, и своей саблей, — зато феодалы Морей вместо зависимости от деспотов признавали зависимость от Стамбула. Отпадение виднейших феодальных фамилий Пелопоннеса ослабляла и экономическую, и военную мощь Морей. Оно не отдаляло, а скорее приближало завоевание Пелопоннеса турками.

И действительно, уже в конце 1457 г. султан стал готовиться к экспедиции против Морей. Когда он двинулся в путь, ему навстречу поспешили послы Палеологов, везя с собой золото для уплаты дани. Мехмед взял деньги, но не остановил похода: 15 мая 1458 г. турецкие войска вступили на Пелопоннес. Почти нигде они не встретили сопротивления — только защитники Коринфа, руководимые Матфеем Асаном, героически сопротивлялись туркам. Город страдал от нехватки продовольствия, стены крепости непрерывно обстреливала артиллерия (ядрами служил мрамор античных построек), но Асан не сдавался, пока не был вынужден уступить настояниям епископа Коринфа. 6 августа, после нескольких месяцев осады, Мехмеду были: вручены ключи от города.

Сдача Коринфа положила конец сопротивлению. Деспоты приняли требования султана и согласились уступить туркам крупнейшие города Пелопоннеса: Коринф, Патры, Калавриту, Востицу. В их руках оставалась лишь ничтожная часть Морейского государства, за которую они должны были платить ежегодно 3 тысячи золотых монет. К тому же деспот Димитрий обязался отправить в гарем Мехмеда свою дочь Елену, славившуюся красотой.

Мир с турками продержался недолго. На этот раз инициатива разрыва принадлежала греческой стороне. В 1459 г. восстал деспот Фома, поддержанный частью пелопоннесской знати. Напротив, деспот Димитрий твердо придерживался протурецкой ориентации, и антитурецкое восстание перешло в гражданскую войну между греками. Фома занял очищенную турками Калавриту и овладел крепостями, принадлежавшими Димитрию. Даже в то время, когда турецкая армия вторглась на Пелопоннес, братья Палеологи не нашли путей к примирению и продолжали грабить владения друг друга. Папа призывал западноевропейские державы оказать помощь Фоме, но дальше призывов и обещаний дело не продвигалось.

Между тем Мехмед с большим войском снова вступил в пределы Морей. В начале 1460 г. он был уже в Коринфе и потребовал к себе Димитрия. Антитурецкие настроения настолько усилились к этому времени, что даже покорный султану Димитрий не решился появиться в ставке Мехмеда и ограничился посольством и подарками. Тогда Мехмед послал войска к Мистре и без сопротивления занял столицу Морей. Димитрий сдался туркам. После падения Мистры греческие крепости стали сдаваться одна за другой, и в июне 1460 г. отчаявшийся Фома Палеолог покинул Пелопоннес и бежал на Корфу. Торжествуя победу, Мехмед посетил венецианские владения на Пелопоннесе, где его подобострастно встречали подданные Республики св. Марка. Только кое-где еще продолжалось сопротивление, особенно упорное в крепости Сальменик, расположенной недалеко от Патр. Хотя город был взят, комендант крепости Константин Палеолог Граитца держался в акрополе до июля 1461 г., тщетно умоляя итальянских правителей о помощи. Его мужество произвело впечатление на турок: когда Сальменик в конце концов сдался, его защитники (вопреки турецким обычаям) получили свободу. Османский визирь говорил, что Граитца — единственный настоящий мужчина, которого он встретил в Морее.

Морейское государство перестало существовать. Только неприступная крепость Монемвасия не была взята турками. Фома подарил ее римскому папе, который пытался удержать город с помощью каталонских корсаров, но в 1462 г. там утвердились венецианцы.

Одновременно с Мореей в руки турок перешел и Трапезунд. Трапезундская империя еще и в XV в. производила на путешественников впечатление богатой страны. Все проезжавшие через Трапезунд европейцы единодушно восхищались ее виноградниками, покрывавшими холмы, где на каждом дереве вились виноградные лозы. Но источником богатств Трапезунда было не столько виноделие, сколько торговля с Причерноморьем, Кавказом и Месопотамией. Через порты Трапезундской империи уходили корабли в Каффу, а старинные торговые дороги связывали страну с Грузией, Арменией и странами по Евфрату.

Венецианцы и генуэзцы пытались укрепиться в Трапезунде, но, хотя им удалось построить свои замки вблизи столицы, их положение здесь было гораздо менее прочным, нежели в Галате и Пере. Многочисленная армянская колония имела здесь своего — монофиситского — епископа.

Феодальное землевладение в Трапезундской империи продолжало в XIV—XV вв. укрепляться. От императора держали свои лены крупные светские сеньоры. Одни из наиболее влиятельных, Мелиссины. располагали плодородной областью Иней с ее виноградниками и развитым железоделательным производством; рядом с Инеем лежала область Воона, сеньор которой Арсамир мог выставить в начале XV в. 10 тысяч всадников; горные пути в Армению контролировали Каваситы, взимавшие пошлины со всех путников и даже с послов Тимура.

До середины XV в. Трапезунд практически не подвергался турецкой опасности, если не считать неудачного набега 1442 г. Положение изменилось, как только к власти пришел Мехмед. В 1456 г. турецкая армия вторглась в греческие владения, и императору Иоанну IV Комнину удалось удержать трон лишь после того, как он обязался платить туркам дань в 3 тысячи золотых монет. Однако энергичный авантюрист Иоанн IV, который проложил себе путь к престолу убийством собственного отца, не думал складывать оружие. Он пытался создать против Мехмеда коалицию, куда должны были войти и грузинские князья-христиане, и мусульманин Узун Хасан, хан «белобаранной» орды, тюркского племени, занимавшего район Диарбекира в Месопотамии. Чтобы скрепить союз, Иоанн IV выдал за Узун Хасана свою дочь Феодору, слава о красоте которой гремела по всему Востоку. Но в 1458 г. Иоанн IV, вдохновитель коалиции, умер, оставив четырехлетнего наследника Алексея, вместо которого стал править регент Давид, брат Иоанна.

Попытка добиться союза с западными державами не удалась. Именно в это время при папском дворе действовал францисканец Людовико, авантюрист, выдававший себя за путешественника и уверявший, будто государи Эфиопии и Индии только и ждут, чтобы ударить с тыла на гонителя христиан Мехмеда. Предъявленные Людовико письма с восторгом читались в Риме и в Венеции, на францисканца сыпались награды и титулы — пока не выяснилось, что он обманщик. Сам Людовико скрылся, избежав кары, но его авантюра еще более подорвала шансы и без того непопулярной на Западе идеи вмешательства в восточные дела. Как бы то ни было, реальной помощи Трапезунду ни Рим, ни другие государства Европы не оказали.

Тем временем регент Давид, уповая на поддержку Узун Хасана, потребовал от Мехмеда снижения дани. Это было фактическим объявлением войны. Турецкие войска в 1461 г. двинулись к Черному морю. Целей похода никто не знал. По словам Мехмеда, он вырвал бы и бросил в огонь тот волос в собственной бороде, который догадывался о его тайне. Прежде всего турки без боя овладели Синопом, находившимся в союзе с Трапезундом. Затем турецкие войска направились к Эрзеруму, минуя трапезундскую территорию, — по-видимому, Мехмед собирался нанести удар союзнику Комнинов Узун Хасану, Хан «белых баранов» не решился на войну и запросил мира, султан великодушно согласился, предпочитая бить врагов поодиночке. Трапезунд был предоставлен своей судьбе.

После недолгих переговоров турецкого визиря с протовестиарием Георгием Амирутци (впоследствии его обвиняли в предательстве) город был сдан 15 августа 1461 г. Давида Комнина, его родню и высших вельмож отослали на корабле в Стамбул, жителей Трапезунда выселили или отдали в рабство победителям. Через некоторое время турки овладели последним остатком империи — горной областью, принадлежавшей Каваситам. Добровольная капитуляция Давида Комнина не спасла ему жизни: как многие знатные пленники Мехмеда, он был вскоре брошен в темницу и в ноябре 1463 г. казнен.

Разрозненные, оставленные без активной поддержки с Запада, парализованные страхом перед могуществом турецкого султана, последние греческие и латинские государства одно за другим переставали существовать. Лишь несколько островов, когда-то входивших в состав Византийской империи, сумели сохранить жалкую полунезависимость до середины XVI столетия.

Источник: Журнал Московской Патриархии

Христианизация колоссальной Римской империи в IV веке превратила ее во всемирный оплот христианства. Собственно, почти весь христианский мир вмещался в пределы государства, включившего в себя все страны Средиземноморского бассейна и далеко вышедшего за его пределы, владевшего и Черноморьем, и Британией. Будучи фактически столь великой, империя и до и после победы христианства теоретически притязала быть всемирной. Об этой давней доктрине нам напоминает богослужение. Слова Литургии святителя Иоанна Златоустого: еще приносим Ти словесную сию службу о вселенней – имеют в виду предмет молитвы не космический и не географический, а именно политический – “вселенная” было одно из официальных именований империи. Начало христианизации совпало с основанием новой столицы на Босфоре.

Святой равноапостольный Константин Великий на месте древнего города Визaнтия построил Новый, или Второй Рим – Константинополь, который славяне назвали впоследствии Царьградом. В 330 году город был торжественно освящен, и в греческих Минеях есть служба 11 мая – в воспоминание дня рождения, или обновления, Константинограда. Уже после гибели Града Константина в 1453 году на Западе стали называть державу, имевшую этот Град столицей, Византией, по старинному имени Града. Сами “византийцы” себя так никогда не называли: они называли себя римлянами (так до сих пор зовутся кавказские греки) и державу свою – Римской. В посмертном переименовании ее – вдвойне уничижительный смысл. Запад отказывал ей в римском имени и наследии, поскольку хотел узурпировать то и другое в империи Карла Великого, а позднее – в “Священной Римской Империи германской нации”. И в то же время Запад, в истории которого Средние века были темным временем варварства, отказывал и “Византии” в самостоятельном культурном значении: для него она была всего лишь посредницей передачи на Запад античного наследия. На самом же деле “Византия” (Запад только к концу ХIХ века начал это понимать) создала величайшую культуру, которая росла на античной почве (Церковь, в отличие от сект и ересей, никогда не отвергала античность огульно), впитала и некоторые восточные влияния, одухотворилась верой Христовой и принесла дивные плоды духовные – богословие, богослужение, искусство. Богодухновенное созидание христианского государства, христианского общества, христианской культуры шло наперекор стихиям мира сего, всем человеческим немощам и грехам и в суровом противостоянии внешним разрушительным силам.

В V веке переселение народов привело империю к первой катастрофе: германские варвары пленили не только Рим (что многие восприняли как знак конца света), но и всю западную часть империи. Римская держава уцелела благодаря силе восточной ее части.

В VI веке, при святом Юстиниане Великом, империя вернула себе Италию, латинскую Африку, часть Испании. Победа над варварами была победой Православия, поскольку германцы были арианами.

В VII веке империя пережила персидское завоевание Сирии, Палестины и Египта; сама столица была в осаде. Император Ираклий напряжением всех сил сокрушил мощь персов, вернул в Иерусалим плененный ими как трофей Крест Господень, но оказался бессилен перед новым завоевателем – арабами. В короткое время потеряны были земли, только что возвращенные от персов. Легкость завоевания объясняется тем, что монофизиты в Египте и Сирии тяготились властью православной империи. В VII-VIII веках арабы продолжали завоевания, и сама столица неоднократно бывала в осаде.

В VII веке у империи появился еще один противник: славяне перешли Дунай и заняли весь Балканский полуостров. У империи не хватало военной силы для противостояния опасностям, но в ее распоряжении было оружие духовное: те, кто были врагами, пленялись в послушание и обогащались всем духовным достоянием христианства. Вчерашние завоеватели принимали греческий язык – язык Церкви и культуры и становились верноподданными империи. Впрочем, константинопольские миссионеры святые равноапостольные Кирилл и Мефодий положили начало славянской церковной культуре, ставшей точным воспроизведением греческого первообраза. К началу ХI века империя многое вернула себе: ее земли включали Балканы от Дуная и Дравы, Малую Азию, Армению, Сирию, Южную Италию. Но к концу того же века сельджуки захватили все владения ее в Азии.

К тому времени Запад уже разрушил церковное единство с Востоком. Церковный разрыв 1054 года был предварен и предопределен политическим разрывом 800 года, когда папа провозгласил Римским императором Карла Великого. Давление с Запада все возрастало. Для получения помощи в отражении западной опасности цареградское правительство было вынуждено заключить договор с пионером капитализма – Венецианской республикой, по которому Венеция получила на территории империи большие привилегии, к тяжелому и длительному ущербу византийской экономики и торговли.

Потери территорий фактически превращали империю в греческое государство, но идеология римского универсализма оставалась нетронутой. Почти каждый император возобновлял переговоры об унии с Западной Церковью, но, поскольку ни правители, ни духовенство, ни народ не хотели отступаться от Православия, переговоры всегда заходили в тупик.

Новую ситуацию создали Крестовые походы. С одной стороны, они позволили восстановить власть православной державы в западной Малой Азии. С другой стороны, созданные крестоносцами в Сирии и Палестине государства были весьма враждебны к грекам, которых изображали главными виновниками неудач крестоносцев, и агрессивность Запада в отношении греков все росла.

Западу – Венеции и крестоносцам – удалось сокрушить империю в 1204 году. Константинополь был сожжен и захвачен, и территорию империи завоеватели хотели поделить между собой. Годы латинского владычества на Босфоре (1204-1261) – время систематического вывоза из недавней культурной столицы мира всех святынь, богатств и ценностей, которые уцелели в первые дни разграбления. Многое было просто варварски уничтожено. В 1453 году туркам оставалось уже очень мало добычи. 1204 год к вероисповедным причинам разделения прибавил важнейший психологический фактор: Запад показал свое лицо злобного насильника и варвара. Естественно, победители пытались подчинить греческую Церковь папе: в святой Софии воссел латинский патриарх, и на захваченных землях (кое-где, на несколько веков: на Крите, на Кипре) греков вынудили жить в режиме унии. Осколки православной империи сохранялись на периферии, и главным ее центром стала Никея в Малой Азии.

Первый император из династии Палеологов, Михаил VIII, вернул Константинополь. После десятилетий латинского владычества это была тень прежнего города. Дворцы лежали в руинах, церкви потеряли все свое убранство, жалкие жилые кварталы перемежались пустырями, садами и огородами.

Освобождение столицы увеличило агрессивность Запада. Михаил не нашел иного средства предотвратить угрозу завоевания империи католиками, кроме как заключить церковную унию с Римом. В конечном счете, это ему ничего не дало. Западные государства очень ненадолго отказались от агрессивных намерений, но среди подданных Михаила уния вызвала почти всеобщее неприятие, и императору вместе с униатским патриархом Константинопольским Иоанном Векком потребовались широкие репрессии против противников унии. Несмотря на решимость Михаила утверждать унию любыми средствами, папа Мартин IV отлучил его от Церкви за неверность унии! Уния просуществовала восемь лет и умерла вместе с Михаилом (1282).

Обороняясь от Запада, Михаил VIII активно влиял на европейскую политику и имел некоторый военный и дипломатический успех. Но в его деятельности империя исчерпала последние силы. После него начинается угасание православной империи.

Но, удивительным образом, в состоянии все расширяющегося политического, военного, хозяйственного, социального упадка Восточная империя не только не увядала духовно, но, напротив, принесла самые зрелые, прекрасные и совершенные свои плоды. Многие лица, многие творения письменные и художественные останутся для нас неизвестными – память их погибла в огне завоевания. Многое оставалось и остается безвестным просто потому, что после катастрофы некому было оценить то, чем жило это погибшее общество. Только в конце ХIХ века мир оценил внешние формы его мировидения – “византийское искусство”. Только в середине ХХ века православный (и инославный) мир приступил к изучению духовно-мистической и богословской вершины исихазма. Еще не завершено критическое издание главного учителя исихазма – святителя Григория Паламы. Еще остаются вовсе неизданными десятки тысяч рукописных страниц его современников… Чем немощнее становилась Ромейская держава, тем неоспоримее было ее духовное влияние повсюду в православном мире – в России святителя Алексия, в Сербии Стефана Душана, в Болгарии святителя Евфимия…

Веками стояла империя на мировом перекрестке, на пути из Европы в Азию и из Средиземного моря в Черное, питая духовно и православный и даже инославный мир и защищая христианский мир от азиатских завоевателей. Теперь ее служению приходил конец. К 1300 году турки завоевали ее достаточно большие и богатые владения в Малой Азии, кроме немногих городов, которые захватывались на протяжении XIV века. В середине этого века турки шагнули в Европу. К концу его турки уже уничтожили Болгарию, нанесли смертельный удар Сербии на Косовом поле (1389) и захватили большую часть европейских владений империи, в том числе второй город – Фессалоники.

С империей, от которой осталось только столица, далекий Пелопоннес и несколько островов, уже больше не считались. В Москве, которая всегда была лояльна и признавала первенство цареградского царя (за него молились в русских церквах), великий князь Василий Димитриевич распорядился прекратить поминовение императора, заявив: “У нас есть церковь, но нет царя”. В защиту имперской идеологии взял слово Константинопольский патриарх Антоний IV, написавший великому князю: “Скорблю, слыша словеса некие, глаголемые твоим благородием о державнейшем и святом моем самодержце и царе. Ибо говорят, что ты препятствуешь митрополиту поминать божественное имя царя в диптихах, дело совершенно недопустимое… Это нехорошо. Святой царь большое место имеет в Церкви; он не то, что другие князи и местные властители, ибо изначала цари утвердили и определили благочестие по всей вселенной, и вселенские соборы цари собрали, и то, что относится к правым догматам и к христианскому жительству, что говорят божественные и священные каноны, они утвердили и законоположили любить и почитать… почему они имеют великую честь и место в Церкви. И хотя, по попущению Божию, языки окружили область и землю царя, но и доныне такую же хиротонию имеет царь от Церкви и такой же чин и такие же молитвы, и великим помазуется Миром и хиротонисуется царем и самодержцем римлян, то есть всех христиан, и на всяком месте и всеми патриархами и митрополитами и епископами поминается имя царя, где только именуются христиане, чего никак не имеет никто из прочих правителей или местоначальников, и такую имеет в сравнении со всеми власть, что и сами латиняне, не имеющие никакого общения с нашей Церковью, тоже воздают ему такое же повиновение, что и в древние дни, когда они были едины с нами. Много больше христиане православные должны ему этим… Невозможно христианам иметь Церковь, а царя не иметь. Ибо царство и Церковь имеют многое единство и общность, и невозможно их взаиморазделение. Оных только царей отвергают христиане – еретиков… Державнейший же и святой мой самодержец благодатью Божией есть православнейший и благовернейший и заступник Церкви и дефенсор и защитник, и невозможно, чтобы был архиерей, не поминающий его. Услышь и верховного Апостола Петра, говорящего в первом из соборных посланий: Бога бойтеся, царя чтите (1 Пет. 2, 17). Он не сказал: царей, чтобы кто не подумал, что говорится о так называемых царях отдельных народов, но: царя, указывая, что один есть всеобщий (katholikos) царь… Ибо если и иные некие из христиан присвоили себе именование царя, то все таковое… противозаконно… Ибо какие отцы, какие соборы, какие каноны говорят о них? Но о природном царе вопиют горe и долу, коего законоположения и указы и повеления любимы и чтимы по всей вселенной, коего поминают христиане повсюду” 1 .

В то время царствовал Мануил Палеолог (1391-1425), один из благороднейших государей. Будучи по призванию богословом и ученым, он проводил время в унизительных и бесплодных поисках выхода из безвыходного положения империи. В 1390-1391 годах, находясь в качестве заложника в Малой Азии, он имел откровенные беседы о вере с турками (которые относились к нему с глубоким уважением). Из этих дискуссий возникли “26 диалогов с неким персом” (так архаизирующая литературная манера требовала именовать турок), причем только несколько диалогов посвящены полемике с исламом, а бoльшая часть – это положительное изложение христианской веры и нравственности. Сочинение издано лишь в меньшей части.

Мануил находил утешение в писании церковных песнопений, проповедей и богословских трактатов, но не заслонялся этим от страшной реальности. Турки шагнули в Европу далеко на север и на запад от окруженного Константинополя, и впору было Европе проявить разумный эгоизм, защитив Восточную империю. Мануил отправился на Запад, добрался до далекого Лондона, но нигде не получал ничего, кроме искреннего сочувствия и неопределенных обещаний. Когда все возможности были уже исчерпаны, до императора, находившегося в Париже, дошло известие о том, что Промысл Божий нашел неожиданное средство: Тимур нанес туркам сокрушительное поражение (1402). Гибель империи была отсрочена на полвека. Пока турки восстанавливали силы, империи удалось освободиться от дани, которая платилась туркам, и вернуть Солунь.

После смерти Мануила к власти пришло последнее поколение Палеологов. При сыне его, Иоанне VIII, положение становилось все более грозным. В 1430 году вновь пала Солунь – теперь уже на пять без малого веков. Гибельная опасность заставила греков вновь (в который уже раз!) пойти на переговоры об унии с Римом. На этот раз униональная попытка дала наиболее ощутимые результаты. И все же можно утверждать, что и на этот раз уния была заранее обречена на неудачу. Стороны не понимали друг друга, представляя два разных мира – и в богословском, и в церковно-политическом аспектах. Для папы Евгения IV уния была средством восстановить и утвердить пошатнувшуюся папскую власть. Для греков она была трагической попыткой сохранить все, как было раньше, – не только империю, но и Церковь со всем ее достоянием веры и обряда. Кто-то из греков наивно надеялся, что на Флорентийском соборе произойдет “победа” православного Предания над латинскими новшествами. Этого не случилось, да и не могло быть. Но реальный результат не был и простой капитуляцией греков. Главной целью папы было не подчинение греков, но разгром оппозиции западного епископата, который в значительной своей части взбунтовался против папского всевластия и пытался подчинить папу собору. Перед лицом грозного врага на Западе (за мятежными епископами стояли многие государи) можно было пойти на некоторые компромиссы с Востоком. Действительно, подписанная 6 июля 1439 года уния имела компромиссный характер, и вопрос был в том, “чья возьмет” в практическом ее применении. Так, уния оговаривала “сохранение всех прав и привилегий” четырех восточных патриархов, но папа попытался испытать греков “на прочность” и заявил о своей готовности назначить нового патриарха Константинопольского. Император твердо возразил, что не дело папы – совершать такие назначения. Папа хотел, чтобы ему выдали на суд и расправу святителя Марка Эфесского, твердого защитника Православия, не подписавшего унии. Опять последовало твердое заявление, что не дело папы – судить греческих клириков, и святитель Марк вернулся в Константинополь в императорской свите.

Заключение унии в том виде, в каком она была разработана и подписана, оказалось возможным только потому, что греки не имели внутреннего единства. Представительная греческая делегация на соборе – император, патриарх Иосиф II (умерший за два дня до подписания унии и погребенный уже после него, совместно греками и латинянами), сонм иерархов (некоторые из них представляли трех восточных патриархов) – являла пестрый спектр воззрений и настроений. Тут был и непреклонный воин Православия святитель Марк, и иерархи, до времени защищавшие Православие, но впоследствии поколебленные или искусной диалектикой латинян, или грубым и ощутимым давлением чужих или своих, и “гуманисты”, более занятые античной философией, чем христианским богословием, и фанатичные патриоты, готовые на все ради спасения империи от мусульман.

Взгляды и деятельность каждого из тех, кто подписал унию, подлежат особому исследованию. Но обстоятельства таковы, что не позволяют именовать вкупе всех их и последовавших за ними “католиками” или даже “униатами”. Иоанн Евгеник, брат святителя Марка, называет Иоанна VIII “христолюбивым царем” и после подписания им унии. Строго антикатолический автор архимандрит Амвросий (Погодин) говорит не об отпадении от Православия, но об “унижении Православной Церкви” 2 .

Для Православия компромисс невозможен. История говорит, что это не путь преодоления разномыслия, а путь создания новых доктрин и новых разделений. Далекая от того, чтобы реально объединить Восток с Западом, уния внесла разделение и борьбу в Восточную Церковь в критический час ее истории. Народ и духовенство не могли принять унии. Под их влиянием начали отрекаться от своих подписей те, кто их поставил под буллой унии. Из тридцати трех духовных лиц только десять не сняли своей подписи. Один из них – протосингел Григорий Мамми, затем ставший патриархом Константинопольским и в 1451 под давлением антиуниатов вынужденный бежать в Рим. Осаду и падение Константинополь встретил без патриарха.

Поначалу можно было думать, что политические расчеты сторонников унии правильны – Запад подвигся на крестовый поход против турок. Однако еще далеко было до времени, когда турки будут осаждать Вену, и Запад в целом был по-прежнему равнодушен к Византии. В походе приняли участие те, кому турки грозили непосредственно: венгры, а также поляки и сербы. Крестоносцы вошли в полвека уже принадлежавшую туркам Болгарию и были наголову разбиты 10 ноября 1444 года под Варной.

31 октября 1448 года скончался Иоанн VIII Палеолог, так и не решившийся официально объявить унию. Престол занял его брат, Константин XI Палеолог Драгас, подписывавшийся двумя фамильными именами – отеческим и материнским. Мать его, Елена Драгаш, была сербкой, единственной славянкой, ставшей константинопольской императрицей. После смерти супруга она приняла монашество с именем Ипомони и прославлена как святая (память 29 мая, в день падения Константинополя). Она была последней императрицей, поскольку пережила своих невесток-императриц.

Константин XI, родившийся 8 февраля 1405 года, был старшим из остававшихся в живых сыновей Мануила II. Но его права на престол не были неоспоримы. В Восточной империи не существовало закона о престолонаследии, и определить наследника должен был правящий император. Если он не успевал этого сделать, по существовавшему в то время обычаю вопрос решала императрица-мать. Елена-Ипомони благословила своего четвертого (всего их было шесть) сына взойти на престол. Константин был человеком благородной души, суровым и мужественным воином, хорошим военачальником. О его интересах к науке, литературе и искусству мы знаем мало, хотя двор в Мистре на Пелопоннесе, где он пребывал до того, как принял царский венец, был средоточием самой тонкой культуры. Главнейшей проблемой оставалась уния. Церковные споры в Константинополе достигли такого накала, что Константин не пожелал, чтобы его венчал на царство не признаваемый антиуниатами патриарх Григорий III. Венец был доставлен в Мистру, и коронацию совершил 6 января 1449 года местный митрополит. Летом 1451 года в Рим был отправлен императорский посол, который, в частности, доставил папе послание от “собрания” (synaxis) епископов и других противников унии, которые предлагали папе отменить постановления Флорентийского собора и принять участие в новом Вселенском Соборе, на этот раз в Константинополе. Это весьма показательно. Император, официально придерживающийся унии, сотрудничает с ее противниками, которые, входя в его положение, не объявляют своего “собрания” собором (синодом).

В то же время православные, отвергая заключенную унию, занимают конструктивную позицию и готовы к новым переговорам и дискуссиям. Впрочем, не все православные были столь оптимистичны. Папа не захотел слышать о пересмотре унии. В Константинополь прибыл его посол, кардинал Исидор (бывший митрополит Русской Церкви, низложенный великим князем Василием Васильевичем за провозглашение унии и бежавший из московской тюрьмы). Митрополит-кардинал добился того, что ему разрешили на торжественном богослужении в Святой Софии помянуть папу и провозгласить униональную буллу. Это, конечно, ожесточило противостояние противников и сторонников унии. Но и среди последних не было единства: многие надеялись, что если Город выживет, то все можно будет пересмотреть.

В 1451 году султанский престол занял Мехмед II Завоеватель – правитель способный, прекрасный военачальник, хитрый политик, монарх, любящий науки и искусство, но крайне жестокий и совершенно аморальный. Он сразу же начал готовиться к взятию Града святого Константина. Высадившись на европейском берегу Босфора, который еще принадлежал империи, он начал уничтожать греческие деревни, захватывать немногие остававшиеся у греков города и возводить у устья Босфора крепость, оснащенную мощными пушками. Выход в Черное море был заперт. Подвоз хлеба в Константинополь можно было остановить в любой момент. Особое значение завоеватель придавал флоту. Для осады Города было приготовлено более ста боевых кораблей. Сухопутная армия султана составляла не менее 100 тысяч. Греки утверждали даже, что там было до 400 тысяч воинов. Ударной силой турецкой армии были янычарские полки. (Янычары – сыновья христианских родителей, которых в младенчестве забирали из семей и воспитывали в духе исламского фанатизма).

Турецкая армия была прекрасно вооружена и имела важное преимущество в технике. Венгерский пушечный мастер Урбан предложил свои услуги императору, но, не договорившись о жалованье, перебежал к султану и отлил для него пушку невиданного еще калибра. Во время осады она взорвалась, но была немедленно заменена новой. Даже в течение недолгих недель осады оружейники по требованию султана вносили технические улучшения и отлили множество пушек усовершенствованного образца. А оборонявшие Город имели только слабые, малокалиберные пушки.

Когда султан прибыл 5 апреля 1453 года под стены Константинополя, Город был уже осажден и с моря, и с суши. Жители Города уже давно готовились к осаде. Чинились стены, вычищались крепостные рвы. На нужды обороны поступали пожертвования монастырей, церквей и частных лиц. Гарнизон был ничтожно мал: менее 5 тысяч подданных империи и менее 2 тысяч западных воинов, прежде всего итальянцев. У осажденных было около 25 кораблей. Несмотря на численное преобладание турецкого флота, осажденные имели на море некоторые преимущества: греческие и итальянские моряки были гораздо более опытными и смелыми, и кроме того, их корабли были вооружены “греческим огнем”, горючим веществом, которое могло гореть даже в воде и вызывало большие пожары.

По мусульманским законам, если город сдавался, его жителям гарантировали сохранение жизни, свободы и имущества. Если город брали штурмом, жителей истребляли или порабощали. Мехмед прислал парламентеров с предложением сдачи. Император, которому приближенные неоднократно предлагали покинуть обреченный город, был готов оставаться до конца во главе своего малого воинства. И хотя жители и защитники по-разному относились к перспективам Города и некоторые предпочитали власть турок тесному союзу с Западом, оборонять Город готовы были почти все. Даже для монахов нашлись боевые посты. 6 апреля начались боевые действия.

Константинополь имел, грубо говоря, треугольное очертание. Со всех сторон окруженный стенами, он с севера омывается заливом Золотой Рог, с востока и юга – Мраморным морем, а западные укрепления проходили по суше. С этой стороны они были особенно мощными: заполнявшийся водой ров имел 20 метров ширины и 7 метров глубины, над ним – пятиметровые стены, затем второй ряд стен высотой 10 метров с 13-метровыми башнями, и за ними еще стены высотой 12 метров с 23-метровыми башнями. Султан всячески стремился достичь решающего преобладания на море, но главной целью полагал штурм сухопутных укреплений. Неделю длилась мощная артиллерийская подготовка. Большая пушка Урбана стреляла семь раз в день, в целом пушки разного калибра выпускали по городу до ста ядер в день.

По ночам жители, мужчины и женщины, вычищали засыпанные рвы и наспех латали бреши досками и бочками с землей. 18 апреля турки двинулись на штурм укреплений и были отбиты, потеряв много людей. 20 апреля турки понесли поражение и на море. К Городу приближались четыре корабля с оружием и продовольствием, которого в Городе весьма не хватало. Они были встречены множеством турецких кораблей. Десятки турецких кораблей окружили три генуэзских и один императорский корабль, пытаясь их поджечь и взять на абордаж. Великолепная выучка и дисциплина христианских моряков взяли верх над противником, имевшим огромное численное преобладание. После многочасовой битвы четыре победоносных корабля вырвались из окружения и вошли в залив Золотой Рог, запертый железной цепью, которая держалась на деревянных плотах и одним концом была прикреплена к стене Константинополя, а другим – к стене генуэзской крепости Галаты на противоположном берегу залива.

Султан был взбешен, но тут же изобрел новый ход, значительно осложнивший положение осажденных. На неровной, возвышенной местности была построена дорога, по которой по деревянным полозьям на особых, тут же построенных деревянных повозках турки переволокли множество кораблей в Золотой Рог. Это произошло уже 22 апреля. Втайне была подготовлена ночная атака на турецкие корабли в Роге, но турки заранее узнали об этом и первыми начали пушечную стрельбу. Завязавшийся морской бой вновь показал превосходство христиан, но турецкие корабли оставались в заливе и угрожали Городу с этой стороны. На плотах установили пушки, которые стреляли по Городу со стороны Рога.

В начале мая нехватка продовольствия стала такой ощутимой, что император вновь собрал средства с церквей и от частных лиц, скупил все наличное продовольствие и устроил раздачу: каждая семья получала скромный, но достаточный паек.

Вновь вельможи предложили Константину оставить Город и вдали от опасности сплачивать антитурецкую коалицию, в надежде спасти и Город, и другие христианские страны. Он отвечал им: “Колико цесарей прежде мене бывшеи, велицы и славны, тако пострадаша и за свое отечество помроша; аз ли пакы последней сего не сътворю? Ни, господа мои, ни, но да умру зде с вами” 3 . 7 и 12 мая турки вновь штурмовали городские стены, которые все больше разрушались непрерывной канонадой. Турки начали с помощью опытных рудокопов делать подкопы. До самого конца осажденные успешно рыли контрподкопы, сжигая деревянные подпорки, взрывая турецкие ходы и выкуривая турок дымом.

23 мая на горизонте появилась бригантина, преследуемая турецкими кораблями. У жителей Города появилась надежда, что наконец-то пришла эскадра, давно ожидавшаяся с Запада. Но когда судно благополучно миновало опасность, выяснилось, что это та самая бригантина, которая двадцать дней назад ушла на поиски союзных кораблей; теперь она вернулась, так никого и не найдя. Союзники вели двойную игру, не желая объявлять войну султану и рассчитывая в то же время на прочность городских стен, сильно недооценивая непреклонную волю 22-летнего султана и военные преимущества его армии. Император, поблагодарив венецианских моряков, не побоявшихся прорваться в Город, чтобы сообщить ему эту грустную и важную весть, заплакал и сказал, что отныне не остается уже никаких земных надежд.

Появились и неблагоприятные небесные знамения. 24 мая Город был деморализован полным лунным затмением. Наутро начался крестный ход по Городу с образом Одигитрии, Небесной Покровительницы Града святого Константина. Вдруг святая икона упала с носилок. Лишь только возобновился ход – началась гроза, град и такой ливень, что детей уносило потоком; ход пришлось прекратить. На следующий день весь Город был окутан густым туманом. А ночью и осажденные, и турки увидели какой-то таинственный свет вокруг купола Святой Софии.

Вновь приближенные явились к императору и потребовали, чтобы он оставил Город. Он был в таком состоянии, что упал в обморок. Придя в себя, он твердо сказал, что умрет вместе со всеми.

Султан последний раз предложил мирное решение. Или император обязуется платить ежегодно 100 тысяч золотых (сумму для него совершенно нереальную), или все жители удаляются из Города, забрав с собой движимое имущество. Получив отказ и услышав заверения военачальников и воинов в готовности начать штурм, Мехмед велел готовить последний приступ. Воинам напомнили, что по обычаям ислама Город будет отдан на три дня на разграбление воинам Аллаха. Султан торжественно поклялся, что добыча будет разделена между ними по справедливости.

В понедельник, 28 мая, вдоль стен Города шел большой крестный ход, в котором несли многие святыни Града; ход объединил православных и католиков. Император присоединился к ходу, а по его окончании пригласил к себе военачальников и вельмож. “Вы хорошо знаете, братия, – сказал он, – что мы все обязаны предпочесть жизни ради чего-то одного из четырех: во-первых, за веру нашу и благочестие, во-вторых, за родину, в-третьих за царя как помазанника Господня и, в-четвертых, за родных и друзей… насколько больше – ради всех этих четырех”. В одушевленной речи царь убеждал бороться за святое и правое дело не щадя жизни и с надеждой на победу: “Ваше поминовение и память и слава и свобода вечно да пребудут”.

После речи, обращенной к грекам, он обратился к венецианцам, “имевшим Город второй родиной”, и к генуэзцам, которым Город принадлежал “как и мне”, с призывами к мужественному противостоянию врагу. Затем, обращаясь ко всем вместе, он сказал: “Надеюсь на Бога, что избавимся мы от надлежащего праведного Его прещения. Во-вторых же, и на Небесах уготован вам адамантовый венец, и в мире будет память вечная и достойная”. Со слезами и стенаниями Константин воздал благодарение Богу. “Все словно едиными устами” отвечали ему, рыдая: “Умрем за веру Христову и за отечество наше!” 4 . Царь направился в Святую Софию, молился, рыдая, и причастился Святых Таин. Его примеру последовали многие другие. Вернувшись во дворец, он у всех просил прощения, и чертог огласился стенаниями. Затем он отправился на стены Города проверять боевые посты.

Множество народа собралось на молитву в Святую Софию. В одном храме молилось духовенство, до последнего момента разделенное вероисповедной борьбой. С. Рансимен, автор замечательной книги об этих днях, с пафосом восклицает: “Это был момент, когда в Константинополе произошло действительно объединение восточной и западной христианских Церквей” 5 . Впрочем, непримиримые противники латинства и унии могли молиться отдельно, во множестве церквей, находившихся в их распоряжении.

В ночь на вторник 29 мая (это был второй день Петрова поста), во втором часу, по всему периметру стен начался штурм. Первыми на приступ пошли башибузуки – нерегулярные части. Мехмед не надеялся на их победу, но хотел с их помощью измотать осажденных. Для предотвращения паники за башибузуками стояли “заградотряды” военной полиции, а за ними – янычары. Через два часа напряженных боев башибузукам было позволено отойти. Тут же началась вторая волна атаки. Особенно опасное положение создалось в самом уязвимом месте сухопутной стены, у ворот святого Романа. Заработала артиллерия. Турки встречали жестокий отпор. Когда они уже готовы были сникнуть, ядро, выпущенное из пушки Урбана, разбило заграждение, воздвигнутое в бреши стены. В пролом бросилось несколько сот турок с победными криками. Но отряды под командованием императора окружили их и большую часть их перебили; остальные были оттеснены в ров. На других участках успехи турок были еще меньше. Нападавшие вновь отошли. И теперь, когда защитники были уже утомлены четырехчасовым боем, в атаку пошли отборные полки янычар, любимцев завоевателя. Целый час янычары бились безрезультатно.

На северо-западе Константинополя был дворцовый район Влахерны. Его укрепления составляли часть городских стен. В этих укреплениях была хорошо замаскированная потайная дверца, называвшаяся Керкопорта. Она успешно использовалась для вылазок. Турки нашли ее и обнаружили, что она не заперта. Полсотни турок ворвалось через нее. Когда их обнаружили, прорвавшихся турок пытались окружить. Но тут неподалеку произошло еще одно судьбоносное событие. На рассвете был смертельно ранен один из главных предводителей обороны, генуэзец Джустиниани. Несмотря на просьбу Константина оставаться на посту, Джустиниани приказал, чтобы его унесли. Сражение шло за внешнюю стену. Когда генуэзцы увидели, что их командира уносят в ворота внутренней стены, они в панике ринулись за ним. Греки остались одни, отбили несколько атак янычар, но в конце концов были сброшены с внешних укреплений и перебиты. Не встречая сопротивления, турки взобрались на внутреннюю стену и увидели турецкий флаг на башне над Керкопортой. Император, оставив Джустиниани, бросился к Керкопорте, но там уже ничего нельзя было сделать. Тогда Константин вернулся к тем воротам, через которые унесли Джустиниани, и пытался собрать вокруг себя греков. С ним был его двоюродный брат Феофил, верный соратник Иоанн и испанский рыцарь Франциск. Вчетвером они защитили ворота и вместе пали на поле чести. Голова императора была принесена Мехмеду; он велел выставить ее на форуме, затем ее набальзамировали и возили по дворам мусульманских владык. Тело Константина, опознанное по обуви с двуглавыми орлами, было погребено, и века спустя показывали безымянную его могилу. Затем она пришла в забвение.

Город пал. Ворвавшиеся турки прежде всего устремлялись к воротам, чтобы со всех сторон в город вливались турецкие части. Во многих местах осажденные оказались в окружении на стенах, которые они обороняли. Некоторые пытались прорваться к кораблям и бежать. Некоторые стойко сопротивлялись и были перебиты. До полудня держались в башнях критские моряки. Из уважения к их мужеству турки позволили им сесть на корабли и уплыть. Командовавший одним из латинских отрядов митрополит Исидор, узнав, что Город пал, поменял одежду и пытался скрыться. Турки убили того, кому он отдал одежду, а сам он попал в плен, но остался неузнанным и очень скоро был выкуплен. Римский папа провозгласил его патриархом Константинопольским in partibus infidelium. Исидор пытался организовать крестовый поход против “предтечи антихриста и сына сатаны”, но все было уже кончено. На Запад ушла целая эскадра судов, переполненных беженцами. Первые часы турецкий флот бездействовал: моряки, бросив суда, устремились грабить Город. Но потом турецкие корабли все-таки преградили выход из Золотого Рога остававшимся там императорским и итальянским кораблям.

Судьба жителей была страшной. Никому не нужных детей, стариков и калек убивали на месте. Все прочие обращались в рабство. Огромное множество молилось, запершись в Святой Софии. Когда были взломаны массивные металлические двери и турки ворвались в храм Божественной Премудрости, они долго выводили связанных вереницами пленных. Когда уже вечером Мехмед вошел в собор, он милостиво отпустил на свободу еще не выведенных из него христиан, а также вышедших к нему из потайных дверей священников.

Плачевна была судьба христиан, печальна была участь святынь христианских. Уничтожались иконы и мощи, книги выдирались из драгоценных окладов и сжигались. Непонятным образом уцелело несколько из великого множества церквей. То ли они считались сдавшимися на милость победителя, то ли их взяли под покровительство участвовавшие в осаде христианские вассалы Мехмеда, то ли он сам распорядился сохранить их, так как предполагал, очистив Город от населения, заново заселить его и дать в нем место также и православным.

Уже очень скоро завоеватель озаботился восстановлением Константинопольской патриархии. Он наметил кандидатом на патриарший престол монаха Геннадия Схолария, возглавлявшего после смерти святителя Марка Эфесского православную оппозицию унии. Начали искать Схолария; оказалось, что он захвачен в Константинополе и продан в рабство в тогдашнюю столицу султана Адрианополь. В новой государственной системе, созданной Мехмедом, столичный патриарх – а поверженный Град вскоре стал новой столицей – получал положение “милет-баши”, “этнарха”, возглавлявшего православный “народ”, то есть всех православных Османской империи, не только в духовном, но и в светском отношении. Но это уже совсем другая история.

Немного лет спустя перестали существовать последние осколки Восточной империи. В 1460 году турки взяли Пелопоннес, который тогда называли славянским именем Морея. В 1461 году его участь разделило Трапезундское царство.

Погибла великая культура. Турки разрешали богослужение, но запретили христианские школы. Не в лучшем положении была культурная традиция Православия на Крите, Кипре и других греческих островах, принадлежавших католикам. Многочисленным носителям греческой культуры, бежавшим на Запад, оставалось в удел окатоличивание и слияние с религиозно сомнительной средой “Возрождения”.

Но Церковь не погибла, а новым всемирным оплотом Православия стала все более крепнувшая Русь.

В сознании греков Константин Палеолог был и остается олицетворением доблести, веры и верности 6 . В изданных “старокалендарниками”, то есть, по определению, самыми крайними антикатоликами, Житиях святых есть изображение Константина, правда, без нимба. В руке он держит свиток: Течение скончах, веру соблюдох. А Спаситель опускает на него венец и свиток со словами: Прочее убо соблюдается тебе венец правды. 7 А в 1992 году Священный Синод Элладской Церкви благословил службу святой Ипомони “как ни в чем не отступающую от догматов и преданий нашей Святейшей Церкви”. В состав службы включены тропарь и другие песнопения Константину Палеологу, славному царю-мученику.

Тропарь 8, глас 5

Подвига почесть от Создателя приял еси, мучениче доблественне, Палеологов светоче,Константине, Византия царю крайний, темже, Господу ныне спребывая, моли Его, мир даровати всем и враги покорити под нозе людей православных 8 .

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Miklosich Fr., M ь ller Ios. Acta et diplomata graeca medii aevi sacra et profana. Vindobonae, 1862. V. II. P. 190-192.

2 Архимандрит Амвросий. Св. Марк Ефесский и Флорентийская уния. Jordanville, 1963. С. 310, 320.

3 Повесть о взятии Царьграда турками // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина ХV века. М., 1982. С. 244.

29 мая 1453 года столица Византийской империи пала под ударами турков. Вторник 29 мая является одной из важнейших дат мировой истории. В этот день прекратила своё существование Византийская империя, созданная ещё в 395 году вследствие окончательного раздела Римской империи после смерти императора Феодосия I на западную и восточную части. С её гибелью завершился огромный период человеческой истории. В жизни многих народов Европы, Азии и Северной Африки наступил коренной перелом, обусловленный установлением турецкого владычества и созданием Османской империи.

Понятно, что падение Константинополя не является чёткой гранью между двумя эпохами. Турки ещё за столетие до падения великой столицы утвердились в Европе. Да и Византийская империя к моменту падения уже была обломком былого величия – власть императора распространялась только на Константинополь с предместьями и часть территории Греции с островами. Византию 13-15 веков назвать империей можно лишь условно. В то же время Константинополь был символом древней империи, считался «Вторым Римом».

Предыстория падения

В XIII веке одно из тюркских племён - кайы - во главе с Эртогрул-беем, выдавленное с кочевий в туркменских степях, откочевало в западном направлении и остановилось в Малой Азии. Племя оказало содействие султану крупнейшего из турецких государств (было основано турками-сельджуками) - Румского (Конийского) султаната - Алаэддину Кей-Кубаду в его борьбе с Византийской империей. За это султан отдал Эртогрулу в ленное владение земли в области Вифиния. Сын вождя Эртогрула - Осман I (1281-1326) несмотря постоянно на растущее могущество, признавал свою зависимость от Коньи. Только в 1299 году он принял титул султан и вскоре подчинил себе всю западную часть Малой Азии, одержав ряд побед над византийцами. По имени султана Османа его подданные стали называться османскими турками, или османами (оттоманами). Кроме войн с византийцами, османы вели борьбу за подчинение других мусульманских владений - к 1487 году турки-османы утвердили свою власть над всеми мусульманскими владениями Малоазиатского полуострова.

Большую роль в укреплении власти Османа и его преемников сыграло мусульманское духовенство, в том числе местными орденами дервишей. Духовные лица не только сыграли значительную роль в создании новой великой державы, но обосновывали политику экспансии, как «борьбу за веру». В 1326 году турками-османами был захвачен крупнейший торговый город Бурсу, важнейший пункт транзитной караванной торговли между Западом и Востоком. Затем пали Никея и Никомидия. Захваченные у византийцев земли султаны раздавали знати и отличившимся воинам в качестве тимаров – условных владений, получаемых за несение службы (поместий). Постепенно система тимаров стала основой социально-экономического и военно-административного устройства державы османов. При султане Орхане I (правил с 1326 по 1359 годы) и его сыне Мураде I (правил с 1359 по 1389 годы) были проведены важные военные реформы: иррегулярная конница была реорганизована - созданы созываемое из турков-земледельцев конное и пехотное войска. Воины конного и пехотного войск в мирное время были земледельцами, получая льготы, во время войны были обязаны прийти в армию. Кроме того, армию дополнили ополчением из крестьян христианской веры и корпусом янычар. В янычары первоначально брали пленных юношей-христиан, которых принуждали принять ислам, а с первой половины 15 столетия – из сыновей христианских подданных османского султана (в виде специального налога). Сипахи (своего рода дворяне османской державы, получавшие доход от тимаров) и янычары стали ядром армии османских султанов. Кроме того, в армии были созданы подразделения пушкарей, оружейников и др. частей. В результате на границах Византии возникла мощная держава, которая претендовала на господство в регионе.

Надо сказать, что Византийская империя и балканские государства сами ускорили своё падение. В этот период между Византией, Генуей, Венецией и балканскими государствами шла острая борьба. Часто борющиеся стороны стремились заручиться военной поддержкой османов. Естественно это резко облегчило экспансию османской державы. Османы получали информацию о путях, возможных переправах, укреплениях, сильных и слабых сторонах войск врага, внутренней ситуации и т. д. Христиане сами помогли переправиться через проливы в Европу.

Больших успехов турки-османы достигли при султане Мураде II (правил в 1421-1444 и 1446-1451 годах). При нём турки оправились после тяжёлого поражения, нанесённого Тамерланом в Ангорской битве 1402 года. Во многом именно это поражение и отсрочило гибель Константинополя на полстолетия. Султан подавил все восстания мусульманских владык. В июне 1422 года Мурад осадил Константинополь, но взять не смог. Сказалось отсутствие флота и мощной артиллерии. В 1430 году был захвачен крупный город Фессалоники в северной Греции, он принадлежал венецианцам. Мурад II одержал ряд важных побед на Балканском полуострове, заметно расширив владения своей державы. Так в октябре 1448 года состоялась сражение на Косовом поле. В этой битве османское войско противостояло объединёнными силами Венгрии и Валахии под командованием венгерского генерала Яноша Хуньяди. Ожесточённая трёхдневная битва завершилась полной победой османов, и решило судьбу балканских народов - на несколько веков они оказались под владычеством турок. После этого сражения крестоносцы потерпели окончательное поражение и больше не предпринимали серьёзных попыток отбить Балканский полуостров у Османской империи. Судьба Константинополя была решена, турки получили возможность решить задачу захвата древнего города. Сама Византия уже не представляла большой угрозы для турков, но коалиция христианских стран, опираясь на Константинополь, могла принести значительный вред. Город находился практически в середине османских владений, между Европой и Азией. Задачу по захвату Константинополя решил султан Мехмед II.

Византия. Византийская держава к 15 столетию утратила большую часть своих владений. Весь XIV век был периодом политических неудач. Несколько десятилетий казалось, что Сербия сможет захватить Константинополь. Различные внутренние раздоры были постоянным источником гражданских войн. Так византийский император Иоанн V Палеолог (правивший с 1341 - 1391 годы) свергался с престола трижды: своим свекром, сыном и затем внуком. В 1347 году прокатилась эпидемия «чёрной смерти», которая унесла жизни не менее трети населения Византии. Турки переправились в Европу, и пользуясь неурядицами Византии и балканских стран, к концу столетия вышли к Дунаю. В результате Константинополь оказался окружён почти со всех сторон. В 1357 году турки овладевают Галлиполи, в 1361 году - Адрианополем, который стал центром турецких владений на Балканском полуострове. В 1368 году султану Мураду I подчинилась Нисса (загородное местопребывание византийских императоров), и османы оказались уже под стенами Константинополя.

Кроме того, существовала проблема борьбы сторонников и противников унии с католической церковью. Для многих византийских политиков было очевидно, что без помощи Запада, империи не выжить. Ещё в 1274 году на Лионском соборе византийский император Михаил VIII пообещал папе добиваться примирения церквей из политико-экономических соображений. Правда, его сын император Андроник II созвал собор восточной церкви, который отверг решения Лионского собора. Затем Иоанн Палеолог поехал в Рим, где торжественно принял веру по латинскому обряду, но помощи от Запада не получил. Сторонниками унии с Римом были в основном политики, либо принадлежали интеллектуальной элите. Открытыми врагами унии было низшее духовенство. Иоанн VIII Палеолог (византийский император в 1425-1448 годах) считал, что Константинополь можно спасти только с помощью Запада, поэтому постарался как можно быстрее заключить унию с римской церковью. В 1437 году вместе с патриархом и делегацией православных архиереев византийский император отправляется в Италию и провел там более двух лет безвыездно, сначала в Ферраре, а затем на Вселенском соборе во Флоренции. На этих заседаниях часто обе стороны заходили в тупик и готовы были остановить переговоры. Но, Иоанн запретил своим епископам покидать собор до принятия компромиссного решения. В конце концов, православная делегация была вынуждена уступить католикам почти по всем основным вопросам. 6 июля 1439 года была принята Флорентийская уния, и восточные церкви воссоединились с Латинской. Правда, уния оказалась непрочной, уже через несколько лет многие присутствовавшие на Соборе православные иерархи стали открыто отрицать своё согласие с унией или говорить о том, что решения Собора были вызваны подкупом и угрозами со стороны католиков. В результате, уния была отвергнута большинством восточных церквей. Большинство духовенства и народа не приняло эту унию. В 1444 году римский папа смог организовать крестовый поход против турок (основной силой были венгры), но под Варной крестоносцы потерпели сокрушительное поражение.

Споры об унии происходили на фоне экономического упадка страны. Константинополь конца 14 столетия был печальным городом, городом упадка и разрушения. Потеря Анатолии лишила столицу империи почти всех сельскохозяйственных земель. Население Константинополя, которое в XII веке насчитывало до 1 млн. человек (вместе с предместьями), упало до 100 тыс. и продолжало сокращаться - к моменту падения в городе было примерно 50 тыс. человек. Предместье на азиатском берегу Босфора было захвачено турками. Предместье Пера (Галата) на другом берегу Золотого рога, была колонией Генуи. Сам город окружённый стеной в 14 миль, потерял ряд кварталов. Фактически город превратился в несколько отдельных поселений, разделённых огородами, садами, брошенными парками, руинами зданий. Многие имели свои стены, заборы. Наиболее многолюдные селения располагались по берегам Золотого Рога. Наиболее богатый квартал, примыкавший к заливу, принадлежал венецианцам. Рядом располагались улицы, где жили выходцы с Запада – флорентийцы, анконцы, рагузяне, каталонцы и евреи. Но, причалы и базары были ещё полны торговцами из итальянских городов, славянских и мусульманских земель. Ежегодно в город прибывали паломники, в основном из Руси.

Последние годы до падения Константинополя, подготовка к войне

Последним императором Византии стал Константин XI Палеолог (правивший в 1449-1453 годах). До того как стать императором он деспотом Мореи – греческой провинции Византии. Константин обладал здравым умом, был хорошим воином и администратором. Обладал даром вызывать любовь и уважение своих подданных, его встретили в столице с большой радостью. Недолгие годы своего правления он занимался тем, что готовил Константинополь к осаде, искал помощи и союза на Западе и пытался успокоить смуту, вызванную унией с Римской церковью. Своим первым министром и главнокомандующим флотом он назначил Луку Нотараса.

Султан Мехмед II получил трон в 1451 году. Это был целеустремлённый, энергичный, умный человек. Хотя первоначально считалось, что это не блещущий талантами молодой человек - такое впечатление сложилось по первой попытке правления в 1444-1446 гг., когда его отцу Мураду II (он передал трон сыну, чтобы отдалиться от государственных дел) пришлось вернуться на трон для решения появившихся проблем. Это успокоило европейских правителей, у всех своих проблем хватало. Уже зимой 1451-1452 гг. султан Мехмед повелел начать строительство крепости в самом узком месте пролива Босфор, отрезая тем самым Константинополь от Чёрного моря. Византийцы были в замешательстве – это был первый шаг к осаде. Было отправлено посольство с напоминанием о клятве султана, который обещал сохранить территориальную целостность Византии. Посольство оставили без ответа. Константин направил посланцев с подарками и попросил не трогать греческих деревень, расположенных на Босфоре. Султан проигнорировал и эту миссию. В июне было направлено третье посольство – на этот раз греков арестовали, а затем обезглавили. Фактически это было объявление войны.

К концу августа 1452 года крепость Богаз-Кесен («перерезающая пролив», или «перерезающая горло») была построена. В крепости установили мощные орудия и объявили о запрете проходить Босфор без досмотра. Два венецианских корабля были отогнаны и третий утоплен. Экипаж обезглавили, а капитана посадили на кол – это развеяло все иллюзии на счёт намерений Мехмеда. Действия османов вызвали беспокойство не только в Константинополе. Венецианцам в византийской столице принадлежал целый квартал, они имели значительные привилегии и выгоды от торговли. Было ясно, что после падения Константинополя турки не остановятся, под ударом оказывались владения Венеции в Греции и Эгейском море. Проблема была в том, что венецианцы увязли в дорогостоящей войне в Ломбардии. С Генуей союз был невозможен, с Римом отношения были натянутые. Да и с турками отношения портить не хотелось – венецианцы вели выгодную торговлю и в османских портах. Венеция позволила Константину вербовать солдат и матросов на Крите. В целом Венеция сохранила нейтралитет о время этой войны.

Генуя оказалась в примерно такой же ситуации. Обеспокоенность вызвала судьба Перы и черноморских колоний. Генуэзцы, как и венецианцы, проявили гибкость. Правительство обратилось с призывом к христианскому миру направить помощь Константинополю, но сами такую поддержку не оказали. Частные граждане получили право действовать по своему усмотрению. Администрации Перы и острова Хиос получили указание придерживаться в отношении турок такой политики, какую они сочтут наиболее подходящей в сложившейся ситуации.

Рагузане – жители города Рагуз (Дубровник), также как и венецианцы, недавно получили от византийского императора подтверждение своих привилегий в Константинополе. Но и Дубровницкая республика не хотела подвергать риску свою торговлю в османских портах. Кроме того, у города-государства флот был небольшим и рисковать им не хотели, если нет широкой коалиции христианских государств.

Римский папа Николай V (глава католической церкви с 1447 по 1455 год), получив письмо Константина с согласием принять унию, тщетно обращался за помощью к различным государям. Должного отклика на эти призывы не было. Только в октябре 1452 года папский легат к императору Исидор привёл с собой 200 нанятых в Неаполе лучников. Проблема унии с Римом опять вызвала в Константинополе споры и волнения. 12 декабря 1452 года в храме св. Софии отслужили торжественную литургию в присутствии императора и всего двора. В ней были упомянуты имена папы римского, патриарха и официально провозглашены положения Флорентийской унии. Большинство горожан приняло это известие с угрюмой пассивностью. Многие надеялись, что если город устоит, можно будет отвергнуть унию. Но уплатив эту цену за помощь, византийская элита просчиталась – суда с солдатами западных государств не прибыли на помощь гибнущей империи.

В конце января 1453 года вопрос о войне был окончательно решён. Турецкие войска в Европе получили приказ атаковать византийские города во Фракии. Города на Чёрном море сдались без боя и избежали погрома. Некоторые города на побережье Мраморного моря пытались защищаться, и были разрушены. Часть армии вторглась на Пелопоннес и напала на братьев императора Константина, чтобы они не смогли прийти на помощь столице. Султан учёл тот факт, что ряд предыдущих попыток взять Константинополь (его предшественниками) провалился из-за отсутствия флота. Византийцы имели возможность морем подвозить подкрепления и припасы. В марте в Галлиполи стягивают все имеющиеся в распоряжении турок суда. Часть судов были новыми, построенными в течение нескольких последних месяцев. В турецком флоте было 6 трирем (двухмачтовые парусно-гребные судна, одно весло держали три гребца), 10 бирем (одномачтовое судно, где на одном весле было два гребца), 15 галер, около 75 фуст (легкие, быстроходные суда), 20 парандарий (тяжёлые транспортные баржи) и масса мелких парусных лодок, шлюпок. Во главе турецкого флота был Сулейман Балтоглу. Гребцами и матросами были пленные, преступники, рабы и частью добровольцы. В конце марта турецкий флот прошёл через Дарданеллы в Мраморное море, вызвав ужас у греков и итальянцев. Это был ещё один удар по византийской элите, там не ожидали, что турки подготовят столь значительные морские силы и смогут блокировать город с моря.

Одновременно во Фракии готовили армию. Всю зиму оружейники не покладая рук делали различного рода , инженеры создавали стенобитные и камнемётные машины. Был собран мощный ударный кулак из примерно 100 тыс. человек. Из них 80 тыс. были регулярным войском – кавалерией и пехотой, янычарами (12 тыс.). Примерно 20-25 тыс. насчитывали иррегулярные войска – ополченцы, башибузуки (иррегулярная кавалерия, «безбашенные» не получали жалованья и «награждали» себя мародёрством), тыловые подразделения. Большое внимание султан уделил и артиллерии – венгерский мастер Урбан отлил несколько мощных пушек, способных топить корабли (с помощью одной из них потопили венецианское судно) и разрушать мощные укрепления. Самое большое из них тащили 60 быков, и к ней была приставлена команда в несколько сотен человек. Орудие стреляло ядрами весом примерно 1200 фунтов (около 500 кг). В течение марта огромная армия султана стал постепенно двигаться к Босфору. 5 апреля под стены Константинополя прибыл и сам Мехмед II. Моральный дух у армии был высокий, все верили в успех и надеялись на богатую добычу.

Люди в Константинополе были подавлены. Огромный турецкий флот в Мраморном море и сильная вражеская артиллерия, только усиливали беспокойство. Люди вспоминали предсказания о падении империи и пришествии антихриста. Но нельзя сказать, что угроза лишила всех людей воли к сопротивлению. Всю зиму мужчины и женщины, поощряемые императором, трудились, расчищая рвы и укрепляя стены. Был создан фонд для непредвиденных расходов – в него сделали вложения император, церкви, монастыри и частные лица. Надо отметить, что проблемой было не наличие денег, а отсутствие нужного количества людей, оружия (особенного огнестрельного), проблема продовольствия. Всё оружие собрали в одном месте, чтобы при необходимости распределить по наиболее угрожаемым участкам.

Надежды на внешнюю помощь не было. Поддержку Византии оказали только некоторые частные лица. Так, венецианская колония в Константинополе предложила свою помощь императору. Два капитана венецианских судов возвращавшихся из Чёрного моря – Габриэле Тревизано и Альвизо Диедо, дали клятву участвовать в борьбе. Всего флот, оборонявший Константинополь, состоял из 26 кораблей: 10 из них принадлежали собственно византийцам, 5 - венецианцам, 5 - генуэзцам, 3 - критянам, 1 прибыл из Каталонии, 1 из Анконы и 1 из Прованса. Несколько знатных генуэзцев прибыло сражаться за христианскую веру. К примеру, доброволец из Генуи Джованни Джустиниани Лонго привёл с собой 700 солдат. Джустиниани был известен, как опытный военный, поэтому был назначен императором командующим обороной сухопутных стен. В целом у византийского императора, не включая союзников, было около 5-7 тысяч воинов. Надо отметить, что часть населения города покинула Константинополь до начала осады. Часть генуэзцев – колония Пера и венецианцев сохранили нейтралитет. В ночь на 26 февраля семь кораблей – 1 из Венеции и 6 с Крита ушли из Золотого Рога, увозя 700 итальянцев.

Продолжение следует…

«Гибель империи. Византийский урок» - публицистический фильм наместника московского Сретенского монастыря архимандрита Тихона (Шевкунова). Премьера состоялась на государственном канале «Россия» 30 января 2008 года. Ведущий - архимандрит Тихон (Шевкунов) - от первого лица даёт свою версию краха Византийской империи.

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Фрагмент панорамы, посвященной падению Константинополя

К середине XV века Византийская империя (вернее, то, что от нее осталось) выглядела неким реликтом, пережитком давно канувшего античного мира. Маленький лоскуток, мостящийся на побережье Босфора, несколько небольших анклавов на юге Греции на Пелопоннесе – вот и все, что осталось от некогда огромного государства, владения которого простирались в трех частях света. На северном побережье Малой Азии располагалось еще одно государственное образование, формально имевшее отношение к Византии, – Трапезундская империя, образовавшаяся после захвата Константинополя крестоносцами в 1204 г. Слабое, раздираемое внутренними распрями и впавшее в зависимость от соседей, это государство прекратит свое существование в 1461 г.

Новая сила пришла из гористой Малой Азии. Сначала ее присутствие ощутили жители Балкан, но вскоре неприятный холодок прокатился уже по всей Европе. Сложившееся на руинах султаната сельджуков под руководством Османа I государственное образование быстро начало вбирать в себя друзей и врагов и, благодаря щадящему отношению к побежденным и веротерпимости, раскинулось на большей части Малой Азии. В 1352 г. османы впервые высадились на европейский берег Дарданелл. Поначалу к угрозе не отнеслись серьезно – и напрасно. Уже в 1389 г. турки разбили объединенную армию сербов на Косовом поле. Пока Сербия истекала кровью, в Европе спорили на тему извечных вопросов: «Что же делать?» и «Кто поведет?». Запоздалым итогом дебатов стала битва при Никополе 1396 г., по сути, последний крупный крестовый поход. «Сборная» Европы (а многие вообще предпочли роль зрителей) была наголову разбита. Балканы просто свалились османам в руки – Византия сократилась до крошечного размера, Болгарское царство было раздроблено. Ближайший сосед, королевство Венгрия, только собирала силы для противодействия агрессии.

Потускневшее золото

Захват Константинополя волновал владык мусульманского Востока еще с периода арабских завоеваний, то есть с VIII века. Турки столицу Христианской империи называли не иначе как «Kizil-elma», «Красное яблоко», имея в виду ценность этого пока солидного лакомого куска. Девятнадцатилетний султан Мехмед II, поэт и мечтатель (в перерывах меж ратными делами), утвердившись на троне в 1451 г., решил окончательно избавиться от такой досадной соседки, как Византийская империя в лице ее крошечных осколков. Положение молодого султана, совсем недавно вставшего у руля государства после смерти своего отца Мурада, было весьма шатким, и для повышения, как сейчас говорят, политического рейтинга и собственного престижа необходима была убедительная победа. Лучшего кандидата, чем Константинополь, находящийся фактически посреди османских владений, не было. Кроме того, турки серьезно опасались, что Венеция или Генуя могут воспользоваться удобной гаванью в качестве стоянки или военно-морской базы для своего флота. Первоначально соседи, и Византийский император тоже, рассматривали Мехмеда II как неопытного юношу – в этом-то и была их ошибка. У «неопытного» юноши, который, кстати, (вероятно, по неопытности) приказал утопить в бассейне своего младшего брата Ахмета, были весьма грамотные и воинственные советники – Заганос-паша и Шихаб-аль-Дин-паша.

Последний император Византии Константин XI, памятник в Афинах

Император Константин XI предпринял довольно опрометчивые дипломатические шаги и начал добиваться для Византии уступок, намекая на возможность развязывания гражданской войны внутри Османского государства. Дело в том, что один из претендентов на престол, внук султана Баязида I Орхан, жил в Константинополе в качестве политического эмигранта. Подобные маневры крошечной Византии вызвали ярость у турок и еще более укрепили Мехмеда в желании овладеть древним городом. Молодой султан учел ошибки предшественников – турки не первый раз осаждали Константинополь. В прошлый раз эту попытку осуществил его отец Мурад II летом 1422 г. В тот раз турецкая армия не располагала ни достаточным флотом, ни мощной артиллерией. После неудачного кровопролитного штурма осада была снята. Теперь же к будущей кампании отнеслись со всей серьезностью и основательностью.

По приказу Мехмеда II на европейском берегу Босфора форсированно начали возводить крепость Румели-хисар, что в переводе означает «нож у горла». На постройку этого фортификационного сооружения было согнано несколько тысяч рабочих. Для ускорения процесса широко использовался камень из близлежащих разобранных греческих монастырей. Строительство Румели-хисар было закончено в рекордные сроки (не более пяти месяцев) к весне 1452 г. В крепости, вооруженной внушительными бомбардами, разместили гарнизон из 400 человек под командованием Фируз-бея. В его обязанности входило взимание пошлины с проходящих мимо кораблей. Не все оказались готовы к таким переменам – шедший мимо крепости большой венецианский корабль отказался остановиться для досмотра, после чего был немедленно потоплен большим каменным ядром. Команда была обезглавлена, а непонятливого капитана посадили на кол. С тех пор нежелающих платить за проход заметно поубавилось.

Кроме крепости-новостройки в Босфоре появился новоявленный турецкий флот – вначале в небольшом количестве: 6 галер, 18 галиотов и 16 транспортов. Но его увеличение, учитывая ресурсы османов, было только вопросом времени. Император, совершенно ясно понимая, какую угрозу таят в себе турецкие приготовления и против кого они направлены, выслал к Мехмеду II делегацию с соответствующими дарами – выяснить намерения. Султан их не принял. Настойчивый Император еще дважды направлял послов для «диалога», но в конце концов, разозленный то ли навязчивостью Константина, то ли его непонятливостью, Мехмед приказал просто обезглавить византийскую «комиссию по урегулированию кризиса». Это было фактическое объявление войны.

Нельзя сказать, что в Константинополе сидели сложа руки. Еще в самом начале турецких приготовлений на Запад были отправлены посольства с просьбами о помощи. Подписав в 1439 г. Флорентийскую унию с Католической Церковью и признавая доминирование последней, Византия рассчитывала на поддержку Папы Римского и других глав государств Европы. Сама эта уния, фактически подчиняющая Православие Святому Престолу, была воспринята частью духовенства и общественностью далеко не однозначно. Этот союз был принят в условиях все нарастающей угрозы с Востока в надежде на то, что в случае прямой агрессии против Византии «Запад нам поможет». И вот такой момент наступил. Византийские послы обивали пороги в резиденции Папы в надежде получить какие-то гарантии. Действительно, Папа Николай V обратился к европейским монархам с призывом организовать очередной Крестовый поход. Но полные энтузиазма воззвания были встречены без воодушевления. Большие и малые королевства были поглощены своими собственными проблемами – никто не выказывал желания воевать из-за «каких-то греков». Кроме того, Православие длительное время преподносилось римско-католической идеологией как опасная ересь, что тоже сыграло свою роль. В итоге Константин XI, тщетно ожидая помощи со стороны «западных партнеров», оказался один на один с большим османским государством, которое по боевой мощи превосходило крошечную Византию на порядок.

Султан готовится

Всю осень 1452 г. Мехмед провел в непрерывных военных приготовлениях. К тогдашней турецкой столице Эдирне стягивались войска, по всей стране ремесленники занялись изготовлением . Пока под звон кузнечных молотов создавалась практическая составляющая войны, султан отдавал должное теории: он тщательно изучал различные трактаты о военном искусстве, рукописи и чертежи. Большую помощь в постижении нелегкой науки ему оказывал известный итальянский ученый и путешественник Кириако Пицциколли, или Кириако из Анконы. Другим «военспецом», оказавшим туркам значительную помощь в будущей осаде Константинополя, был венгерский пушечный мастер Урбан. Вначале он предложил свои услуги Константинополю, но вознаграждение, которое там пообещали, его не устроило. По одной из версий, Император поскупился, но, скорее, у крайне обедневшей Империи просто не было средств. Мехмед поинтересовался, может ли мастер изготовить орудие, способное пробить стены Константинополя, и получил утвердительный ответ. Первые пушки, произведенные Урбаном, были опробованы возле султанского дворца и после успешных испытаний отправлены на вооружение крепости Румели-хисар.

Приготовления велись и в Византии. Константинополь хоть и считался по инерции Великим городом, но весьма поиздержался и потерял прежний лоск. В преддверии неминуемой осады из столицы Византии начался исход населения, и к ее началу в некогда почти миллионном городе осталось не более 50 тыс. жителей. По приказу Константина началось создание запасов продовольствия, жители близлежащих деревень были переселены в город. Был создан специальный фонд, куда стекались средства и пожертвования не только государства, но и частных лиц и, конечно же, церкви. Многие храмы и монастыри жертвовали дорогие украшения для чеканки монеты.

Кондотьер Джованни Джустиниани Лонго

С военной точки зрения все было неблагополучно. Во-первых, стены Константинополя хоть и имели внушительный вид, но обветшали и требовали ремонта. Необходимого количества солдат тоже не было – оставалось уповать на наемников. Озабоченные потоплением своего корабля турками, а главное, угрозой потери торговли со всем Черным морем, венецианцы выслали в Константинополь небольшие контингенты войск и снаряжения, а сами тем временем начали готовить военную экспедицию для помощи грекам. К сожалению, венецианская эскадра прибыла в Эгейское море слишком поздно – город уже пал. Генуя, извечный торговый соперник Венецианской республики, тоже приняла участие в военных приготовлениях. В январе 1453 г. в Золотой Рог прибыл известный тогда кондотьер Джованни Джустиниани Лонго с наемным отрядом в 700 человек и большими запасами военного имущества. Профессионализм и знания Лонго были столь высоки, что Константин назначил его командующим сухопутной обороной города. Свою выгоду в сложившейся ситуации решил получить и Ватикан. Пользуясь затруднительным положением греков, в Византию был направлен кардинал Исидор с предложением пойти дальше рамок Флорентийской унии и объединить обе церкви в одну. Привезенный с ним отряд из 200 лучников был расценен как авангард огромной армии, и 12 декабря 1452 г. в храме Святой Софии была отслужена совместная служба с католиками. Население и часть духовенства с сомнением отнеслись к подобной идее, учитывая давнишнее «благосклонное» отношение Ватикана к Православию и его явную корысть в трудной ситуации. В Константинополе произошли беспорядки. Обещанной помощи так и не последовало. В итоге для защиты стен общей протяженностью 26 км в распоряжении Константина XI имелось не более 10 тыс. чел., из них 3 тыс. составляли иностранные наемники. Военно-морские силы осажденных не превышали 26 кораблей, из них только 10 греческих. Некогда огромный византийский флот стал , как и сама могучая империя.

К началу 1453 г. турецкие приготовления велись высокими темпами. Сам Мехмед II планировал овладеть Константинополем в сжатые сроки, пока в Европе не опомнились и не перешли от «писем поддержки» к чему-то более существенному. Для этой цели имелась не только большая и быстро формирующаяся сухопутная армия, но и флот. Кроме того, большие надежды возлагались на деятельность «полевого конструкторского бюро» под руководством Урбана. Правда, султан желал захватить город в относительно целом состоянии и с более-менее сохраненным в живых населением в качестве будущих подданных. Планы же обороняющейся стороны сводились к максимальному затягиванию осады в расчете на то, что у турок не хватит ресурсов и терпения, но главное, большие надежды возлагались на помощь Европы. Как оказалось, это были тщетные надежды – лишь Венеция снарядила флот с десантным отрядом, который пришел слишком поздно. Генуя, несмотря на инициативу Лонго, формально оставалась нейтральной. Ближайшая наземная сила в лице королевства Венгрии и регента Яноша Хуньяди требовала от греков территориальных уступок и воевать не спешила. Вассальный туркам правитель Сербии Георгий вообще выставил вспомогательные контингенты для турецкой армии. Еще осенью 1452 г. турки вторглись на Пелопоннес и взяли под контроль тамошние византийские анклавы, управляемые братьями императора Фомой и Деметриосом. Константинополь был фактически изолирован – для связи с ним имелось только море.

В конце зимы 1453 г. Мехмед II прибыл из Греции в Эдирне, где завершалось формирование армии. По разным оценкам, она насчитывала от 100 до 120 тыс. чел., включая янычарский корпус, регулярные и иррегулярные части, а также контингенты из вассальных государств. Большое внимание уделялось транспортировке артиллерии, в первую очередь, изделий мастера Урбана. Для подготовки к перевозке огромных бомбард была создана специальная инженерная команда из 50 плотников и 200 землекопов, которые занимались обустройством дороги. Главную бомбарду Урбана тащила упряжка из 60 волов, которым помогали 400 человек.

Уже в феврале 1453 г. передовые турецкие отряды начинают занимать один за другим греческие города на побережье Мраморного и Черного морей. Тем, кто сдавался без сопротивления, сохраняли жизнь и даже имущество. Такими методами турки стимулировали местное население менять подданство. Оказывающих сопротивление блокировали и оставляли на потом. Турецкий флот, насчитывающий в общей сложности более 100 кораблей, в основном гребных, сосредоточился в Галлиполи, а в марте выдвинулся на ближние подступы к Константинополю, избрав в качестве передовой базы залив Двух колонн севернее Галаты. Греки пока не опасались турецких кораблей, поскольку вход в бухту Золотой Рог был надежно закрыт массивной металлической цепью. В марте же в районе крепости Румели-Хисар началась переправа главных сил турецкой армии: вначале конницы и янычар, за ними следовала пехота и обозы. Все, что было возможно, для обороны города было уже сделано. За зиму старые укрепления отремонтировали, создали подробные списки всех способных держать оружие, однако, когда эти сведения довели до императора, он приказал держать их в строгой тайне, поскольку цифры были удручающе малы. Силы защитников были распределены на наиболее угрожающих направлениях, в первую очередь в районах ворот. В менее опасных ограничились пикетами и караулами. Наименьшую защиту выставили со стороны Золотого Рога, пока что полностью контролируемого греками и союзниками. Центральным участком обороны с отрядом из 2 тыс. наемников и греков возглавлял Джустиниани Лонго. Имелся оперативный резерв в тысячу воинов. Константинополь располагал большим количеством холодного оружия, но пушек было мало.

На стены!

Схема осады Константинополя

23 марта Мехмед II прибыл с главными силами под стены Константинополя и стал лагерем примерно в 4 км от города. Артиллерия была сосредоточена в 14 батареях вдоль стены города. Днем 2 апреля греки окончательно перегородили цепью Золотой Рог, а 6 апреля турецкие войска начали непосредственные осадные работы не более чем в 1,5 км от Константинополя. Румелийские (то есть войска, набранные на Балканах) составляли левый фланг линии, анатолийские – правый. В центре, на холме Мальтепе, располагалась ставка самого султана. Часть элитных подразделений находилась в резерве в лагере. Христианские источники, явно преувеличивая, утверждали, что турок под стенами Константинополя собралось не менее 200 тыс., хотя более реальные подсчеты указывают на 80 тыс. воинов и большое количество рабочих, которых осажденные, очевидно, воспринимали как солдат.

По одной из версий, перед началом полномасштабной осады к Константину XI были направлены парламентеры с предложением сдаться в обмен на сохранение жизни и имущества горожан. Сам глава государства должен был оставить свою столицу, и в этом ему не будут чинить препятствий. Константин сообщил, что согласен на контрибуцию и утрату любых своих немногочисленных территорий, однако город сдать отказался. 6 апреля турецкие батареи открыли огонь по позициям греков. 7 апреля турки предприняли атаку на передовые укрепления византийцев, используя в основном вспомогательную пехоту. Атакующими были захвачены несколько выдвинутых вперед фортов. Захваченные там пленные были демонстративно казнены на глазах осажденных. Недостаточное количество пушек у греков не позволяло им вести эффективную контрбатарейную борьбу и сосредоточиться на поражении пехоты. С этой задачей крепостная артиллерия, возглавляемая братьями Боккиарди, справлялась успешно на протяжении всей осады. В первые дни осады защитники произвели несколько довольно успешных вылазок, однако вскоре Джустиниани Лонго, посчитав, что потери в этих акциях превышают результат, приказал сосредоточить все усилия на защите внешнего периметра.

В осаде возникла некоторая пауза – турки перетасовывали свои артиллерийские батареи, переведя часть из них на наиболее подходящие позиции. 11 апреля османская артиллерия возобновила обстрел, который теперь практически не прекращался. В это время в турецкий лагерь в качестве наблюдателя прибыл венгерский посол – «разобраться в ситуации». По сообщениям тогдашних историков, венгр даже помогал туркам советом, как правильно расставлять орудия. В среднем орудия производили от 100 до 150 выстрелов в день, потребляя до полтонны пороха. 12 апреля турецкий флот попытался прорваться в Золотой Рог, однако был отбит союзной эскадрой. Более высокобортные корабли греков и венецианцев позволяли эффективнее вести огонь. В ночь с 17 на 18 апреля османы предприняли локальную ночную атаку в районе Мезотейхон, но после четырехчасового боя осажденные удержали свои позиции. Потерпевший неудачу флот Мехмед II отправил на захват принадлежащих Византии Принцевых островов в Мраморном море. Все они один за другим перешли под власть султана, лишь самый большой из архипелага, Принкипос, оказал сопротивление захватчикам.

Тем временем Папа Николай V, чьи увещевания не принесли существенных результатов, оказал Константинополю посильную помощь, выслав три зафрахтованные генуэзские галеры, груженные оружием и различными припасами. Все начало апреля этот отряд ждал попутного ветра у острова Хиос. Наконец, 15 апреля он задул, и корабли беспрепятственно вошли в Мраморное море. По пути к ним присоединилось идущее с Сицилии греческое судно, груженное зерном. 20 апреля флотилия была уже в виду Константинополя. Мехемед II немедленно приказал командующему флотом адмиралу Балтоглу выйти в море и перехватить противника. Из-за сильного южного ветра турки имели возможность использовать только гребные суда, чьи экипажи были усилены янычарами. Под звуки труб и барабанов турки пошли в атаку, имея подавляющий численный перевес. Однако острая и длинная коса наскочила на крепкий камень. На дальней дистанции генуэзцы и греки нанесли сильный урон противнику с бортов своих высоких кораблей, и тогда Балтоглу приказал взять галеры на абордаж. Главная атака была направлена на слабо вооруженный греческий зерновоз. Его экипаж под командованием капитана Флатанелоса храбро отбивал атаку за атакой, причем, по свидетельству очевидцев, им был применен знаменитый «греческий огонь». В конце концов, четыре корабля ошвартовались друг о друга, образовав монолитное плавучее укрепление. К вечеру притихший ветер вновь подул, и в сумерках под ликующие крики защитников Константинополя флотилия вошла в Золотой Рог. Султан пребывал в ярости – Балтоглу был снят со всех занимаемых постов и бит плетьми. Казнить опытного военачальника Мехмед не решился.

Пока на море кипели баталии, а плети немилосердно хлестали спину Балтоглу, турки решили осуществить смелый замысел, который принес им важное тактическое преимущество и оказал влияние на ход компании. Доподлинно неизвестно, кто подсказал Мехмеду оборудовать волок между Босфором и бухтой Золотой Рог: родилась ли идея в среде самого турецкого командования, или ее подсказали ошивающиеся у ставки султана многочисленные европейские «деловые люди». Во всяком случае, транспортировка судов волоком была известна на Востоке – в XII Салах ад-Дин таким способом перебрасывал корабли с Нила в Красное море. 22 апреля под прикрытием артобстрела турки начали перетаскивать свои гребные суда по волоку в Золотой Рог. Около полудня уже целая флотилия галиотов находилась под боком у осажденного города.

Немедленно было созвано секретное совещание о комплексе мер по предотвращению угрозы. Единственно правильным решением венецианцам виделась атака вражеских кораблей под покровом темноты. План решили утаить от формально державшихся нейтралитета генуэзских кораблей и отложили атаку до 24 апреля, поскольку венецианцы должны были подготовить свои корабли, защитив их тюками хлопка и шерсти. Однако к 24 числу про замысел прознали генуэзцы и были оскорблены тем, что их хотят лишить славы. Атаку отложили до 28 апреля, уже с привлечением генуэзцев, но к этому времени об этом в городе не знали лишь глухонемые. Когда флотилия союзников, наконец, атаковала турок, значительно прибавивших в количестве, ибо недостатка в рабочей силе они не испытывали, ее встретил плотный орудийный огонь с галиотов и береговых батарей. Часть кораблей осажденных была потоплена, часть была вынуждена вернуться назад. На следующий день турки публично казнили всех пленных моряков. В ответ греки обезглавили находившихся у них в плену турок. Однако теперь турецкий флот плотно укрепился в Золотом Роге. Часть его находилась в Босфоре, и осажденным постоянно приходилось держать свои силы у цепи. 3 мая небольшая венецианская бригантина с экипажем из добровольцев покинула Константинополь и отправилась на поиски венецианского флота, который якобы уже должен был находиться поблизости. Весть о приготовлениях Венеции принесли с собой прорвавшиеся корабли.

Положение осажденных тем временем становилось все хуже. Турецкие инженеры соорудили понтонный мост через Золотой Рог, что позволило беспрепятственно перебрасывать войска и артиллерию с одного берега на другой. Бомбардировка продолжалась – отремонтированную гигантскую бомбарду, «Базилику» Урбана, вновь выдвинули на позиции. Это изделие обладало колоссальной по тем временам пробивной силой и было способно посылать ядра весом в полтонны на расстояние почти в 2 км. В районе ворот Святого Романа 7 мая турки при помощи «Базилики» проделали брешь и даже осуществили тактический прорыв, который с трудом удалось нейтрализовать решительной контратакой.

Широко используя специально присланных сербских шахтеров, османы начали рыть подкопы. Осажденные успешно им противодействовали. 16 мая одна из шахт была взорвана вместе с находившимися в ней саперами. 21 мая другая шахта была затоплена водой. 23 мая в подземной схватке был захвачены пленные, которые указали местонахождение всех остальных минных подкопов, вскоре уничтоженных. Применяли турки и большие осадные башни, обшитые верблюжьими и буйволиными шкурами. 18 и 19 мая во время успешных вылазок часть этих башен была взорвана и сожжена. Тем не менее Константинополь находился в критическом положении. Убыль личного состава заменить было нечем – во время отражения атак во второй половине мая приходилось снимать матросов с кораблей. Ширились разрушения стен и башен под непрерывным турецким огнем – горожане пока восстанавливали ущерб, однако делать это становилось все труднее. В довершение ко всему, природные явления оказали влияние на боевой дух защитников города. В ночь на 24 мая произошло лунное затмение, а на следующий день вернулась бригантина, посланная на поиски венецианского флота, которого она, естественно, не обнаружила. Состоявшийся вскоре крестный ход был вынужденно прекращен из-за сильного дождя с градом. Имея информацию о том, что дух защитников Константинополя падает, Мехмед II направил в город парламентеров с последним предложением о капитуляции. Константин XI ответил решительным отказом и заявлением, что он погибнет вместе со своим городом. Турки начали готовиться к генеральному штурму.

Штурм

26 мая Мехмед собрал военный совет для окончательной диспозиции. Армии было торжественно объявлено, что вскоре предстоит штурм, и город будет на три дня отдан на разграбление. Это было встречено с обычным энтузиазмом. Подбодренные обещанием богатой добычи, солдаты начли готовиться к штурму. 28 мая был официально объявлен днем отдыха и покаяния. Султан объезжал свои войска, подбадривая их и беседуя с воинами. Все основные приготовления были завершены к часу ночи 29 мая. Готовились и осажденные, делая то, что было в пределах их ограниченных сил. Бреши в стенах были кое-как заделаны, скудные резервы перераспределены. Наиболее боеспособные части защитников в количестве около 3 тыс. чел. находились в районе уже сильно разрушенных ворот Святого Романа. Тут же было сосредоточено большинство из имевшегося в городе огнестрельного оружия.

Примерно за три часа до рассвета турецкая линия озарилась артиллерийскими выстрелами – начался штурм. Первыми на стены ринулись иррегулярные части – башибузуки и добровольцы. Они несли огромные потери, и через два часа Султан приказал им отступить. В предрассветных сумерках в дело была брошена анатолийская пехота, защищенная в отличие от башибузуков доспехами и гораздо более дисциплинированная. И в этот раз атаки были отбиты. Не удалась также попытка высадить десант с кораблей в Золотом Роге на крепостные стены. Тогда Султан бросил на чашу весов свой последний, но внушительный аргумент – свежий янычарский корпус. Янычары атаковали спокойно, без музыкального сопровождения, четко соблюдая строй. Их натиск был невероятно силен, но и защитники не уступали им в доблести. Наконец в разгар атаки кто-то из янычар заметил, что в стене осталась открытой и оставленной без присмотра дверь Керкопорты – небольшой калитки, использовавшейся для организации вылазок. Около 50 воинов пробрались сквозь нее и подняли боевое знамя на крепостных стенах. Примерно в это же время еще одна роковая случайность сыграла на руку туркам. Отражающий атаки турок у ворот Святого Романа, Лонго был тяжело ранен: пуля, выпущенная сверху, пробила ему плечо, повредив легкое. Кондотьер попросил отнести его в тыл на перевязку. Находящийся поблизости император Константин умолял итальянца остаться на позициях, но, по-видимому, дух Лонго был подорван ранением. Его понесли в порт. Солдаты Джустиниани, видя, что их вождя нет с ними, поддались панике и дрогнули. В это же время было замечено турецкое знамя на стене. Султан и его военачальники бросили в прорыв все, что было. Линия защитников заколебалась – зародилась и начала стремительно развиваться паника. Распространился слух, что турки через Золотой Рог прорвались в город.

Точное место гибели последнего императора Византии не установлено, но есть предположение, что он пал с оружием в руках в районе ворот Святого Романа. Джустиниани Лонго был на перевязке, когда ему сообщили о прорыве, – он немедленно приказал отозвать своих людей сигналом трубы. Османские войска рекой текли в город. Итальянцам удалось отсоединить цепь, преграждающую выход из Золотого Рога, и дать дорогу венецианским и генуэзским кораблям, к которым присоединилось и несколько византийских. Очаги организованного сопротивления гасли один за другим. Башибузуки, матросы с кораблей сразу бросились грабить все, что попадалось под руку. Они ворвались в храм Святой Софии и начали захватывать заложников среди знатных граждан.

Ж.-Ж. Бенжамен-Констан «Вступление Мехмеда II в Константинополь»

После полудня 29 мая Мехмед II торжественно въехал в поверженный город. По истечении отведенного срока все грабежи были прекращены, а ослушавшиеся приказа – казнены. Считается, что при штурме Константинополя погибло гораздо меньше мирного населения, нежели во время захвата его французскими рыцарями в 1204 г. Из числа греков была назначена новая гражданская администрация. Султан также сообщил, что не будет вмешиваться в дела Православной церкви. Мехмед II официально принял титул Султана и повелителя ромеев, явно намекая на преемственность Римской Империи. Византийская Империя, просуществовавшая тысячу лет, прекратила свое существование. Вместо крошечного архаичного государства на мировой арене появилась новая мощная сила, Османская империя, заставлявшая содрогаться европейских правителей еще не одну сотню лет.

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter