Афоризмы, цитаты, высказывания камю альбер. Совесть Запада: цитаты и высказывания Альбера Камю

Ад - особая милость, которой удостаиваются те, кто упорно ее домогались.
Без отчаяния к жизни нет и любви к жизни.
Боги наградили человека великими, блистательными добродетелями, позволяющими ему достичь всего, чего он пожелает. Но одновременно они наградили его и добродетелью более горькой, внушающей ему презрение ко всему, чего он достиг.
Болезнь - это крест, но, может, и опора. Идеально было бы взять у нее силу и отвергнуть слабости. Пусть она станет убежищем, которое придает силу в нужный момент. А если платить нужно страданиями и отречением - заплатим.
Жить страстями может только тот, кто подчинил их себе.

Быть может, к скульптуре меня влечет любовь к камню. Скульптура возвращает человеческому облику весомость и равнодушие, без которых я не мыслю величия.
Быть язычником для себя, христианином для других - к этому инстинктивно склоняется всякий человек.
В жизни должна быть любовь - одна великая любовь за всю жизнь, это оправдывает беспричинные приступы отчаяния, которым мы подвержены.
В жизни каждая минута таит в себе чудо и вечную юность.
В какой-то момент перестаешь испытывать любовное волнение. Остается только трагизм. Жить ради кого-то или чего-то становится уже бессмысленно. Смысл обретает только мысль о том, чтобы можно было за что-то умереть.
В определенном возрасте столкновения между людьми начинают осложняться борьбой со временем. И это уже безнадежно.
В отличие от нас женщины, по крайней мере, не обязаны стремиться к величию. У мужчин даже вера, даже смирение призваны доказывать величие. Это так утомительно.
В смерти игра и героизм обретают свой подлинный смысл.
Великий вопрос жизни - как жить среди людей.
Вечное искушение, против которого я непрестанно веду изнурительную борьбу, - цинизм.
Взбунтовавшийся атеизм ставит историю на место Бога и заменяет бунт абсолютным повиновением. Долг и добродетель для него суть не что иное, как полное подчинение и полное принесение себя в жертву святыне ненасытного становления.
Воля - то же одиночество.
Вопрос о смысле жизни я считаю самым неотложным из всех вопросов.
Время идет медленно, когда за ним следишь. Оно чувствует слежку. Но оно пользуется нашей рассеянностью. Возможно даже, что существует два времени: то, за которым мы следим, и то, которое нас преобразует.
Всякая жизнь, посвященная погоне за деньгами, - это смерть. Воскрешение - в бескорыстии.
Всякая философия - самооправдание. Оригинальной была бы только философия, оправдывающая другого человека.
Высшая добродетель заключается в том, чтобы задушить свои страсти. Добродетель более глубокая заключается в том, чтобы привести их в равновесие.
Гениальность может оказаться лишь мимолетным шансом. Только работа и воля могут дать ей жизнь и обратить ее в славу.
Гений, в высшем своем воплощении, творит ради того, чтобы в глазах людей и в своих собственных обрел достоинство последний из горемык на самой мрачной каторге.
Главная способность человека - способность к забвению. Но справедливости ради следует заметить, что он забывает даже то добро, которое сам сотворил.
Главное, что должен уметь писатель, - претворять те чувства, которые он испытывает, в те, которые он хочет внушить. Поначалу ему это удается случайно. Но затем на место случая должен прийти талант. Значит, у истоков гения стоит случайность.
Годы юности тянутся так медленно потому, что они полны событий, годы старости бегут так стремительно оттого, что заранее предопределены.
Греки учитывали существование божества. Но не все исчерпывалось божеством.
Грубое физическое желание вспыхивает мгновенно. Но желание вкупе с нежностью требует времени. Приходится пройти через всю страну любви, чтобы загореться желанием. Не потому ли вначале так нехотя вожделеешь ту, которую любишь?
Гуманизм пока еще не наскучил мне: он мне даже нравится. Но он мне тесен.
Для меня искусство - это никак не забава одинокого творца. Для меня это способ тронуть как можно больше людей, создав наиболее емкую картину общих страданий и радостей.
Для того чтобы мысль преобразила мир, нужно, чтобы она сначала преобразила жизнь своего творца.
Для христиан история начинается с Откровения. Для марксистов она им кончается. Две религии.
Для человека больше пользы, когда его изображают в выгодном свете, чем когда его без конца попрекают его недостатками. Всякий человек, естественно, старается походить на свой лучший образ. Это правило распространяется на педагогику, историю, философию, политику. Мы, к примеру, - плод двадцативекового созерцания картинок на евангельский сюжет.
Для человека мудрого в мире нет тайн, какая ему нужда блуждать в вечности?
Днем полет птиц всегда кажется бесцельным, но к вечеру движения их становятся целенаправленными. Они летят к чему-то. Так же, может быть, с людьми, достигшими вечера жизни. Бывает ли у жизни вечер?
До тех пор пока человек не совладал с желанием, он не совладал ни с чем.
До христианской эры Будда не проявлял себя, потому что был погружен в нирвану, то есть лишен облика.
Добродетель бедняка - душевная щедрость.
Дочь горшечника Дибутада увидела на стене тень своего возлюбленного и обвела его профиль кинжалом. Благодаря этому рисунку ее отец изобрел стиль росписи, украшающей греческие вазы. В основе всех вещей лежит любовь.
Единственное возможное в наше время братство, единственное, какое нам предлагают и позволяют, - это гнусное и сомнительное солдатское братство перед лицом смерти.
Если бы мне было суждено умирать вдали от мира, в холодной тюремной камере, море в последний момент затопило бы мою темницу, подняло бы меня на неведомую мне доселе высоту и помогло бы мне умереть без ненависти в душе.
Если бы наша эпоха была только трагична! Но она еще и гнусна. Вот отчего ей надо бросить обвинение - и даровать прощение.
Если для того, чтобы преодолеть нигилизм, следует вернуться к христианству, можно пойти еще дальше и, преодолев христианство, возвратиться к эллинизму.
Если тело тоскует о душе, нет оснований считать, что в вечной жизни душа не страдает от разлуки с телом - и, следовательно, не мечтает о возвращении на землю.
Есть лишь один поистине серьезный философский вопрос - вопрос о самоубийстве. Решить, стоит ли жизнь труда быть прожитой или она того не стоит, - это значит ответить на основополагающий вопрос философии.
Заблуждения радостны, истина страшна.
Иметь силу выбрать то, что тебе по душе, и не отступаться. Иначе лучше умереть.
Индивидуалист ненавидит людей в целом, но щадит отдельного человека.
Истина нашего века: пройдя сквозь суровые испытания, мы становимся лжецами.
Истина, как и свет, ослепляет.
Каждому поколению свойственно считать себя призванным переделать мир.
Как только война становится реальностью, всякое мнение, не берущее ее в расчет, начинает звучать неверно.
Когда в старости человек становится мудрым и нравственным, ему, вероятно, бывает стыдно вспоминать свои былые поступки, шедшие вразрез с предписаниями нравственности и мудрости. Слишком рано или слишком поздно. Середины нет.
Когда ты уже сделал все, что нужно, чтобы как следует понять, принять и снести бедность, болезнь и собственные недостатки, остается сделать еще один шаг.
Когда художник принимает решение разделить участь всех, он утверждает себя как личность.
Лучше быть свободным бедняком, чем богатым невольником. Конечно, люди хотят быть богатыми и свободными - и из-за этого подчас становятся бедными рабами.
Любовь может презреть цепи, крепостные стены толщиной в несколько метров и прочее. Но стоит только подчинить крошечную часть души долгу, и настоящая любовь становится невозможной.
Любовь можно сохранить по причинам, не имеющим отношения к любви. Например, по причинам морального порядка.
Любовь несправедлива, но одной справедливости недостаточно.
Любовь, которая не выдерживает столкновения с реальностью, - это не любовь. Но в таком случае неспособность любить - привилегия благородных сердец.
Любовь. Познание. Это одно и то же.
Люди упорно путают брак и любовь, с одной стороны, счастье и любовь - с другой. Между тем это совершенно разные вещи. Именно поэтому, хотя любовь - вещь очень редкая, среди браков бывают и счастливые.
Малодушие всегда найдет себе философское оправдание.
Мир прекрасен, и вне его нет спасения.
Много ли вы знаете «любящих» мужчин, которые отказались бы от красивой и доступной женщины? А если кто и откажется, значит, ему недостает темперамента.
Молчать - верить самому себе.
Мы всегда преувеличиваем важность жизни отдельного человека. Есть множество людей, не знающих, что делать с жизнью, - не так уж безнравственно лишить их ее.
Мы можем все сделать наилучшим образом, все понять, а затем всем овладеть. Но мы никогда не сможем отыскать или создать ту силу любви, которую отняли у нас безвозвратно.
Мыслитель движется вперед, лишь если он не спешит с выводами, пусть даже они кажутся ему очевидными.
Мыслить можно только образами. Если хочешь быть философом, пиши романы.
На любви ничего нельзя построить: она - бегство, боль, минуты восторга или стремительное падение.
Надо или жить во времени, или в нем умирать, или изъять себя из него ради жизни, над ним возвышающейся.
Наука объясняет то, что функционирует, а не то, что есть.
Начало всех великих действий и мыслей ничтожно. Великие деяния часто рождаются на уличном перекрестке или у входа в ресторан.
Неизбежно только одно: смерть, всего остального можно избежать. Во временном пространстве, которое отделяет рождение от смерти, нет ничего предопределенного: все можно изменить и можно даже прекратить войну и жить в мире, если желать этого как следует - очень сильно и долго.
Несчастье художника в том, что он живет и не совсем в монастыре, и не совсем в миру, причем его мучат соблазны и той и другой жизни.
Нет такого тяжкого преступления, на которое умный человек не чувствовал бы себя способным.
Нетрудно представить себе европейца, обратившегося в буддийскую веру, ибо это обеспечивает ему жизнь после смерти, которую Будда считает непоправимым злом, но которой человек желает изо всех сил.
Ни одно гениальное произведение никогда не основывалось на ненависти или презрении.
Ницше, внешняя сторона жизни которого была более чем однообразна, доказывает, что мысль, работающая в одиночестве, сама по себе страшное приключение.
Ничто так не воодушевляет, как сознание своего безнадежного положения.
Об одной и той же вещи утром мы думаем одно, вечером - другое. Но где истина - в ночных думах или в дневных размышлениях?
Обращаться к Богу оттого, что вы разочаровались в земной жизни, а боль отъединила вас от мира, бесполезно. Богу угодны души, привязанные к миру. Ему по нраву ваша радость.
Ответственность перед историей освобождает от ответственности перед людьми. В этом ее удобство.
Отдаваться может лишь тот, кто владеет собой. Бывает, что отдаются, чтобы избавиться от собственного ничтожества. Дать можно только то, что имеешь. Стать хозяином самому себе - и лишь после этого сдаться.
Отчего люди пьют? Оттого, что после выпивки все наполняется смыслом, все достигает высшего накала. Вывод: люди пьют от беспомощности или в знак протеста.
Пламенные произведения создаются философами-ирониками.
Политики не сознают, насколько равенство враждебно свободе. В Греции были свободные люди, потому что были рабы.
Правда таинственна, неуловима, ее вечно приходится завоевывать заново.
Путешествие как самая великая и серьезная наука помогает нам вновь обрести себя.
Рано или поздно всегда наступает момент, когда люди перестают бороться и мучить друг друга, смиряются наконец с тем, что надо любить другого таким, как он есть. Это - царствие небесное.
С плохой репутацией жить легче, чем с хорошей, ибо хорошую репутацию тяжело блюсти, нужно все время быть на высоте - ведь любой срыв равносилен преступлению. При плохой репутации срывы простительны.
Самая большая экономия, которая возможна в области мысли, - согласиться, что мир непознаваем, - и заняться человеком.
Самый опасный соблазн: не походить ни на кого.
Свобода искусства недорого стоит, когда ее единственный смысл - душевный комфорт художника.
Свободен тот, кто может не врать.
Святость - тоже бунт: святой отвергает вещи как они есть. Он принимает на себя все горе мира.
Сколько художников высокомерно отказываются сознавать себя маленькими людьми! Но этого сознания своей «малости» было бы довольно, чтобы обрести истинный талант, иначе для них недоступный.
Смертная казнь. Преступника убивают, потому что преступление истощает в человеке всю способность жить. Он все прожил, раз он убил. Он может умереть. Убийство исчерпывает.
Сознательно или бессознательно женщины всегда пользуются чувством чести и верности данному слову, которое так сильно развито у мужчин.
Стареть - значит переходить от чувств к сочувствию.
Стремление быть всегда правым - признак вульгарного ума.
Тайна моего мира: вообразить Бога без человеческого бессмертия.
Те, кто любят истину, должны искать любви в браке, то есть в любви без иллюзий.
Тот, кто не верит в Бога, видит в мире, где людей не ценят по достоинству, только хаос, и предается отчаянию.
Тот, кто не верит в ход вещей, - трус, но тот, кто верит в человеческий удел, - безумец.
Трагическая роль тем лучше удается актеру, чем меньше он впадает в крайности. Безмерный ужас порождается именно умеренностью.
У любви есть своя честь. Стоит потерять ее - и любви приходит конец.
У нас не хватает времени быть самими собой. У нас хватает времени только на то, чтобы быть счастливыми.
Удивительно, как тщеславен человек, который хочет внушить себе и другим, что он стремится к истине, меж тем как он жаждет любви.
Умереть во имя идеи - это единственный способ быть на высоте идеи.
Физическая ревность есть в большой мере осуждение самого себя. Зная, о чем способен помыслить ты сам, ты решаешь, что и она помышляет о том же.
Философии значат столько, сколько значат философы. Чем больше величия в человеке, тем больше истины в его философии.
Философия - современная форма бесстыдства.
Чего стоит человек? Что такое человек? После того, что я видел, у меня до конца жизни не исчезнет по отношению к нему недоверие и всеобъемлющая тревога.
Человек не станет свободным, пока не преодолеет страха смерти. Но не с помощью самоубийства. Нельзя преодолеть, сдавшись. Суметь умереть, глядя смерти в глаза, без горечи.
Человек не только общественное существо. По крайней мере, он властен над своей смертью. Мы созданы, чтобы жить бок о бок с другими. Но умираем мы по-настоящему только для себя.
Человек чувствует себя одиноким, когда он окружен трусами.
Человеческое сердце обладает досадной склонностью именовать судьбой только то, что его сокрушает.
Чувства, которые мы испытываем, не преображают нас, но подсказывают нам мысль о преображении. Так любовь не избавляет нас от эгоизма, но заставляет нас его осознать и напоминает нам о далекой родине, где эгоизму нет места.

Ад - особая милость, которой удостаиваются те, кто упорно ее домогались.

Ад - это жизнь с этим телом, которая все же лучше, чем небытие.

Быть созданным, чтобы творить, любить и побеждать, - значит быть созданным, чтобы жить в мире. Но война учит все проигрывать и становиться тем, чем мы не были.

Боги наградили человека великими, блистательными добродетелями, позволяющими ему достичь всего, чего он пожелает. Но одновременно они наградили его и добродетелью более горькой, внушающей ему презрение ко всему, чего он достиг.

Быть язычником для себя, христианином для других - к этому инстинктивно склоняется всякий человек.

Без отчаяния в жизни нет и любви к жизни.

Беда нашего века. Ещё недавно в оправдании нуждались дурные поступки, теперь в нём нуждаются поступки добрые.

Болезнь - это крест, но, может, и опора. Идеально было бы взять у нее силу и отвергнуть слабости. Пусть она станет убежищем, которое придает силу в нужный момент. А если платить нужно страданиями и отречением - заплатим.

Быть может, к скульптуре меня влечет любовь к камню. Скульптура возвращает человеческому облику весомость и равнодушие, без которых я не мыслю величия.

В жизни каждая минута таит в себе чудо и вечную юность.

Великий вопрос жизни - как жить среди людей.

Вечное искушение, против которого я непрестанно веду изнурительную борьбу, - цинизм.

Воля - то же одиночество.

В жизни должна быть любовь - одна великая любовь за всю жизнь, это оправдывает беспричинные приступы отчаяния, которым мы подвержены.

Взбунтовавшийся атеизм ставит историю на место Бога и заменяет бунт абсолютным повиновением. Долг и добродетель для него суть не что иное, как полное подчинение и полное принесение себя в жертву святыне ненасытного становления.

В конечном счете Евангелие реалистично, хотя обычно его считают нереальным. Оно исходит из того, что человек не может быть безгрешным. Но оно может постараться признать его греховность, то есть простить. Виноваты всегда судьи... Выносить абсолютный приговор могут только те, кто абсолютно безгрешен... Вот почему Бог должен быть абсолютно безгрешным.

В молодости я требовал от людей больше, чем они могли дать: постоянства в дружбе, верности в чувствах. Теперь я научился требовать от них меньше, чем они могут дать: быть рядом и молчать. И на их чувства, на их дружбу, на их благородные поступки я всегда смотрю как на настоящее чудо - как на дар Божий.

Вопрос: как добиться того, чтобы не терять зря времени?Ответ: почувствовать время во всей его протяженности.Средства: проводить дни в приемной у зубного врача на жестком стуле; сидеть на балконе в воскресенье после обеда; слушать доклады на непонятном для тебя языке; выбирать самые длинные и самые неудобные железнодорожные маршруты и, разумеется, ездить в поездах стоя; торчать в очереди у театральной кассы и не брать билета на спектакль и т.д. и т.п..

Время идет медленно, когда за ним следишь. Оно чувствует слежку. Но оно пользуется нашей рассеянностью. Возможно даже, что существуют два времени: то, за которым мы следим, и то, которое нас преобразует.

Всякая жизнь, посвященная погоне за деньгами, - это смерть. Воскрешение - в бескорыстии.

Всякое свершение обрекает на рабство. Оно обязывает к более высоким свершениям.

Высшая добродетель заключается в том, чтобы задушить свои страсти. Добродетель более глубокая заключается в том, чтобы привести их в равновесие.

В какой-то момент перестаешь испытывать любовное волнение. Остается только трагизм. Жить ради кого-то или чего-то становится уже бессмысленно. Смысл обретает только мысль о том, чтобы можно было за что-то умереть.

Вообразим себе мыслителя, который, опубликовав несколько книг, заявляет в своем новом сочинении: «До сих пор я шел по неверному пути. Теперь я начну все сначала. Я понял, что был не прав», -- после этого никто никогда не станет принимать его всерьез. А между тем он доказал бы таким поступком свое право мыслить.

В определенном возрасте столкновения между людьми начинают осложняться борьбой со временем. И это уже безнадежно.

Вопрос о смысле жизни я считаю самым неотложным из всех вопросов.

Вечно наслаждаться невозможно, в конце концов наступает усталость. Превосходно. Но отчего? На практике невозможно наслаждаться вечно, потому что невозможно наслаждаться всем. При мысли обо всех тех наслаждениях, которые тебе совершенно недоступны, ощущаешь такую же усталость, как при мысли о тех, которые уже испытал. Если бы на самом деле можно было бы объять все наслаждения без исключения, почувствовали бы мы усталость?

Величие искусства и состоит в этой вечной напряженной раздвоенности между красотой и страданием, любовью к людям и страстью к творчеству, мукой одиночества и раздражением от толпы, бунтом и согласием. Искусство балансирует между двумя пропастями - легкомыслием и пропагандой. На гребне хребта, по которому идет вперед большой художник, каждый шаг - приключение, величайший риск. В этом риске, однако, и только в нем заключается свобода искусства.

В отличие от нас женщины по крайней мере не обязаны стремиться к величию. У мужчин даже вера, даже смирение призваны доказывать величие. Это так утомительно.

Гениальность может оказаться лишь мимолетным шансом. Только работа и воля могут дать ей жизнь и обратить ее в славу.

Главная способность человека - способность к забвению. Но справедливости ради следует заметить, что он забывает даже то добро, которое сам сотворил.

Для христиан история начинается с Откровения. Для марксистов она им кончается. Две религии.

Для большинства людей война означает конец одиночества. Для меня она - окончательное одиночество.

Для того, чтобы мысль преобразила мир, нужно, чтобы она сначала преобразила жизнь своего творца.

Древние философы размышляли гораздо больше, чем читали. Книгопечатание все изменило. Теперь читают больше, чем размышляют. Вместо философии у нас одни комментарии. Именно это имеет в виду Жильсон, когда говорит, что на смену эпохе философов, занимавшихся философией, пришли профессора философии, занимающиеся философами. Дошло до того, что сегодня философский трактат, не ссылающийся ни на какие авторитеты, не подкрепленный цитатами и комментариями, никто не принял бы всерьез.

Дочь горшечника Дибутада увидела на стене тень своего возлюбленного и обвела его профиль кинжалом. Благодаря этому рисунку ее отец изобрел стиль росписи, украшающей греческие вазы. В основе всех вещей лежит любовь.

До тех пор пока человек не совладал с желанием, он не совладал ни с чем.

До христианской эры Будда не проявлял себя, потому что был погружен в нирвану, то есть лишен облика.

Добродетель бедняка - душевная щедрость.

Днем полет птиц всегда кажется бесцельным, но к вечеру движения их становятся целенаправленными. Они летят к чему-то. Так же, может быть, с людьми, достигшими вечера жизни... Бывает ли у жизни вечер?

Для человека больше пользы, когда его изображают в выгодном свете, чем когда его без конца попрекают его недостатками. Всякий человек, естественно, старается походить на свой лучший образ. Это правило распространяется на педагогику, историю, философию, политику. Мы, к примеру, - плод двадцативекового созерцания картинок на евангельский сюжет.

Для человека мудрого в мире нет тайн, какая ему нужда блуждать в вечности?

Единственное возможное в наше время братство, единственное, какое нам предлагают и позволяют, - это гнусное и сомнительное солдатское братство перед лицом смерти.

Если бы мне было суждено умирать вдали от мира, в холодной тюремной камере, море в последний момент затопило бы мою темницу, подняло бы меня на неведомую мне доселе высоту и помогло бы мне умереть без ненависти в душе.

Еще встречаются люди, которые путают индивидуализм и себялюбие. Это значит смешивать два плана: социальный и метафизический. «Вы разбрасываетесь». Переходить от одного образа жизни к другому - значит не иметь своего лица. Но иметь свое лицо - эта мысль свойственна определенному уровню цивилизации. Иным это может показаться худшим из несчастий.

Если людям, снедаемым глубокой тоской, улыбается счастье, они не умеют скрыть этого: они набрасываются на счастье, словно хотят сжать его в объятиях и задушить из ревности.

Если продолжать искренне любить то, что в самом деле достойно любви, и не растрачивать свою любовь по мелочам, по пустякам, по глупостям, можно понемногу сделать свою жизнь светлее и стать сильнее.

Если тебе выпало счастье жить в мире ума, какое безрассудство - искать доступ в страшный, полный криков мир страсти.

Единственная свобода, которую можно противопоставить свободе убивать, - это свобода умереть, то есть освободиться от страха смерти и найти этому несчастному случаю место в природе...

Если душа существует, неверно было бы думать, что она дается нам уже сотворенной. Она творится на земле, в течение всей жизни. Сама жизнь - не что иное, как эти долгие и мучительные роды. Когда сотворение души, которым человек обязан себе и страданию, завершается, приходит смерть.

Если тело тоскует о душе, нет оснований считать, что в вечной жизни душа не страдает от разлуки с телом - и, следовательно, не мечтает о возвращении на землю.

Если вы говорите: «Я не понимаю христианства, мне нужны утешения», значит, вы человек ограниченный и пристрастный. Но если, живя без утешения, вы говорите: «Я понимаю поэзию христианства и восхищаюсь ею», значит, вы легкомысленный дилетант. Что до меня, я начинаю утрачивать чувствительность к общественному мнению.

Если для того, чтобы преодолеть нигилизм, следует вернуться к христианству, можно пойти еще дальше и, преодолев христианство, возвратиться к эллинизму.

Если бы наша эпоха была только трагична! Но она еще и гнусна. Вот отчего ей надо бросить обвинение - и даровать прощение.

Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема - проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, - значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное - имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями второстепенно. Миф о Сизифе.

Жить своими страстями - значит также жить своими желаниями, в которых - противовес страстям, поправка к ним и плата за них. Когда человек умеет - и не на словах, а на деле - оставаться один на один со своим страданием, преодолевать свое желание спастись бегством, умеет не доверять иллюзии, будто другие способны «разделить» с ним страдание, - ему уже почти ничему не надо учиться.

Жить страстями может только тот, кто подчинил их себе.

Заблуждения радостны, истина страшна.

Истина нашего века: пройдя сквозь суровые испытания, мы становимся лжецами.

Истинно высокое произведение всегда - как греческая трагедия, как творения Мелвилла, Толстого или Мольера - приводит в равновесие реальность и бунт, и они, сообщая друг другу силу, прорываются к свету, как вечно бьющийся родник самой жизни, радостной и мучительной. Вот тогда-то и рождается порой совершенно новый мир, отличный от повседневного и все-таки тот же самый, особый и вместе с тем универсальный, чистый и незащищенный, вызванный к жизни на несколько часов силой и неудовлетворенностью гения.

Иметь силу выбрать то, что тебе по душе, и не отступаться. Иначе лучше умереть.

Истина, как и свет, ослепляет.

Искусство балансирует между двумя пропастями - легкомыслием и пропагандой. На гребне хребта, по которому идет вперед большой художник, каждый шаг - приключение, величайший риск. В этом риске, однако, и только в нем, заключается свобода искусства.

Индивидуалист ненавидит людей в целом, но щадит отдельного человека.

Искушение погубить себя и все отринуть, не быть ни на кого похожим, навсегда уничтожить то, что нас определяет, предаться одиночеству и небытию, найти единственную точку опоры, где судьбы всякий раз могут начаться сначала. Искушение это постоянно. Поддаться ему или нет? Можно ли вносить произведением одержимость в глубь кипучей жизни, или надо, наоборот, равнять по нему свою жизнь, подчиняться мгновенным озарениям? Красота - главная моя забота, так же как свобода.

Идти до конца - значит не только сопротивляться, но также дать себе волю. Мне необходимо чувствовать свою личность постольку, поскольку в ней живет ощущение того, что выше меня. Иногда мне необходимо писать вещи, которые от меня ускользают, - но именно они и доказывают, что есть во мне что-то сильнее меня.

Истина сияет подобно свету.

Когда умирает писатель, начинают переоценивать его творчество. Точно так же, когда умирает человек, начинают переоценивать его роль среди нас. Значит, прошлое полностью сотворено смертью, которая населяет его иллюзиями.

Когда в старости человек становится мудрым и нравственным, ему, вероятно, бывает стыдно вспоминать свои былые поступки, шедшие вразрез с предписаниями нравственности и мудрости. Слишком рано или слишком поздно. Середины нет.

Когда ты уже сделал все, что нужно, чтобы как следует понять, принять и снести бедность, болезнь и собственные недостатки, остается сделать еще один шаг.

Когда художник принимает решение разделить участь всех, он утверждает себя как личность.

Каждый человек умирает незнакомцем.

Как только война становится реальностью, всякое мнение, не берущее ее в расчет, начинает звучать неверно.

Когда религия соединяется с политикой, рождается инквизиция.

Красота приводит нас в отчаяние, она – вечность, длящаяся мгновение, а мы хотели бы продлить её навсегда.

Кто ничего не даёт, тот ничего не имеет. Самое большое несчастье не в том, что тебя не любят, а в том, что не любишь сам.

Любовь... Познание... Это одно и то же.

Любовь несправедлива, но одной справедливости недостаточно.

Люди все хотели понять, где война - и что в ней гнусного... Она в страшном одиночестве того, кто сражается, и того, кто остается в тылу, в позорном отчаянии, охватившем всех, и в нравственном падении, которое со временем проступает на лицах. Наступило царствие зверей.

Люди упорно путают брак и любовь, с одной стороны, счастье и любовь - с другой. Между тем это совершенно разные вещи, Именно поэтому, хотя любовь - вещь очень редкая, среди браков бывают и счастливые.

Любовь может презреть цепи, крепостные стены толщиной в несколько метров и прочее. Но стоит только подчинить крошечную часть души долгу, и настоящая любовь становится невозможной.

Лучше быть свободным бедняком, чем богатым невольником. Конечно, люди хотят быть и богатыми и свободными - и из-за этого подчас становятся бедными рабами.

Любовь, которая не выдерживает столкновения с реальностью, - это не любовь. Но в таком случае неспособность любить - привилегия благородных сердец.

Любовь либо крепнет, либо вырождается. Чем она несчастнее, тем сильнее калечит. Если любовь лишена творческой силы, навсегда отнимает у человека возможность творить по-настоящему. Она - тиран, причем тиран посредственный.

Мы можем все сделать наилучшим образом, все понять, а затем всем овладеть. Но мы никогда не сможем отыскать или создать ту силу любви, которую отняли у нас безвозвратно.

Мы всегда преувеличиваем важность жизни отдельного человека. Есть множество людей, не знающих, что делать с жизнью, - не так уж безнравственно лишить их ее.

Мыслитель движется вперед, если он не спешит с выводами, пусть даже они кажутся ему очевидными.

Малодушие всегда найдет себе философское оправдание.

Мир прекрасен, и вне его нет спасения.

Много ли вы знаете «любящих» мужчин, которые отказались бы от красивой и доступной женщины? А если кто и откажется, значит, ему недостает темперамента.

Молчать - верить самому себе.

Мыслить можно только образами. Если хочешь быть философом, пиши романы.

Мучительное ощущение: думаешь, что служишь справедливости, а на самом деле приумножаешь несправедливость. По крайней мере признаем это - и тем самым усугубим мучение; ведь это все равно что признать: всеобщей справедливости не существует. Отважившись на самый страшный бунт, в конце концов признать свое ничтожество, - вот что мучительно.

Нетрудно представить себе европейца, обратившегося в буддийскую веру, ибо это обеспечивает ему жизнь после смерти, которую Будда считает непоправимым злом, но которой человек желает изо всех сил.

Нет такого тяжкого преступления, на которое умный человек не чувствовал бы себя способным.

Наука объясняет то, что функционирует, а не то, что есть.

Ничто так не воодушевляет, как сознание своего безнадежного положения.

Начало всех великих действий и мыслей ничтожно. Великие деяния часто рождаются на уличном перекрестке или у входа в ресторан.

Не я отрекаюсь от людей и вещей (я бы не смог), люди и вещи отрекаются от меня. Моя юность бежит от меня: это и есть болезнь.

Ницше, внешняя сторона жизни которого была более чем однообразна, доказывает, что мысль, работающая в одиночестве, сама по себе страшное приключение.

Не быть любимым - это всего лишь неудача, не любить - вот несчастье.

Нужно решиться ввести в мыслительный аппарат необходимое различие между философией очевидной и философией приятной. Иначе говоря, мы можем прийти к философии, которая противна уму и сердцу, но которая напрашивается. Так, для меня очевидная философия - абсурд. Но это не мешает мне иметь (или, точнее, учитывать) философию приятную. Например: точное равновесие между умом и миром, гармония, полнота и т. д. Счастлив мыслитель, который отдается своей склонности, а тот, что отказывает себе в этом - из любви к истине, с сожалением, но решительно, - мыслитель-изгнанник.

Неизбежно только одно - смерть, всего остального можно избежать. Во временном пространстве, которое отделяет рождение от смерти, нет ничего предопределенного: все можно изменить и можно даже прекратить войну и жить в мире, если желать этого как следует - очень сильно и долго.

Надо или жить во времени, или в нем умирать, или изъять себя из него ради жизни, над ним возвышающейся.

На любви ничего нельзя построить: она - бегство, боль, минуты восторга или стремительное падение.

Несчастье художника в том, что он живет и не совсем в монастыре, и не совсем в миру - причем его мучают соблазны и той и другой жизни.

Ни одно гениальное произведение никогда не основывалось на ненависти или презрении.

Не иди впереди меня - я могу не успеть. Не иди позади меня - я могу завести не туда. Просто иди рядом со мной и будь моим другом.

Отдаваться может лишь тот, кто владеет собой. Бывает, что отдаются, чтобы избавиться от собственного ничтожества. Дать можно только то, что имеешь. Стать хозяином самому себе - и лишь после этого сдаться.

Отчего люди пьют? Оттого, что после выпивки все наполняется смыслом, все достигает высшего накала. Вывод: люди пьют от беспомощности или в знак протеста.

Об одной и той же вещи утром мы думаем одно, вечером - другое. Но где истина - в ночных думах или в дневных размышлениях?

Обращаться к Богу от того, что вы разочаровались в земной жизни, а боль отъединила вас от мира, бесполезно. Богу угодны души, привязанные к миру. Ему по нраву ваша радость.

Одни созданы для того, чтобы любить, другие - для того, чтобы жить.

Ответственность перед историей освобождает от ответственности перед людьми. В этом ее удобство.

Первым делом разума является различие истинного и ложного.

Пламенные произведения создаются философами-ирониками.

Политики не сознают, насколько равенство враждебно свободе. В Греции были свободные люди, потому что были рабы.

Почему я художник, а не философ? Потому что я мыслю словами, а не идеями.

Правда таинственна, неуловима, ее вечно приходится завоевывать заново.

Проблема искусства есть проблема перевода. Плохие писатели те, кто пишут, считаясь с внутренним контекстом, не известным читателю. Нужно писать как бы вдвоем: главное здесь, как и везде, - научиться владеть собою.

Психология, сводящаяся к копанию в мелочах, ошибочна. Люди ищут себя, изучают. Чтобы познать себя, чтобы самоутвердиться. Психология есть действие, а не самокопание. Человек пребывает в поиске в течение всей жизни. Познать себя до конца - значит умереть.

Пишущему лучше недоговорить, чем сказать лишнее.

При мысли обо всех тех наслаждениях, которые тебе совершенно не доступны, ощущаешь такую же усталость, как при мысли о тех, которые ты уже испытал.

Путешествие как самая великая наука и серьезная наука помогает нам вновь обрести себя.

Рано или поздно всегда наступает момент, когда люди перестают бороться и мучить друг друга, смиряются наконец с тем, что надо любить другого таким, как он есть. Это - царствие небесное.

Радость жизни рассеивает внимание, рассредотачивает, останавливает всякое стремление ввысь. Но жить без радости... Значит, выхода нет. Разве что черпать жизнь из великой любви, не опасаясь наказания раскаянием.

Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, - значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное - имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями, - второстепенно.

С несправедливостью либо сражаются, либо сотрудничают.

Сознательно или бессознательно женщины всегда пользуются чувством чести и верности данному слову, которое так сильно развито у мужчин.

Стремление быть всегда правым - признак вульгарного ума.

С плохой репутацией жить легче, чем с хорошей, ибо хорошую репутацию тяжело блюсти, нужно все время быть на высоте - ведь любой срыв равносилен преступлению. При плохой репутации срывы простительны.

Самая большая экономия, которая возможна в области мысли, - согласиться, что мир непознаваем, - и заняться человеком.

Самый опасный соблазн - не походить ни на кого.

Свобода - это, в первую очередь, не привилегии, а обязанности.

Свобода искусства недорого стоит, когда ее единственный смысл - душевный комфорт художника.

Стареть - значит переходить от чувств к сочувствию.

Свободен тот, кто может не врать.

Святость - тоже бунт: святой отвергает вещи как они есть. Он принимает на себя все горе мира.

Сколько художников высокомерно отказываются сознавать себя маленькими людьми! Но этого сознания своей «малости» было бы довольно, чтобы обрести истинный талант, иначе для них недоступный.

Смертная казнь. Преступника убивают, потому что преступление истощает в человеке всю способность жить. Он все прожил, раз он убил. Он может умереть. Убийство исчерпывает.

Тревога - это лишь легкое отвращение перед будущим.

Тайна моего мира: вообразить Бога без человеческого бессмертия.

Тот, кто не верит в Бога, видит в мире, где людей не ценят по достоинству, только хаос, и предается отчаянию.

Тот, кто не верит в ход вещей, - трус, но тот, кто верит в человеческий удел, - безумец.

Трагическая роль тем лучше удается актеру, чем меньше он впадает в крайности. Безмерный ужас порождается именно умеренностью.

Те, кого людское правосудие или людская злоба держат за решеткой, нетерпеливо подгоняют настоящее, враждебно косятся на прошлое и абсолютно лишены будущего.

Те, кто любят истину, должны искать любви в браке, то есть в любви без иллюзий.

У искусства случаются приступы целомудрия. Оно не может назвать вещи своими именами.

У любви есть своя честь. Стоит потерять ее - и любви приходит конец.

У всякого страдания, волнения, страсти есть пора, когда они принадлежат самому человеку с его неповторимой индивидуальностью, и другая пора, когда они начинают принадлежать искусству. Но в первые мгновения искусство бессильно что-либо сделать с ними. Искусство - расстояние, на которое время удаляет от нас страдания.

Уединение - роскошь богачей.

Удивительно, как тщеславен человек, который хочет внушить себе и другим, что он стремится к истине, меж тем как он жаждет любви.

Утверждение, что человек способен совершенствоваться, само по себе уже спорно. Но утверждение, что человек добр, звучащее из уст человека пожившего...

Умереть во имя идеи - это единственный способ быть на высоте идеи.

У нас не хватает времени быть самими собой. У нас хватает времени только на то, чтобы быть счастливыми.

Философии значат столько, сколько значат философы. Чем больше величия в человеке, тем больше истины в его философии.

Физическая ревность есть в большой мере осуждение самого себя. Зная, о чем способен помыслить ты сам, ты решаешь, что и она помышляет о том же.

Философия - современная форма бесстыдства.

Цивилизация заключается не в большей или меньшей утонченности. Но в сознании, общем для целого народа. И это сознание никогда не бывает утонченным. Наоборот, оно вполне здравое. Представлять цивилизацию творением элиты - значит отождествлять ее с культурой, меж тем как это совершенно разные вещи.

Чувства, которые мы испытываем, не преображают нас, но подсказывают нам мысль о преображении. Так любовь не избавляет нас от эгоизма, но заставляет нас его осознать и напоминает нам о далекой родине, где эгоизму нет места.

Чем руководствуется сердце? Любовью? Что может быть ненадежнее? Можно знать, что такое любовное страдание, но не знать, что такое любовь. Тут и утрата, и сожаление, и пустые руки. Пусть я не буду сгорать от страсти, при мне останется тоска. Ад, где все сулит рай. И все-таки это ад. Я называю жизнью и любовью то, что меня опустошает. Отъезд, принуждение, разрыв, мое беспросветное сердце, разорванное в клочья, соленый вкус слез и любви.

Что может быть лучше для человека, чем бедность? Я говорю не о нищете или безнадежном труде современного пролетария. Но я не знаю, что может быть лучше бедности в сочетании с деятельным отдыхом.

Человек не только общественное существо. По крайней мере, он властен над своей смертью. Мы созданы, чтобы жить бок о бок с другими. Но умираем мы по-настоящему только для себя.

Человек - животное религиозное.

Чего стоит человек? Что такое человек? После того, что я видел, у меня до конца жизни не исчезнет по отношению к нему недоверие и всеобъемлющая тревога.

Человек мыслящий занимается обычно тем, что старается сообразовать свое представление о вещах с новыми фактами, которые его опровергают. В этом-то сдвиге, в этой-то изменчивости мыслей, в этой сознательной поправке и заключается истина, то есть урок, преподаваемый жизнью.

Человек не станет свободным, пока не преодолеет страха смерти. Но не с помощью самоубийства. Нельзя преодолеть, сдавшись. Суметь умереть, глядя смерти в глаза, без горечи.

Человеческое сердце обладает досадной склонностью именовать судьбой только то, что его сокрушает.

Человек всегда бывает добычей исповедуемых им истин.

Человек чувствует себя одиноким, когда он окружен трусами.

Чем трагичнее удел человека, тем более непреклонной и вызывающей становится надежда.

Что такое знаменитость? Это человек, которого все знают по фамилии, и потому имя его не имеет значения. У всех других имя значимо.

Чтобы не терять зря времени, нужно прочувствовать это время во всей его протяженности.

Щедрость по отношению к будущему - это умение отдавать все, что связано с настоящим.

Я не люблю чужих секретов. Но мне интересны чужие признания.

Язык, подчеркивающий в слове «страсть» его родство со страданием, прав, хотя в повседневном употреблении, говоря «страсть», мы подразумеваем скорее судорожный порыв, удивляющий нас, и забываем, что речь идет о душевном страдании...

Я удалился от мира не потому, что имел врагов, а потому, что имел друзей. Не потому, что они вредили мне, как это обычно бывает, а потому, что считали меня лучшим, чем я есть. Этой лжи я вынести не мог.

Французский прозаик, философ, эссеист, публицист, близкий к экзистенциализму. Получил нарицательное имя при жизни «Совесть Запада». Лауреат Нобелевской премии по литературе 1957 года.

В жизни каждая минута таит в себе чудо и вечную юность.

Всякая жизнь, посвященная погоне за деньгами, - это смерть. Воскрешение - в бескорыстии.

Всякое свершение обрекает на рабство. Оно обязывает к более высоким свершениям.

Для того, чтобы мысль преобразила мир, нужно, чтобы она сначала преобразила жизнь своего творца.

Древние философы размышляли гораздо больше, чем читали. Книгопечатание все изменило. Теперь читают больше, чем размышляют. Вместо философии у нас одни комментарии. На смену эпохе философов, занимавшихся философией, пришли профессора философии, занимающиеся философами. Дошло до того, что сегодня философский трактат, не ссылающийся ни на какие авторитеты, не подкрепленный цитатами и комментариями, никто не принял бы всерьез.

Как добиться того, чтобы не терять зря времени? — Почувствовать время во всей его протяженности: проводить дни в приемной у зубного врача на жестком стуле; сидеть на балконе в воскресенье после обеда; слушать доклады на непонятном для тебя языке; выбирать самые длинные и самые неудобные железнодорожные маршруты и, разумеется, ездить в поездах стоя; торчать в очереди у театральной кассы и не брать билета на спектакль…