Песнь первая

Язва. Гнев

Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля), -

С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждою

Старец, он приходил к кораблям быстролетным ахейским

Пленную дочь искупить и, принесши бесчисленный выкуп

Скорбью терзалась она, погибающих видя ахеян.

Быстро сходился народ, и когда воедино собрался,

Первый, на сонме восстав, говорил Ахиллес быстроногий:

“Должно, Атрид, нам, как вижу, обратно исплававши море,

В домы свои возвратиться, когда лишь от смерти спасемся.

Вдруг и война, и погибельный мор истребляет ахеян.

Но испытаем, Атрид, и вопросим жреца, иль пророка,

Или гадателя снов (и сны от Зевеса бывают):

Пусть нам поведают, чем раздражен Аполлон небожитель?

Он за обет несвершенный, за жертву ль стотельчую гневен?

Или от агнцев и избранных коз благовонного тука

Требует бог, чтоб ахеян избавить от пагубной язвы?”

Мудрый, ведал он все, что минуло, что есть и что будет,

И ахеян суда по морям предводил к Илиону

Даром предвиденья, свыше ему вдохновенным от Феба.

Он, благомыслия полный, речь говорил и вещал им:

“Царь Ахиллес! возвестить повелел ты, любимец Зевеса,

Праведный гнев Аполлона, далеко разящего бога?

Я возвещу; но и ты согласись, поклянись мне, что верно

Сам ты меня защитить и словами готов и руками.

Я опасаюсь, прогневаю мужа, который верховный

Царь аргивян и которому все покорны ахейцы.

Слишком могуществен царь, на мужа подвластного гневный:

Вспыхнувший гнев он на первую пору хотя и смиряет,

Но сокрытую злобу, доколе ее не исполнит,

В сердце хранит. Рассуди ж и ответствуй, заступник ли ты мне?”

Быстро ему отвечая, вещал Ахиллес благородный:

“Верь и дерзай, возвести нам оракул, какой бы он ни был!

Фебом клянусь я, Зевса любимцем, которому, Калхас,

Молишься ты, открывая данаям вещания бога:

Нет, пред судами никто, покуда живу я и вижу,

Рук на тебя дерзновенных, клянуся, никто не подымет

В стане ахеян; хотя бы назвал самого ты Атрида,

Властию ныне верховной гордящегось в рати ахейской”.

Рек он; и сердцем дерзнул, и вещал им пророк непорочный:

“Нет, не за должный обет, не за жертву стотельчую гневен

Феб, но за Хриса жреца: обесчестил его Агамемнон,

Дщери не выдал ему и моленье и выкуп отринул.

Феб за него покарал и бедами еще покарает,

И от пагубной язвы разящей руки не удержит

Прежде, доколе к отцу не отпустят, без платы, свободной

Дщери его черноокой и в Хрису святой не представят

Жертвы стотельчей; тогда лишь мы бога на милость

преклоним”.

Слово скончавши, воссел Фесторид; и от сонма воздвигся

Мощный герой, пространно-властительный царь Агамемнон,

Гневом волнуем; ужасной в груди его мрачное сердце

Злобой наполнилось; очи его засветились, как пламень.

Калхасу первому, смотря свирепо, вещал Агамемнон:

“Бед предвещатель, приятного ты никогда не сказал мне!

Радостно, верно, тебе человекам беды лишь пророчить;

Доброго слова еще ни измолвил ты нам, ни исполнил.

Се, и теперь ты для нас как глагол проповедуешь бога,

Будто народу беды дальномечущий Феб устрояет,

Мстя, что блестящих даров за свободу принять Хрисеиды

Я не хотел; но в душе я желал черноокую деву

В дом мой ввести; предпочел бы ее и самой Клитемнестре ,

Девою взятой в супруги; ее Хрисеида не хуже

Прелестью вида, приятством своим, и умом, и делами!

Но соглашаюсь, ее возвращаю, коль требует польза:

Лучше хочу я спасение видеть, чем гибель народа.

Вы ж мне в сей день замените награду, да в стане аргивском

Я без награды один не останусь: позорно б то было;

Вы же то видите все – от меня отходит награда”.

Первый ему отвечал Пелейон, Ахиллес быстроногий:

“Славою гордый Атрид, беспредельно корыстолюбивый!

Где для тебя обрести добродушным ахеям награду?

Мы не имеем нигде сохраняемых общих сокровищ:

Что в городах разоренных мы добыли, все разделили;

Снова ж, что было дано, отбирать у народа – позорно!

Лучше свою возврати, в угождение богу. Но после

Втрое и вчетверо мы, аргивяне, тебе то заплатим,

Если дарует Зевс крепкостенную Трою разрушить”.

Быстро, к нему обратяся, вещал Агамемнон могучий:

“Сколько ни доблестен ты, Ахиллес, бессмертным подобный,

Хитро не умствуй: меня ни провесть, ни склонить но успеешь.

Хочешь, чтоб сам обладал ты наградой, а я чтоб, лишенный,

Молча сидел? и советуешь мне ты, чтоб деву я выдал?..

Пусть же меня удовольствуют новою мздою ахейцы,

Столько ж приятною сердцу, достоинством равною первой.

Если ж откажут, предстану я сам и из кущи исторгну

Или твою, иль Аяксову мзду, или мзду Одиссея;

Сам я исторгну, и горе тому, пред кого я предстану!

Но об этом беседовать можем еще мы и после.

Ныне черный корабль на священное море ниспустим,

Сильных гребцов изберем, на корабль гекатомбу поставим

И сведем Хрисеиду, румяноланитую деву.

В нем да воссядет начальником муж от ахеян советных,

Идомепей, Одиссей Лаэртид, иль Аякс Теламонид ,

Или ты сам, Пелейон, из мужей в ополченье страшнейший!

Шествуй и к нам Аполлона умилостивь жертвой священной!”

Грозно взглянув на него, отвечал Ахиллес быстроногий:

“Царь, облеченный бесстыдством, коварный душою мздолюбец!

Кто из ахеян захочет твои повеления слушать?

Кто иль поход совершит, иль с враждебными храбро сразится?

Я за себя ли пришел, чтоб троян, укротителей коней,

Здесь воевать? Предо мною ни в чем не виновны трояне:

Муж их ни коней моих, ни тельцов никогда не похитил;

Ты же, бесстыдный, считаешь ничем то и все презираешь,

Ты угрожаешь и мне, что мою ты награду похитишь,

Подвигов тягостных мзду, драгоценнейший дар мне ахеян?..

Но с тобой никогда не имею награды я равной,

Если троянский цветущий ахеяне град разгромляют .

Нет, несмотря, что тягчайшее бремя томительной брани

Руки мои подымают, всегда, как раздел наступает,

Дар богатейший тебе, а я и с малым, приятным

В стан не ропща возвращаюсь, когда истомлен ратоборством.

Ныне во Фтию иду: для меня несравненно приятней

Честь мне окажут они, а особенно Зевс промыслитель.

Ты ненавистнейший мне меж царями, питомцами Зевса!

Только тебе и приятны вражда, да раздоры, да битвы.

Храбростью ты знаменит; но она дарование бога.

В дом возвратясь, с кораблями беги и с дружиной своею;

Властвуй своими фессальцами! Я о тебе не забочусь;

Гнев твой вменяю в ничто; а напротив, грожу тебе так я:

Требует бог Аполлон, чтобы я возвратил Хрисеиду;

Я возвращу, – и в моем корабле, и с моею дружиной

Деву пошлю; но к тебе я приду, и из кущи твоей Брисеиду

Сам увлеку я, награду твою, чтобы ясно ты понял,

Сколько я властию выше тебя, и чтоб каждый страшился

Рек он, – и горько Пелиду то стало: могучее сердце

В персях героя власатых меж двух волновалося мыслей:

Или, немедля исторгнувши меч из влагалища острый,

Встречных рассыпать ему и убить властелина Атрида;

Или свирепство смирить, обуздав огорченную душу.

В миг, как подобными думами разум и душу волнуя,

Страшный свой меч из ножен извлекал он, – явилась Афина,

С неба слетев; ниспослала ее златотронная Гера,

Сердцем любя и храня обоих браноносцев; Афина,

Став за хребтом, ухватила за русые кудри Пелида,

Только ему лишь явленная, прочим незримая в сонме.

Он ужаснулся и, вспять обратяся, познал несомненно

Дочь громовержцеву: страшным огнем ее очи горели.

К ней обращенный лицом, устремил он крылатые речи:

Ты никогда ни в сраженье открыто стать перед войском,

Ни пойти на засаду с храбрейшими рати мужами

Сердцем твоим не дерзнул: для тебя то кажется смертью.

Лучше и легче стократ по широкому стану ахеян

Грабить дары у того, кто тебе прекословить посмеет.

Царь пожиратель народа! Зане над презренными царь ты, -

Или, Атрид, ты нанес бы обиду, последнюю в жизни!

Но тебе говорю и великою клятвой клянуся,

Сладкоречивый восстал, громогласный вития пилосский:

Речи из уст его вещих, сладчайшие меда, лилися.

Два поколенья уже современных ему человеков

Скрылись, которые некогда с ним возрастали и жили

Но сильнейший здесь он, повелитель народов несчетных.

Сердце смири, Агамемнон: я, старец, тебя умоляю,

Гнев отложи на Пелида героя, который сильнейший

Всем нам, ахейцам, оплот в истребительной брани троянской”.

Быстро ему отвечал повелитель мужей, Агамемнон:

“Так справедливо ты все и разумно, о старец, вещаешь;

Но человек сей, ты видишь, хочет здесь всех перевысить,

Хочет начальствовать всеми, господствовать в рати над всеми,

Хочет указывать всем; но не я покориться намерен.

Или, что храбрым его сотворили бессмертные боги,

Тем позволяют ему говорить мне в лицо оскорбленья?”

Гневно его перервав, отвечал Ахиллес благородный:

“Робким, ничтожным меня справедливо бы все называли,

Если б во всем, что ни скажешь, тебе угождал я, безмолвный.

Требуй того от других, напыщенный властительством; мне же

Ты не приказывай: слушать тебя не намерен я боле!

Слово иное скажу, и его сохрани ты на сердце:

В битву с оружьем в руках никогда за плененную деву

Я не вступлю, ни с тобой и ни с кем; отымайте, что дали!

Что ж до корыстей других, в корабле моем черном хранимых,

Противу воли моей ничего ты из них не похитишь!

Или, приди и отведай, пускай и другие увидят:

Черная кровь из тебя вкруг копья моего заструится!”

Так воеводы жестоко друг с другом словами сражаясь,

Встали от мест и разрушили сонм пред судами ахеян.

Царь Ахиллес к мирмидонским своим кораблям быстролетным

Гневный отшел, и при нем Менетид с мирмидонской дружиной.

Царь Агамемнон легкий корабль ниспустил на пучину,

Двадцать избрал гребцов, поставил на нем гекатомбу,

Дар Аполлону, и сам Хрисеиду, прекрасную деву,

Взвел на корабль: повелителем стал Одиссей многоумный;

Быстро они, устремяся, по влажным путям полетели.

Тою порою Атрид повелел очищаться ахейцам:

Все очищались они и нечистое в море метали.

После, избрав совершенные Фебу царю гекатомбы,

Коз и тельцов сожигали у брега бесплодного моря;

Туков воня до небес восходила с клубящимся дымом.

Так аргивяне трудилися в стане; но царь Агамемнон

Злобы еще не смирял и угроз не забыл Ахиллесу:

Он, призвав пред лицо Талфибия и с ним Эврибата ,

Верных клевретов и вестников, так заповедывал, гневный:

“Шествуйте, верные вестники, в сень Ахиллеса Пелида;

За руки взяв, пред меня Брисеиду немедля представьте:

Если же он не отдаст, возвратитеся – сам я исторгну:

С силой к нему я приду, и преслушному горестней будет”.

Так произнес и послал, заповедавши грозное слово.

Мужи пошли неохотно по берегу шумной пучины;

И, приближася к кущам и быстрым судам мирмидонов,

Там обретают его, перед кущей своею сидящим

В думе; пришедших увидя, не радость Пелид обнаружил.

Оба смутились они и в почтительном страхе к владыке

Стали, ни вести сказать, ни его вопросить не дерзая.

Сердцем своим то проник и вещал им Пелид благородный:

“Здравствуйте, мужи глашатаи, вестники бога и смертных!

Ближе предстаньте; ни в чем вы не винны, но царь Агамемнон!

Он вас послал за наградой моей, за младой Брисеидой.

Быстро из пенного моря, как легкое облако, вышла,

Села близ милого сына, струящего горькие слезы;

Нежно ласкала рукой, называла и так говорила:

“Что ты, о сын мой, рыдаешь? Какая печаль посетила

Сердце твое? не скрывайся, поведай, да оба мы знаем”.

Ей, тяжело застонав, отвечал Ахиллес быстроногий:

“Знаешь, о матерь: почто тебе, знающей все, возвещать мне?

Град разгромили, и все, что ни взяли, представили стану;

Все меж собою, как должно, ахеян сыны разделили:

Сыну Атрееву Хрисову дочь леповидную дали.

Вскоре Хрис, престарелый священник царя Аполлона,

К черным предстал кораблям аргивян меднобронных, желая

Пленную дочь искупить; и, принесши бесчисленный выкуп

И держа в руках, на жезле золотом, Аполлонов

Красный венец, умолял убедительно всех он ахеян,

Паче ж Атридов могучих, строителей рати ахейской.

Все изъявили согласие криком всеобщим ахейцы

Честь жрецу оказать и принять блистательный выкуп;

Но Атриду царю, одному, не угодно то было:

Гордо жреца он отринул, суровые речи вещая.

Жрец огорчился и вспять отошел; но ему сребролукий

Скоро молящемусь внял, Аполлону любезен был старец:

Внял и стрелу истребленья послал на данаев; народы

Гибли, толпа на толпе, и бессмертного стрелы летали

С края на край по широкому стану. Тогда прорицатель,

Калхас премудрый, поведал священные Феба глаголы.

Первый советовал я укротить раздраженного бога.

Гневом вспылал Агамемнон и, с места, свирепый, воспрянув,

Начал словами грозить, и угрозы его совершились!

В Хрису священника дщерь быстроокие чада ахеян

В легком везут корабле и дары примирения богу.

Но недавно ко мне приходили послы и из кущи

Брисову дщерь увели, драгоценнейший дар мне ахеян!

Матерь! когда ты сильна, заступися за храброго сына!

Ныне ж взойди на Олимп и моли всемогущего Зевса,

Ежели сердцу его угождала ты словом иль делом.

Часто я в доме родителя, в дни еще юности, слышал,

Часто хвалилася ты, что от Зевса, сгустителя облак,

Ты из бессмертных одна отвратила презренные козни,

В день, как отца оковать олимпийские боги дерзнули,

Гера и царь Посейдаон и с ними Афина Паллада .

Ты, о богиня, представ, уничтожила ковы на Зевса;

Ты на Олимп многохолмный призвала сторукого в помощь,

Но аргивян, утесняя до самых судов и до моря,

Смертью разить, да своим аргивяне царем насладятся;

Сам же сей царь многовластный, надменный Атрид, да познает,

Сколь он преступен, ахейца храбрейшего так обесчестив”.

Сыну в ответ говорила Фетида , лиющая слезы:

“Сын мой! Почто я тебя воспитала, рожденного к бедствам!

Даруй, Зевес, чтобы ты пред судами без слез и печалей

Мог оставаться. Краток твой век, и предел его близок!

Ныне ты вместе – и всех кратковечней, и всех злополучней!

В злую годину, о сын мой, тебя я в дому породила!

Но вознесусь на Олимп многоснежный; метателю молний

Все я поведаю, Зевсу: быть может, вонмет он моленью.

Ты же теперь оставайся при быстрых судах мирмидонских,

Гнев на ахеян питай и от битв удержись совершенно.

Зевс громовержец вчера к отдаленным водам Океана

С сонмом бессмертных на пир к эфиопам отшел непорочным;

Но в двенадцатый день возвратится снова к Олимпу;

И тогда я пойду к меднозданному Зевсову дому,

И к ногам припаду, и царя умолить уповаю”.

Слово скончала и скрылась, оставя печального сына,

В сердце питавшего скорбь о красноопоясанной деве,

Силой Атрида отъятой. Меж тем Одиссей велемудрый

Хрисы веселой достиг с гекатомбой священною Фебу.

С шумом легкий корабль вбежал в глубодонную пристань,

Все паруса опустили, сложили на черное судно,

Мачту к гнезду притянули, поспешно спустив на канатах,

И корабль в пристанище дружно пригнали на веслах.

Там они котвы бросают, причалы к пристанищу вяжут,

И с дружиною сами сходят на берег пучины,

И низводят тельцов, гекатомбу царю Апполону,

И вослед Хрисеида на отчую землю нисходит.

В гневе на племя данаев пославшего тяжкие бедства”.

Рек, и вручил Хрисеиду, и старец с веселием обнял

Милую дочь. Между тем гекатомбную славную жертву

Вкруг алтаря велелепного стройно становят ахейцы,

Руки водой омывают и соль и ячмень подымают.

Громко Хрис возмолился, горе воздевающий руки:

“Феб сребролукий, внемли мне! о ты, что хранящий обходишь

Хрису, священную Киллу и мощно царишь в Тенедосе!

Ты благосклонно и прежде, когда я молился, услышал

И прославил меня, поразивши бедами ахеян;

Так же и ныне услышь и исполни моление старца:

Ныне погибельный мор отврати от народов ахейских”.

Так он взывал, – и услышал его Аполлон сребролукий.

Кончив молитву, ячменем и солью осыпали жертвы ,

Выи им подняли вверх, закололи, тела освежили,

Вдвое кругом и на них положили останки сырые.

Жрец на дровах сожигал их, багряным вином окропляя;

Юноши окрест его в руках пятизубцы держали.

Бедра сожегши они и вкусивши утроб от закланных,

Все остальное дробят на куски, прободают рожнами,

Жарят на них осторожно и, все уготовя, снимают.

Кончив заботу сию, ахеяне пир учредили ;

Все пировали, никто не нуждался на пиршестве общем;

И когда питием и пищею глад утолили,

Юноши, паки вином наполнивши доверху чаши,

Кубками всех обносили, от правой страны начиная.

Целый ахеяне день ублажали пением бога;

Громкий пеан Аполлону ахейские отроки пели,

Славя его, стреловержца, и он веселился, внимая.

Солнце едва закатилось, и сумрак на землю спустился,

Сну предалися пловцы у причал мореходного судна.

Но, лишь явилась Заря розоперстая, вестница утра,

В путь поднялися обратный к широкому стану ахейцы.

С места попутный им ветер послал Аполлон сребролукий.

Мачту поставили, парусы белые все распустили;

Средний немедленно ветер надул, и, поплывшему судну,

Страшно вкруг киля его зашумели пурпурные волны;

Быстро оно по волнам, бразды оставляя, летело.

После, как скоро достигли ахейского ратного стана,

Черное судно они извлекли на покатую сушу

И, высоко, на песке, подкативши огромные бревна ,

Сами рассеялись вдруг по своим кораблям и по кущам.

Он между тем враждовал, при судах оставаяся черных,

Зевсов питомец, Пелид Ахиллес, быстроногий ристатель.

Не был уже ни в советах, мужей украшающих славой,

Не был ни в грозных боях; сокрушающий сердце печалью,

Праздный сидел; но душою алкал он и брани и боя.

С оной поры наконец двенадцать денниц совершилось

И на светлый Олимп возвратилися вечные боги

Все совокупно; предшествовал Зевс. Не забыла Фетида

Сына молений; рано возникла из пенного моря,

С ранним туманом взошла на великое небо, к Олимпу;

Там, одного восседящего, молний метателя Зевса

Видит на самой вершине горы многоверхой, Олимпа;

Близко пред ним восседает и, быстро обнявши колена

Левой рукою, а правой подбрадия тихо касаясь,

Так говорит, умоляя отца и владыку бессмертных:

“Если когда я, отец наш, тебе от бессмертных угодна

Словом была или делом, исполни одно мне моленье!

Сына отмсти мне, о Зевс! кратковечнее всех он данаев;

Но его Агамемнон, властитель мужей, обесславил:

Сам у него и похитил награду, и властвует ею.

Но отомсти его ты, промыслитель небесный, Кронион !

Ратям троянским даруй одоленье, доколе ахейцы

Сына почтить пе предстанут и чести его не возвысят”.

Так говорила; но, ей не ответствуя, тучегонитель

Долго безмолвный сидел; а она, как объяла колена,

Так их держала, припавши, и снова его умоляла:

“Дай непреложный обет, и священное мание сделай,

Или отвергни: ты страха не знаешь; реки, да уверюсь,

Всех ли презреннейшей я меж бессмертных богинь остаюся”.

Ей, воздохнувши глубоко, ответствовал тучегонитель:

“Скорбное дело, ненависть ты на меня возбуждаешь

Геры надменной: озлобит меня оскорбительной речью;

Гера и так непрестанно, пред сонмом бессмертных, со мною

Спорит и вопит, что я за троян побораю во брани.

Но удалися теперь, да тебя на Олимпе не узрит

Гера; о прочем заботы приемлю я сам и исполню:

Зри, да уверенна будешь, – тебе я главой помаваю.

Се от лица моего для бессмертных богов величайший

Слова залог: невозвратно то слово, вовек непреложно,

И не свершиться не может, когда я главой помаваю”.

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями:

Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида

Окрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный…

Так совещались они и рассталися. Быстро Фетида

Ринулась в бездну морскую с блистательных высей Олимпа;

Зевс возвратился в чертог, и боги с престолов восстали

В встречу отцу своему; не дерзнул ни один от бессмертных

Сидя грядущего ждать, но во стретенье все поднялися.

Там Олимпиец на троне воссел; но владычица Гера

Все познала, увидя, как с ним полагала советы

Старца пучинного дочь, среброногая матерь Пелида.

Быстро, с язвительной речью, она обратилась на Зевса:

“Кто из бессмертных с тобою, коварный, строил советы?

Знаю, приятно тебе от меня завсегда сокровенно

Тайные думы держать; никогда ты собственной волей

Мне не решился поведать ни слова из помыслов тайных!”

Ей отвечал повелитель, отец и бессмертных и смертных:

“Гера, не все ты ласкайся мои решения ведать;

Тягостны будут тебе, хотя ты мне и супруга!

Что невозбранно познать, никогда никто не познает

Прежде тебя, ни от сонма земных, ни от сонма небесных.

Если ж один, без богов, восхощу я советы замыслить,

Ты ни меня вопрошай, ни сама не изведывай оных”.

К Зевсу воскликнула вновь волоокая Гера богиня :

“Тучегонитель! какие ты речи, жестокий, вещаешь?

Я никогда ни тебя вопрошать, ни сама что изведать

Век не желала; спокойно всегда замышляешь, что хочешь.

Я и теперь об одном трепещу, да тебя не преклонит

Старца пучинного дочь, среброногая матерь Пелида:

Рано воссела с тобой и колена твои обнимала;

Ей помавал ты, как я примечаю, желая Пелида

Честь отомстить и толпы аргивян истребить пред судами”.

Гере паки ответствовал тучегонитель Кронион:

“Дивная! все примечаешь ты, вечно меня соглядаешь!

Но произвесть ничего не успеешь; более только

Сердце мое отвратишь, и тебе то ужаснее будет!

Если соделалось так, – без сомнения, мне то угодно!

Ты же безмолвно сиди и глаголам моим повинуйся!

Или тебе не помогут ни все божества на Олимпе,

Если, восстав, наложу на тебя необорные руки”.

Рек; устрашилась его волоокая Гера богиня

И безмолвно сидела, свое победившая сердце.

Ежели в сонме богов воздвигаете смуту! Исчезнет

Радость от пиршества светлого, ежели зло торжествует!

Матерь, тебя убеждаю, хотя и сама ты премудра,

Зевсу царю окажи покорность, да паки бессмертный

Гневом не грянет и нам не смутит безмятежного пира.

Если восхощет отец, Олимпиец, громами блестящий,

Всех от престолов низвергнет: могуществом всех он превыше!

Матерь, потщися могучего сладкими тронуть словами,

И немедленно к нам Олимпиец милостив будет”.

Матери милой подносит и снова так ей вещает:

“Милая мать, претерпи и снеси, как ни горестно сердцу!

Сыну толико драгая, не дай на себе ты увидеть

Зевса ударов; бессилен я буду, хотя и крушася,

Помощь подать: тяжело Олимпийцу противиться Зевсу!

Он уже древле меня, побужденного сердцем на помощь,

Ринул, за ногу схватив, и низвергнул с небесного прага:

Несся стремглав я весь день и с закатом блестящего солнца

Конник Пелонс передал властелину народов Атрею;

Сей, умирая, стадами богатому предал Фиесту ,

И Фиест, наконец, Агамемнону в роды оставил,

С властью над тьмой островов и над Аргосом, царством

пространным.

Царь, опираясь на скиптр сей, вещал к восседящим ахеям:

“Други, герои данайские, храбрые слуги Арея !

Зевс громовержец меня уловил в неизбежную гибель!

Пагубный, прежде обетом и знаменьем сам предназначил

Мне возвратиться рушителем Трои высокотвердынной;

Ныне же злое прельщение он совершил и велит мне

В Аргос бесславным бежать, погубившему столько народа!

Так, без сомнения, богу, всемощному Зевсу, угодно:

Многих уже он градов сокрушил высокие главы

И еще сокрушит: беспредельно могущество Зевса.

Так, – но коликий позор об нас и потомкам услышать!

Мы, и толикая рать, и народ таковой, как данаи,

Тщетные битвы вели и бесплодной войной воевали

С меньшею ратью врагов и трудам конца не узрели,

Ибо когда б возжелали ахейцы и граждане Трои,

Клятвою мир утвердивши, народ обоюдно исчислить,

И трояне собрались бы, все, сколько есть их во граде;

Мы же, ахейский народ, разделяся тогда на десятки,

Взяли б на каждый из них от троянских мужей виночерпца, -

Многим десяткам у нас недостало б мужей виночерпцев!

Столько, еще повторяю, числом превосходят ахейцы

В граде живущих троян. Но у них многочисленны други,

Храбрые, многих градов копьеборные мужи; они-то

Сильно меня отражают и мне не дают, как ни жажду,

Града разрушить враждебного, пышно устроенной Трои.

Девять прошло круговратных годов великого Зевса;

Должно бежать! возвратимся в драгое отечество наше;

Нам не разрушить Трои, с широкими стогнами града!”

Так говорил, – и ахеян сердца взволновал Агамемнон

Всех в многолюдной толпе, и не слышавших речи советной.

Встал, всколебался народ, как огромвсые волны морские,

Бросились все к кораблям; под стопами их прах, подымаясь,

Облаком в воздухе стал; вопиют, убеждают друг друга

Быстро суда захватить и спускать на широкое море;

Если, схвативши тебя, не сорву я твоих одеяний,

Слово, лишь Трою разрушив великую, вспять возвратиться.

Ныне ж ахейцы, как слабые дети, как жены-вдовицы,

Плачутся друг перед другом и жаждут лишь в дом возвратиться.

Тягостна брань, и унылому радостно в дом возвратиться.

Путник, и месяц один находяся вдали от супруги,

Сетует близ корабля, снаряженного в путь, но который

Держат и зимние вьюги, и волны мятежного моря.

Нам же девятый уже исполняется год круговратный,

Здесь пребывающим. Нет, не могу я роптать, что ахейцы

Сетуют сердцем, томясь при судах. Но, ахейские мужи,

Стыд нам – и медлить так долго, и праздно в дома возвратиться!

Нет, потерпите, о други, помедлим еще, да узнаем,

Верить ли нам пророчеству Калхаса или не верить.

Твердо мы оное помним; свидетели все аргивяне,

Коих еще не постигнули смерть наносящие Парки .

Прошлого, третьего ль дня, корабли аргивян во Авлиду

Сонмом слетались, несущие гибель Приаму и Трое;

Мы, окружая поток, на святых алтарях гекатомбы

Вечным богам совершали, под явором стоя прекрасным,

Где, из-под корня древесного, била блестящая влага.

Там явилося чудо! Дракон, и кровавый и пестрый,

Страшный для взора, самим Олимпийцем на свет извлеченный,

Вдруг из подножья алтарного выполз и взвился на явор.

Там, на стебле высочайшем, в гнезде, под листами таяся,

Восемь птенцов воробьиных сидели, бесперые дети,

И девятая матерь, недавно родившая пташек…

Всех дракон их пожрал, испускающих жалкие крики.

Матерь кругом их летала, тоскуя о детях любезных;

Вверх он извившись, схватил за крыло и стенящую матерь.

Но, едва поглотил он и юных пернатых, и птицу,

Чудо на нем совершает бессмертный, его показавший:

В камень его превращает сын хитроумного Крона ;

Мы, безмолвные стоя, дивились тому, что творилось:

Страшное чудо богов при священных явилося жертвах.

Калхас исполнился духа и так, боговещий, пророчил:

– Что вы умолкнули все, кудреглавые чада Эллады?

Знаменьем сим проявил нам событие Зевс промыслитель,

Позднее, поздний конец, но которого слава бессмертна!

Сколько пернатых птенцов поглотил дракон сей кровавый

(Восемь их было в гнезде и девятая матерь пернатых),

Столько, ахейцы, годов воевать мы под Троею будем;

Но в десятый разрушим обширную стогнами Трою. -

Рек, – и ахеяне подняли крик; корабли и окрестность

С страшным отгрянули гулом веселые крики ахеян,

Речь возносящих хвалой Одиссея, подобного богу.

Вскоре вещать меж ахейцами Нестор божественный начал:

“Боги! в собрании мы разглагольствуем праздно, как дети

Слабые, коим и думы о бранных делах незнакомы.

Что и моления наши, и клятвы священные будут?

Или в огонь и советы пойдут, и заботы ахеян,

Вин возлиянья и рук сочетанья на верность союзов?

Мы лишь словами стязаемся праздными; помощи ж делу

Мы изыскать не могли, долговременно здесь оставаясь.

Светлый Атрид, и теперь, как и прежде, душою ты твердый,

Властвуй, ахейских сынов предводи на кровавые битвы.

Если ж из оных один или два помышляют не с нами,

Их ты оставь исчезать, – не исполнятся помыслы робких:

Нет, не воротимся в Аргос, доколе мы въявь не познаем,

Зевса, эгиды носителя, ложен обет иль не ложен.

Я утверждаю, успех знаменал всемогущий Кронион,

В самый тот день, когда на суда быстролетные сели

Рати ахеян, троянам грозя и бедою и смертью:

Он одесную блистал, благовествуя рати ахейской.

Нет, да никто из ахеян не думает в дом возвратиться

Прежде, покуда троянской жены на одре не обымет

И не отмстит за печаль и за тайные слезы Елены.

Если ж кто-либо сильно желает лишь в дом возвратиться,

Пусть корабля своего многовеслого он прикоснется:

Прежде других, малодушный, найдет себе смерть и погибель.

Царь, предлагай ты совет, но внимай и другого совету.

Мысль не презренная будет, какую тебе предложу я.

Воев, Атрид, раздели ты на их племена и колена;

Пусть помогает колено колену и племени племя .

Если решиться на то и исполнить преклонишь ахеян,

Скоро узнаешь, какой у тебя из вождей иль народов

Робок иль мужествен: всяк за себя ратоборствовать будет;

Вместе узнаешь, по воле ль бессмертных не рушишь ты града

Или по слабости войск и неведенью ратного дела”.

Сыну Нелея немедля ответствовал царь Агамемнон:

“Всех ты ахейских мужей побеждаешь, старец, советом!

Если б, о Зевс отец, Аполлон и Афина Паллада,

Десять таких у меня из ахеян советников было,

Скоро пред нами поникнул бы град крепкостенный Приама,

Наших героев руками плененный и в прах обращенный!

Но Кронид громовержец мне лишь беды посылает;

В тщетную распрю меня, во вражду злополучную вводит.

Я с Ахиллесом Пелидом стязался за пленную деву

Спором враждебным; и я раздражаться, на горе мне, начал.

Если же некогда мы съединимся с героем, уверен,

Гибели грозной от Трои ничто ни на миг не отклонит!

Ныне спешите обедать, а после начнем нападенье.

Каждый потщися и дрот изострить свой, и щит уготовить;

Каждый кормом обильным коней напитай подъяремных ,

Вкруг осмотри колесницу, о брани одной помышляя.

Будем целый мы день состязаться в ужасном убийстве;

Отдыха ратным рядам ни на миг никакого не будет,

Разве уж ночь наступившая воинов ярость разнимет.

Потом зальется ремень на груди не единого воя,

Щит всеобъемный держащий; рука на копье изнеможет;

Потом покроется конь под своей колесницей блестящей.

Если ж кого я увижу, хотящего вне ратоборства

Возле судов крутоносых остаться, нигде уже после

В стане ахейском ему не укрыться от псов и пернатых!”

Рек, – и ахейцы вскричали ужасно; подобно как волны

Воют при бреге высоком, прибитые Нотом порывным

К встречной скале, от которой волна никогда не отходит,

Каждым вздымаяся ветром, отсель и оттоль находящим.

Встав, устремился народ, меж судами рассеялся быстро,

Вкруг задымилися кущи, спешили обедать ахейцы.

Жертвовал каждый из них своему от богов вечносущих ,

Смерти избавить моля и спасти от ударов Арея.

Он же тельца пятилетнего, пастырь мужей Агамемнон,

Тучного в жертву заклал всемогущему Зевсу Крониду.

Созвал старейшин отличных, почтеннейших в рати ахейской:

Первого Нестора старца и критского Идоменея ,

После Аяксов двоих и Тидеева славного сына,

И за ним Одиссея, советами равного Зевсу.

Но Атрид Менелай добровольно пришел и незваный,

Зная любезного брата и как он в душе озабочен.

Стали они вкруг тельца и ячмень освященный подъяли;

В сонме их, громко моляся, воззвал Агамемнон державный:

“Славный, великий Зевс, чернооблачный житель эфира!

Дай, чтобы солнце не скрылось и мрак не спустился на землю

Прежде, чем в прах я не свергну Приамовых пышных чертогов,

Черных от дыма, и врат не сожгу их огнем неугасньш;

Прежде, чем Гектора лат на груди у него не расторгну ,

Медью пробив; и кругом его многие други трояне

Ниц не полягут во прахе, зубами грызущие землю!”

Так он взывал; но к молитве его не склонился Кронион:

Жертвы приял, но труд беспредельный Атриду готовил.

Кончив молитву, ячменем и солью осыпали жертву,

Выю загнули тельцу и заклали и тук обнажили,

Бедра немедля отсекли, обрезанным туком покрыли

Вдвое кругом, и на них распростерли части сырые.

Всё сожигали они на сухих, безлиственных ветвях,

Но утробы, пронзив, над пылавшим огнем обращали.

Бедра сожегши они и вкусивши утробы от жертвы,

Всё остальное дробят на куски, прободают рожнами,

Жарят на них осторожно и, так уготовя, снимают.

Кончив заботу сию, немедленно пир учредили;

Все пировали, никто не нуждался на пиршестве общем.

Вскоре ж, когда питием и брашном насытили сердце,

Начал меж оными слово Нестор, конник геренский:

“Царь знаменитый, Атрид, повелитель мужей, Агамемнон!

Сами пройдем, да скорее возбудим жестокую битву”.

Рек; не отринул совета владыка мужей Агамемнон;

В тот же он миг повелел провозвестникам звонкоголосым

Кликом сзывать на сражение меднодоспешных данаев.

Вестники подняли клич, – и они собирались поспешно.

Быстро цари, вкруг Атрида стоявшие, Зевса питомцы,

Бросились строить толпы, и в среде их явилась Паллада,

В длани имея эгид, драгоценный, нетленный, бессмертный:

Сто на эгиде бахром развевалися, чистое злато,

Дивно плетенные все, и цена им – стотельчие каждой.

С оным, бурно носяся, богиня народ обтекала,

В бой возбуждая мужей, и у каждого твердость и силу

В сердце воздвигла, без устали вновь воевать и сражаться.

Всем во мгновенье война им кровавая сладостней стала,

Чем на судах возвращенье в любезную землю родную.

Словно огонь истребительный, вспыхнув на горных

вершинах,

Лес беспредельный палит и далёко заревом светит, -

Так, при движении воинств, от пышной их меди чудесной

Блеск лучезарный кругом восходил по эфиру до неба.

Их племена, как птиц перелетных несчетные стаи,

Диких гусей, журавлей иль стада лебедей долговыйных

Жили кругом Гиампола, кругом Анемории злачной;

Вдоль по Кефиссу реке, у божественных вод обитали;

Жили в Лилее, при шумном исходе Кефисского тока.

Сорок под их ополченьями черных судов принеслося.

Оба вождя устрояли ряды ополчений фокеиских,

И близ беотян, на левом крыле, ополчалися к бою.

Но копьеметец отличный меж эллинов всех и данаев.

Он предводил племена, населявшие Кинос и Опус,

Вессу, Каллиар и Скарф и веселые долы Авгеи;

Тарфы и Фроний, где воды Воагрия быстро катятся.

Сорок черных судов принеслося за ним к Илиону

Вывел и в бой предводил Элефенор, Ареева отрасль,

Сын Халкодонов, начальник нетрепетных духом абантов.

Он предводил сих абантов, на тыле власы лишь растивших,

Воинов пылких, горящих ударами ясневых копий

Медные брони врагов разбивать рукопашно на персях.

Сорок черных судов принеслося за ним к Илиону.

Но мужей, населяющих град велелепный Афины ,

Область царя Эрехтея, которого в древние веки

Матерь-земля родила, воспитала Паллада Афина,

И в Афины ввела, и в блестящий свой храм водворила,

Где и тельцами и агнцами ныне ее ублажают

Чада Афин, при урочном исходе годов круговратных, -

Сих предводил Петеид Менесфей , в ратоборстве искусный.

С ним от мужей земнородных никто не равнялся в искусстве

Строить на битвы и быстрых коней, и мужей щитоносцев.

Нестор один то оспаривал, древле родившийся старец.

С ним пятьдесят кораблей, под дружиною, черных

примчалось.

Мощный Аякс Теламонид двенадцать судов саламинских

Вывел и с оными стал, где стояли афинян фаланги.

С ними и третий был вождь, Эвриал , небожителю равный,

Вместе же всех предводил Диомед, знаменитый воитель:

Осмьдесят черных судов под дружинами их принеслося.

И в богатом Коринфе, и в пышных устройством Клеонах;

Орнии град населявших, веселую Арефирею,

Всех их на ста кораблях предводил властелин Агамемнон.

Рать многочисленней всех, превосходнее всех ратоборцы

С ним принеслися; он сам облекался сияющей медью,

Славою гордый, что он перед сонмом героев блистает

Саном верховным своим и числом предводимых народов.

Град населяющих Лаас и окрест Этила живущих;

Сих Агамемнона брат, Менелай, знаменитый воитель,

Вел шестьдесят кораблей, но отдельно на бой ополчался;

Ратников сам предводил, на душевную доблесть надежный,

Сам их на бой возбуждал и пылал, как никто из ахеян,

Страшно отметить за печаль и за стон похищенной Елены.

В Пилосе живших мужей, обитавших в Арене веселой;

Вслед вупрасийцы текли и народы священной Элиды ,

Жители тех областей, что Гирмина, Мирзин приграничный,

И утес Оленийский, и холм Алезийский вмещают:

Их предводили четыре вождя, и десять за каждым

Быстрых неслось кораблей, с многочисленной ратью эпеян.

Сих устремляли на бой Амфимах и воинственный Фалпий:

Первый Ктеатова отрасль, второй Акторида Эврита;

Тех предводителем шествовал храбрый Диор Амаринкид ;

Вождь их четвертый был Поликсен, небожителю равный,

Доблестный сын Агасфена, народов царя Авгеида.

Алос кругом населявших, и Алоп удел, и Трахину,

Холмную Фтию, Элладу, славную жен красотою,

Всех – мирмидонов, ахеян и эллинов имя носящих;

Сих пятьдесят кораблей предводил Ахиллес знаменитый.

Но народы сии о гремящей не мыслили брани;

Некому было водить на сражения строев их грозных.

В стане, при черных судах, возлежал Ахиллес быстроногий,

Гневный за дочь Брисееву, пышноволосую деву,

Деву, которую взял, по жестоких трудах, из Лирнесса ,

Самый Лирнесс разгромя и высокие фивские стены,

Где и Эвена сынов, копьеборцев, гибельных в битвах,

Внуков Селепа царя, и Эпистрофа сверг и Минеса .

Грустен по ней, возлежал он; но скоро воспрянет, могучий.

Дивной женою, прекраснейшей всех из Пелиевых дщерей.

Живших в Мефоне, и окрест Фавмакии нивы пахавших,

Чад Мелибеи, и живших в полях Олизона суровых, -

Сих предводил Эврипил, блистательный сын Эвемонов;

В Аргиссе живших мужей и кругом населявших Гиртону,

Орфу, широкий Элон, белокаменный град Олооссон, -

Сих предводил Полипет , воеватель бесстрашнейший в битвах,

Ветвь Пирифоя, исшедшего в мир от бессмертного Зевса,

Сын, Пирифою рожденный женой Ипподамией славной,

В самый тот день, как герой покарал чудовищ косматых:

Сбил с Пелиона кентавров и гнал до народов эфиков.

Он предводил не один, но при нем Леонтей бранодушный,

Отрасль Ареева, чадо Кенея, Коронова сына.

Сорок за ними судов, под дружиной, прнмчалося черных.

Но из Кифа Гуней с двадцатью и двумя кораблями

Плыл, предводя эниан и воинственных, сильных перребов,

Племя мужей, водворившихся окрест Додоны холодной,

Земли пахавших, по коим шумит Титаресий веселый,

Быстро в Пеней устремляющий пышно катящиесь воды,

Коих нигде не сливает с Пенеем сребристопучинным,

Но всплывает наверх и подобно елею струится:

Профоой, сын Тендредонов, начальствовал ратью магнетов.

Окрест Пенея и вкруг Пелиона шумного лесом

Жили они; предводил их в сражение Профоой быстрый:

Сорок за ним кораблей, под дружиною, черных примчалось.

Се и вожди и властители меднодоспешных данаев.

Кто же из них знаменитейший был, поведай мне, Муза,

Доблестью или конями, из всех за Атридом притекших?

Коней извел превосходнейших славный Эвмел Феретиад;

Он устремлял кобылиц на бегу, как пернатые, быстрых,

Масти одной, одинаковых лет и хребтом как под меру.

Сам Аполлон воспитал на зеленых лугах пиерийских

Сих кобылиц, разносящих в сражениях ужас Арея.

Мужем отличнейшим слыл Аякс Теламонид, доколе

Гневом Пелид сокрушался; но он был могучее всех их,

Также и кони, носящие в битвах Пелида героя.

Примечания

Ахиллес (Ахилл) – главный герой Троянской войны, сын морской богини Фетиды и Пелея, царя города Фтии в Фессалии. Величайший из греческих героев; он совершил под Троей множество подвигов, но на десятый год войны был убит стрелой Париса, которую Аполлон направил в единственное уязвимое место на теле Ахиллеса – в пятку (отсюда выражение “ахиллесова пята”).

Пелей – сын Эака, царь мирмидонян. Ему в жены отдали дочь морского старца Нерея Фетиду. На их свадьбе присутствовали все боги, кроме богини раздора Эриды. Обидевшись, Эрида бросила на стол во время свадьбы золотое яблоко с надписью “прекраснейшей”. Из-за этого яблока поспорили три богини: Гера, Афина и Афродита. Сын троянского царя Парис, к которому они обратились за решением, отдал предпочтение Афродите, обещавшей ему любовь самой красивой женщины. Исполняя это обещание, богиня помогла Парису похитить Елену, из-за чего началась Троянская война. У Пелея и Фетиды родился Ахиллес (или Пелид, то есть сын Пелея).

Аид – сын Крона и Реи, брат Зевса, бог подземного царства мертвых. Его имя обозначает “невидимый” и является заменой другого имени, внушавшего людям религиозный ужас. Царство Аида или часто просто Аид (ад) – загробный мир, царство мертвых.

Зевс (Зевес, Дий) – сын Крона и Реи, свергнувший своего отца и захвативший власть над миром. Зевс – царь богов и людей, бог неба, грома и молнии, верховный блюститель справедливости, покровитель молящих и странников. В Трое особенно почитается Зевс Идейский, пребывающий на горе Иде и оттуда управляющий миром, “обладающий с Иды”, как часто называют его в “Илиаде”.

Атрид – сын Атрея, Агамемнон.

Латона (Лето, Лета) – богиня, родившая от Зевса Аполлона и Артемиду.

Феб – культовое имя Аполлона.

Хриса – мифический остров, посвященный Аполлону.

Аполлон – бог солнечного света, символизированного золотыми стрелами этого бога, непременным атрибутом которого был лук. Аполлон также покровитель музыки и поэзии, предводитель хора Муз и сам искусный музыкант (кифаред); он же – бог-прорицатель и бог-врачеватель. Сын Зевса и Лето (Латоны), брат-близнец Артемиды.

…на жезле золотом, Аполлонов красный венец… – Жезл – принадлежность жреца; венец – повязка из шерстяной ленты, надевавшаяся на голову статуи Аполлона. Хрис взял ее как знак мольбы.

Олимп – мифическая гора, местопребывание бессмертных богов. Олимп отожествлялся с высокой горой в Фессалии.

Приам – царь Трои, глубокий старец, отец пятидесяти сыновей и пятидесяти дочерей; в их числе – Парис, Гектор, Деифоб, Кассандра.

…изъявили согласие криком всеобщим… – В народном собрании гомеровской эпохи еще не знали голосования и выражали свое согласие или несогласие криками.

Агамемнон – царь Микен и Аргоса, сын Атрея, брат спартанского царя Менелая. Под Троей Агамемнон был верховным вождем союзного ахейского войска; в день возвращения из-под Трои был убит своей женой Клитемнестрой и ее любовником Эгистом.

Аргос – во времена Гомера – Арголида, область в Пелопоннесе, в которой позже возвысился город Аргос; иногда словом “Аргос” обозначается весь Пелопоннес.

Килла – неизвестный нам остров или город неподалеку от Трои.

Тенедос – небольшой остров близ берегов Трои; на нем скрылись ахейцы, когда обманно отплыли от Трои, оставив засаду в деревянном коне.

Сминфей – культовое прозвище Аполлона, обозначающее “истребитель полевых мышей”.

Аргивяне, аргивцы – жители Аргоса. Тем же словом Гомер называет всех греков в противоположность негрекам.

…отомсти аргивянам стрелами твоими. – Внезапную смерть греки объясняли тем, что бог Аполлон или его сестра Артемида убивают людей своими стрелами. (Аполлон – мужчин, Артемида – женщин.)

Меск - мул или лошак, помесь лошади и осла.

Частые трупов костры… – В гомеровскую эпоху сожжение трупов было основной формой погребения.

Гера – дочь Крона и Реи, сестра и жена Зевса, царица богов и богиня-покровительница браков.

Жертва стотельчая - то есть жертва в сто тельцов (быков) – буквальный перевод греческого слова “гекатомба”. Значение стиха: бог гневен за обещанную, но не принесенную жертву.

Благовонный тук. – Жир (тук) жертвенного животного вместе с некоторыми частями туши сжигался в честь бога на алтаре.

Калхас – предсказатель ахейцев под Троей.

Фесторид – Калхас, сын Фестора.

Клитемнестра – дочь Леды и Тиндарея, жена Агамемнона (см. Агамемнон и Орест).

Троя – город в Малой Азии у реки Скамандра. В Трою Парис увез Елену; по этой причине город подвергся нападению союзного войска ахейцев и после десятилетней осады был взят при помощи хитрости с деревянным конем и разрушен.

Теламон – царь острова Саламина, сын Эака и брат Пелея, отец Аякса и Тевкра.

Фтия – главный город мирмидонян, столица царства Пелея и Ахиллеса.

Менелай – сын Атрея, брат Агамемнона, муж Елены (см. Елена).

Псообразный - значит “бесстыдный”; пес считался символом бесстыдства.

Если троянский… ахеяне град разгромляют. – В первые годы Троянской войны ахейское войско разгромило и разграбило все близлежащие города, союзные с Троей.

Эгиох – эпитет Зевса, обозначающий “носящий эгиду”.

С сердцем еленя . – Елень – олень, считавшийся у греков воплощением трусости.

Скипетром сим я клянуся … – Говоря, Ахиллес держит в руках скипетр, который как знак власти вручался в народном собрании каждому, кто брал слово.

Гектор – сын Приама и Гекубы, главный защитник Трои.

Нестор – старейший среди ахейских вождей, принимавших участие в походе под Трою, сын Нелея, царь Пилоса. Отличался мудростью и красноречием.

Пилос – 1) столица владений Нестора, приморский город на юго-западе Пелопоннеса; 2) город в Элиде, к югу от Алфея.

…подобных мужей… я и видеть не буду . – По гомеровскому представлению, каждое новое поколение героев слабее предыдущего.

Пирифой – царь мифического фессалийского народа лапифов, друг и соратник Тесея. На его свадьбе пьяные кентавры набросились на лапифских женщин, из-за чего началось побоище кентавров с лапифами, в котором принял участие и Нестор. Вместе с Тесеем Пирифой спустился в царство Аида, чтобы похитить Персефону; но оба героя приросли к чудесным сиденьям, на которые их усадил Аид. Тесея освободил Геракл, пришедший в царство мертвых за Цербером, а Пирифой так и остался в Аиде.

Дриас – один из лапифов, а также отец Ликурга.

Эксадий – один из лапифов.

Кеней – один из воинов-лапифов.

Полифем – 1) воин из войска лапифов; 2) циклоп.

Эгей – царь Афин, считавшийся отцом Тесея. Когда Тесей возвращался с Крита после победы над Минотавром (см. Ариадна), он забыл выполнить условие, заключенное с отцом перед отплытием, и не поднял на корабле белых парусов в знак благополучного исхода. Эгей издали увидел черные паруса корабля и, решив, что его сын погиб, бросился в море, которое в его честь было названо Эгейским.

Тесей – аттический герой, совершивший много подвигов, очистивший, подобно Гераклу, родную землю от чудовищ и разбойников. Тесей считался сыном Посейдона и Эфры, жены афинского царя Эгея, и сам был царем в Афинах. О нем – см. также Ариадна и Пирифой.

Лютые чада гор – кентавры, полулюди-полукони. На свадьбе у Пирифоя пьяные кентавры стали нападать на женщин; из-за этого началось сражение с кентаврами.

Фетида – дочь морского старца Нерея (нереида), жена Пелея, мать Ахиллеса. На ее свадьбе и произошел спор трех богинь из-за “яблока раздора”.

Океан – река, вечно бегущая по кругу и обтекающая земной диск. За Океаном находится потусторонний мир.

Кончив молитву, ячменем и солью осыпали жертвы . – Гомер описывает порядок жертвоприношения: ячменной мукой и солью посыпали головы жертв.

Пир учредили . – По представлениям греков, жертвоприношение – совместная трапеза бога и жертвующих.

И, высоко, на песке, подкативши огромные бревна . – Это делалось для того, чтобы не подгнивало дно судна.

…быстро обнявши колена . – Прикосновение к коленям и к подбородку – жест, выражающий мольбу.

Кронион – “сын Крона”, то есть Зевс.

Волоокая Гера богиня – то есть Гера с глазами коровы. Этот эпитет возник еще в глубокой древности, когда Геру почитали в виде коровы. Почитание богов в виде животных имело место не только в Древнем Египте, но и у греков задолго до Гомера. Так, например, супруг Геры Зевс почитался в виде быка на Крите, где археологи открыли стенную роспись, изображающую ритуальные атлетические игры с быком. Не случайно в известном мифе Зевс, для того чтобы похитить и умчать на Крит царевну Европу, принимает образ быка.

Гефест – сын Зевса и Геры, бог огня, бог-покровитель кузнечного ремесла и сам искусный кузнец; греки представляли Гефеста могучим, но некрасивым и хромым на обе ноги.

Кубок двудонный - кубок, имеющий под дном ножку с подставкой, как наши бокалы.

Лемн (Лемнос) – остров в Эгейском море, где, согласно мифам, находилась кузница Гефеста (см. также Ипсипила).

Муза – богиня пения, музыки, пляски, поэзии. Традиционное число Муз – девять; живут они на горе Парнас (лесистая гора в Аркадии, где Одиссей был ранен вепрем. По более поздним мифам, на Парнасе жили Музы, поэтому еще в древности Парнас стал символом поэзии), и каждая Муза является покровительницей определенного вида искусства. Отец Муз – Зевс, мать – Мнемозина, богиня памяти. Гомер чаще всего говорит об одной Музе, которая знает все и от которой все узнает вдохновляемый ею певец.

Беотия – область в Средней Греции.

Нелей – сын Посейдона, царь Пилоса, отец Нестора.

Осса – олицетворение молвы.

Гермес – сын Зевса и Майи, вестник богов, бог торговли и красноречия.

Пелопс – сын царя Тантала (Тантал – сын Зевса, царь малоазиатского города Сипила, хитрый и жадный человек. Пользуясь расположением богов, он выкрадывал с их трапез нектар и амброзию, разглашал их тайны. Однажды, желая испытать их всеведение, Тантал подал им во время трапезы мясо своего сына Пелопса. Боги воскресили юношу, а Тантала обрекли на вечные муки в Аиде.), внук Зевса, изгнанный из родного города Сипила троянским царем Илом и приплывший в ту область Греции, которая по его имени была названа Пелопоннесом (островом Пелопса). Здесь он путем преступлений женился на Гипподамии, дочери царя Писы Эномая, и сам воцарился в этом городе. Но своими преступлениями он навлек на себя проклятие, тяготевшее над всем его родом; его детьми были Фиест и Атреп, которые, враждуя друг с другом, совершили чудовищные злодеяния. Сыном Фиеста был Эгист, убивший сына Атрея Агамемнона и сам павший от руки сына Агамемнона Ореста. Так во вражде и кровавых драмах выразилось проклятие, тяготевшее над Пелопсом и его родом.

Рвы очищают - рвы, по которым вытаскивались на берег и спускались в море корабли.

Елена – дочь Леды и Зевса, принявшего образ лебедя, – прекраснейшая из женщин Эллады. За нее сватались самые знаменитые герои, но ее “земной” отец Тиндар предоставил ей, по совету Одиссея, самой выбирать себе жениха и заставил остальных претендентов дать клятву, что они сохранят дружбу и будут помогать мужу Елены. Елена выбрала Менелая, сына Атрея, который после смерти Тиндара стал царем в Спарте. Когда Парис, сын троянского царя Приама, с помощью Афродиты похитил Елену, Менелай собрал всех бывших женихов Елены и пошел с ними войной на Трою; так началась Троянская война.

Лаэрт – отец Одиссея, в молодости – участник калидонской охоты и похода аргонавтов.

Телемах – сын Одиссея, оставленный им на Итаке еще в младенческом возрасте. Имя его значит “сражающийся далеко”.

Хлена - верхнее платье греков, теплый плащ, которым окутывались поверх хитона – короткой рубашки без рукавов.

Эллада – Греция; иногда этим словом обозначается только Пелопоннес.

Парки – неточно применяемое Гнедичем и Жуковским римское название богинь судьбы Мойр.

Авлида – гавань в Беотии, где собирались греки перед отплытием под Трою.

Крон – отец Зевса. По мифам, над миром сперва царствовал Уран-небо, которому Гея-земля родила детей титанов. Один из них, Крон, сверг отца и воцарился над миром; при нем наступил золотой век. Но Крон боялся, что кто-нибудь из его детей, рожденных ему Реей, свергнет его, и поэтому проглатывал их одного за другим. Так проглотил он Гестию – богиню домашнего очага, Геру, Деметру, Аида и Посейдона. Рея, не желая, лишаться последнего ребенка, родила его в глубокой пещере на Крите и скрыла там, а Крону дала проглотить камень. Спасенный ребенок и был Зевс. Выросши, Зевс сверг отца, освободил из его чрева братьев и сестер и воцарился над миром, а Крона и восставших на его защиту титанов заключил в Тартар.

Вин возлиянья и рук сочетанья… – Принося клятву верности, греки совершали богам возлияния (жертва вином: немного вина проливали на землю) и соединяли руки.

Пусть помогает колено колену и племени племя. – Совет Нестора отражает существовавшую в эпоху родового строя, еще до Гомера, организацию войска по фратриям (объединениям родов, у Гнедича – “колена”) и по родам.

…коней напитай подъяремных… – В гомеровскую эпоху греки не знали кавалерии: вожди сражались в колесницах, запряженных парой коней (поэтому кони “подъяремные”), рядовые воины – в пешем строю.

…своему от богов вечносущих… – У каждого племени был свой бог-покровитель.

Идоменей – сын Девкалиона, царь критского города Кноса, предводитель критян в Троянской войне.

Абанты – воинственный народ, живший на острове Эвбее.

Эретрия – город на острове Эвбея.

Коринф – крупный город на севере Пелопоннеса у самого Истимийского перешейка, соединяющего Пелопоннес с остальной частью Балканского полуострова.

Афины – главный город Аттики, с древнейших времен центр культа Афины Паллады. Начиная с V века до н. э. – центр культуры всей Греции.

Менесфей – 1) сын Петея, предводитель афинских войск под Троей. Менесфей правил в Афинах, после того как свергнул великого афинского героя Тесея; 2) сын Арейфооя, убитый Парисом; 3) один из предводителей мирмидонян сын речного бога Сперхия и Полидоры, дочери Пелея.

Тиринф – древнейший город в Арголиде, в Пелопоннесе.

Гермиона – город в Арголиде.

Эпидавр – город в Арголиде, в Пелопоннесе.

Диомед – сын Тидея, один из величайших ахейских героев; до Троянской войны участвовал в “походе эпигонов” против Фив – походе, предпринятом сыновьями погибших под Фивами союзников Полиника.

Сфенел – участник Троянской войны, сын Капанея, друг Диомеда. Так же звали сына Персея и Андромеды, отца Эврисфея.

Капаней – огромного роста силач, участник похода семерых против Фив, за надменность и нечестивость испепеленный Зевсом во время штурма фиванских стен.

Эвриал – сын Мекестия, один из предводителей аргосцев; 2) феакиец, славный борец.

Мекестий (Мекистей) – царь Аргоса, отец Эвриала. Другой Мекистей – ахейский воин, убитый Полидамасом.

Элида – область на западе Пелопоннеса.

Акториды – близнецы-герои со сросшимися телами, дети элейца Актора.

Амаринк – фессальский воин, помогавший Авгеасу в войне с Гераклом; за это Авгеас разделил с ним власть.

Дулихий – остров, лежащий, по Гомеру, недалеко от Итаки. Неизвестно, какой именно из островов разумеет под этим названием поэт.

Филей – отец Мегеса, сын царя Авгия, у которого Геракл очистил конюшни. Когда Авгий не захотел выдать Гераклу обещанной награды, Филей вступился за героя и за это был изгнан отцом.

Итака – родина Одиссея, небольшой гористый остров в Ионийском море, недалеко от западных берегов Греции.

Нерит (Нерион) – лесистая гора на Итаке, также – герой, в честь которого она была названа.

Закинф – остров в Ионийском море близ берегов Элиды, южнее Итаки.

Самос – остров у берегов Малой Азии, центр культа Геры.

Эпир – область на севере Греции. В “Одиссее” словом “Эпир” Жуковский неверно переводит название сказочной страны Апира.

Фоас Андремонид – царь Плеврона и Калидона в Этолии.

Плеврон – город в Этолии.

Калидон – город в Этолии, родина Мелеагра.

Иней – царь города Калидона, отец Тидея и Мелеагра, дед Диомеда.

Мелеагр – сын Инея, царя Калидона. Когда он родился, матери его Алфее явились богини судьбы и сказали, что ее сын умрет, когда догорит головня в очаге. Алфея вынула головню и спрятала ее в ларец. Когда Мелеагр стал взрослым, он возглавил охоту на страшного кабана, которого Артемида наслала на калидонские земли за то, что Иней не принес ей жертв во время праздника сбора плодов. Когда кабан был убит, из-за его шкуры и головы началась распря между Мелеагром и куретами, братьями его матери. Распря перешла в войну, и куреты осадили Калидон. В битве Мелеагр убил одного из братьев Алфеи. Алфея прокляла за это сына. Узнав об этом, Мелеагр в обиде удалился из битвы; и лишь когда куреты уже врывались в город, внял мольбам своей жены Клеопатры, снова вступил в бой и отразил куретов. Однако Алфея не простила сыну гибели брата; она достала из ларца заветную головню и сожгла ее; когда головня догорела, Мелеагр умер.

Родос – большой остров, лежащий против юго-западного побережья Малой Азии.

Геракл – любимейший герой греческой мифологии, сын Зевса и Алкмены. Преследуемый Герой, он благодаря ее проискам попал в услужение к трусливому и ничтожному Эврисфею, царю Микен, и по его поручению совершил двенадцать знаменитых подвигов. Геракл очистил землю от чудовищ, освободил Прометея, победил даже бога смерти. После смерти Геракл был взят на Олимп и стал богом. Отрицательные черты, сказавшиеся в рассказе об убийстве Ифита (“Одиссея”, песнь двадцать первая, стихи 25 и сл.), были внесены в образ Геракла из ненависти к завоевателям-дорянам, считавшим Геракла своим предком.

Эфира – древнее название Коринфа и многих других городов.

Эврипил – царь Ормения, города в Фессалии.

Фера – город в Пелопоннесе, на полпути между Пилосом и Спартой. Одноименный город был в Фессалии.

Адмет – царь города Феры в Фессалии. Боги дали ему возможность отсрочить смерть, если кто-нибудь согласится умереть вместо него. Жена Адмета Алкеста согласилась умереть вместо мужа, но Геракл, гостивший в это время у Адмета, отбил ее у бога смерти.

Алкеста – см. Адмет. Адмет – царь города Феры в Фессалии. Боги дали ему возможность отсрочить смерть, если кто-нибудь согласится умереть вместо него. Жена Адмета Алкеста согласилась умереть вместо мужа, но Геракл, гостивший в это время у Адмета, отбил ее у бога смерти.

Филоктет – один из участников Троянского похода, друг Геракла, унаследовавший его лук и стрелы. По пути в Трою Филоктет был укушен змеей и заболел язвой от которой исходило такое зловоние, что ахейцы оставили его на бесплодном острове Лемносе. Там он прожил десять лет, добывая пропитание охотой. Однако ахейцы узнали, что Троя может быть взята только с помощью лука и стрел Геракла; тогда они послали за Филоктетом Одиссея и Неоптолема, и те обманом привезли обиженного героя под Трою. Там Махаон исцелил его язву.

Ипподамия – другая форма имени Гипподамия. Гипподамия – жена Пирифоя, на свадьбе которой началась битва лапифов с кентаврами. Так же зовут дочь Анхиза, сестру Эпея.

Пелион – гора в Фессалии, недалеко от Олимпа.

Додона – город в Эпире, где находился оракул Зевса.

Пеней – река в Фессалии.

Стикс – река подземного царства; ее водой клянутся боги, поэтому у Гомера и говорится: “воды заклинаний”.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

Бессмертные поэмы «Илиада» и «Одиссея» являются первыми памятниками литературы во всей Европе, а значит - первыми известными нам произведениями древнегреческой литературы.

Сама личность автора вызывает дискуссии по сей день, так как о древнем сказителе Гомере почти ничего не известно. Существует теория о том, что они жил в 8 веке до н.э. и был слепым. А его две знаменитые поэмы были записаны вероятнее всего в 6 веке до н.э.

Илиада Гомера: сюжет и смысл

В поэме «Илиада» рассказывается о Троянской войне , а название говорит о том, что в древности Трою называли Илионом. Сама война показана в поэме не полностью, в поэме не говорится о причинах начала войны, так как это было известно всем грекам. Сюжет поэмы охватывает уже 10-ый год войны, события происходят в последние пятьдесят дней. В поэме рассказывается о несокрушимом и смелом воине Ахиллесе, который был сыном морской древнегречской богини Фетиды. Греческий царь Агамемнон отбирает у него пленницу и этим вызывает гнев у Ахиллеса. Он покидает его войско и отказывается участвовать в войне.

Это очень выгодно для войска Трои, их принц Гектор смело выступает против них, и в этом бою погибает брат Ахиллеса - юный Патрокл, который надел доспехи своего могучего брата. Это приводит Ахиллеса в такое отчаяние, что он снова участвует в битве и побеждает не менее смелого Гектора. Ослепленный гневом, Ахиллес привязывает тело погибшего к своей колеснице и жестоко волочит его за собой. Отец Геракла - Приам - отправляется к Ахиллесу, чтобы на коленях выпросить у него тело сына и достойно похоронить его. Поэма завершается погребением принца Гектора.

Долго время события, описанные в «Илиаде» считались просто интересной легендой и вымыслом, но недавно археологам удалось найти напластование древних городов, которые Гомером назывались Илионом.

Одиссея Гомера - продолжение Илиады

Поэму «Одиссея» можно считать продолжением «Илиады», потому что в ней повествуется о долгожданном возвращении домой одного из героев Троянской битвы - царя острова Итака Одиссея. В поэме рассказывается о том, что ахейскому герою пришлось пережить за время странствий, сколько несчастий и опасностей встретились ему на пути домой. Одиссей и его спутники попадали в руки злобного одноглазого циклопа Полифема, проплывали мимо острова сирен, которые завлекали моряков своим чарующим голосом в пучину смерти, оказывались в проливе между двумя скалами, на которых жили чудовища Сцилла и Харибда.

Целых десять лет продолжались странствия главного героя, а с его отбытия на Троянскую войны прошло двадцать лет. За это время многие мужчины желали жениться на его жене Пенелопе, чтобы завладеть его троном. Образ жены Одиссея представляет собой верную и преданную женщину, которая не верит в то, что ее муж погиб и ждет его возвращения. Но когда он появляется у себя дома, Пенелопа не узнает его и предлагает мужчинам выстрелить из лука ее мужа, и тот, кто сумеет это сделать - станет ее мужем. Лишь Одиссею это удалось, и только после этого он открывается Пенелопе.

Герои «Одиссеи» более сложные, их характеры более утонченные, а отношения между ними более запутанные, чем в поэме «Илиада», поэтому первая поэма считается более оригинальной.

Предисловие переводчика

К пониманию событий, о которых рассказывают "Илиада" и "Одиссея"

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Мор. Гнев

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

Сон. Испытание. Беотия, или перечень кораблей

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Клятвы. Обозрение ахейского войска со стены. Единоборство Париса и

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Нарушение клятв. Агамемнонов обход

ПЕСНЬ ПЯТАЯ

Подвиги Диомеда

ПЕСНЬ ШЕСТАЯ

Встреча Гектора с Андромахой

ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ

Единоборство Гектора и Аякса. Погребение мертвых

ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ

Прерванная битва

ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ

Посольство к Ахиллесу. Просьбы

ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ

ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ

Подвиги Агамемнона

ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

Бой у стены

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

Бой у судов

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Обманутый Зевс

ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

Обратный напор от судов

ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ

Патроклия

ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ

Подвиги Менелая

ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Изготовление оружия

ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Отречение от гнева

ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ

Битва богов

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Битва у реки

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Убийство Гектора

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Игры в честь Патрокла

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Выкуп Гектора

Примечания

ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

У нас есть два полных перевода "Илиады", читаемых и сейчас. Один

старинный (десятых-двадцатых годов прошлого века) - Гнедича, другой более

новый (конца прошлого - начала нашего века) - Минского.

Перевод Гнедича - один из лучших в мировой литературе переводов

"Илиады". Он ярко передает мужественный и жизнерадостный дух подлинника,

полон того внутреннего движения, пафоса и энергии, которыми дышит поэма. Но

у перевода есть ряд недостатков, делающих его трудно приемлемым для

современного читателя.

Главный недостаток - архаический язык перевода. Например:

Он же, как лев истребитель, на юниц рогатых нашедший,

Коих по влажному лугу при блате обширном пасутся

Тысячи; пастырь при них; но юный, еще не умеет

С зверем сразиться, дабы защитить круторогую краву...

Перевод перенасыщен церковно-славянскими словами и выражениями,

пестрит такими словами, как "дщерь", "рек", "вещал", "зане", "паки", "тук",

вплоть до таких, современному читателю совершенно уже непонятных, слов, как

"скимен" (молодой лев), "сулица" (копье), "глезна" (голень) и т. п.

слога. Вместо "лошадь" он пишет "конь", вместо "собака" - "пес", вместо

"губы" - "уста, вместо "лоб" - "чело" и т. п. Он совершенно не считает

возможным передавать в неприкосновенности довольно грубые подчас выражения

Гомера. Ахиллес ругает Агамемнона: "пьяница, образина собачья!" Гнедич

переводит: "винопийца, человек псообразный!" Елена покаянно называет себя

перед Гектором "сукой", "бесстыдной собакой". Гнедич стыдливо переводит",

"меня, недостойную".

Перевод Минского написан современным русским языком, но чрезвычайно сер

и совершенно не передает духа подлинника. Минскому более или менее удаются

еще чисто описательные места, но где у Гомера огненный пафос или мягкая

лирика, там Минский вял и прозаичен.

Когда новый переводчик берется за перевод классического художественного

произведения, то первая его забота и главнейшая тревога - как бы не

оказаться в чем-нибудь похожим на кого-нибудь из предыдущих переводчиков.

Какое-нибудь выражение, какой-нибудь стих или двустишие, скажем даже, -

целая строфа переданы у его предшественника как нельзя лучше и точнее. Все

равно! Собственность священна. И переводчик дает свой собственный перевод,

переводчиков перечеркиваются, и каждый начинает все сначала.

Такое отношение к делу представляется мне в корне неправильным. Главная

все оправдывающая и все покрывающая цель - максимально точный и максимально

художественный перевод подлинника. Если мы допускаем коллективное

сотрудничество, так сказать, в пространстве, то почему не допускаем такого

же коллективного сотрудничества и во времени, между всею цепью следующих

один за другим переводчиков?

Все хорошее, все удавшееся новый переводчик должен полною горстью брать

из прежних переводов, конечно, с одним условием: не перенося их механически

в свой перевод, а органически перерабатывая в свой собственный стиль,

точнее, в стиль подлинника, как его воспринимает данный переводчик.

Игнорировать при переводе "Илиады" достижения Гнедича - это значит

заранее отказаться от перевода, более или менее достойного подлинника.

В основу своего перевода я кладу перевод Гнедича везде, где он удачен,

везде, где его можно сохранять. "Илиада", например, кончается у Гнедича

таким стихом:

Так погребали они конеборного Гектора тело.

Лучше не скажешь. Зачем же, как Минский, напрягать усилия, чтоб сказать

хоть хуже, да иначе, и дать такое окончание:

Так погребен был троянцами Гектор, коней укротитель.

Многие стихи Гнедича я перерабатывал, исходя из его перевода. Например:

Долго, доколе эгид Аполлон держал неподвижно,

Стрелы равно между воинств летали, и падали вой;

Но едва аргивянам в лице он воззревши, эгидом

Бурным потряс и воскликнул и звучно и грозно, смутились

Души в их персях, забыли аргивцы кипящую храбрость.

Новый перевод:

Долго, покуда эгиду держал Аполлон неподвижно,

Тучами копья и стрелы летали, народ поражая.

Но лишь, данайцам в лицо заглянувши, потряс он эгидой,

Грозно и сам закричав в это время - в груди у ахейцев

Дух ослабел, и забыли они про кипящую храбрость.

Подавляющее большинство стихов, однако, написано заново, - в таком,

Можно по-разному относиться к литературным произведениям современности, а книги, написанные в средние века, вполне могут быть непонятны. Но одно можно сказать точно – древнейшая эпическая поэма Гомера «Илиада» достойна восхищения и особого внимания. Этот литературный памятник, написанный в 9-8 веках до нашей эры, сильно повлиял на мировую литературу. С древних лет и по сей день он пользуется популярностью, являясь источником вдохновения не только для писателей и поэтов, но также для скульпторов и художников.

В поэме описываются события Троянской войны, при этом берется небольшой промежуток времени, когда идет уже девятый год войны. Все началось с того, что сын царя Трои Парис похитил Елену – жену царя Спарты. В результате этого события разыгрывается большой конфликт, который приводит к длительному и жестокому противостоянию. Страдает бессчетное количество людей, боги играют по своим правилам, ориентируясь на собственные интересы, поддаваясь эмоциям. Кажется, что жизнь простого человека ничего не значит. Между воинами тоже нет слаженности и понимания. Одни люди проявляют такие качества как жадность, гордыня, тщеславие. Другие отважны и патриотичны, они готовы умереть за свою родину.

Автор уделяет внимание и более мирным событиям. Например, он рассказывает о том, как жена отправляет мужа воевать, а сама ждет его в одиночестве. Или отец смотрит на сына с сожалением, понимая, что того ждет гибель. Но и эти моменты пропитаны атмосферой боли и безысходности.

Текст поэмы сложен для восприятия, ощутимо усложняет чтение наличие большого количества героев. Однако если уделить должное внимание с самого начала знакомства с текстом, то скоро все становится на места и читать становится очень интересно. Тогда понимаешь, насколько глубоко отражены характеры отдельных людей и особенности общества в целом, что произведение за столько веков не потеряло своей ценности.

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Илиада" Гомер бесплатно и без регистрации в формате epub, fb2, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля),
С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждою
Пастырь народов Атрид и герой Ахиллес благородный.
Кто ж от богов бессмертных подвиг их к враждебному спору?
Сын громовержца и Леты – Феб, царем прогневленный,
Язву на воинство злую навел; погибали народы
В казнь, что Атрид обесчестил жреца непорочного Хриса.
Старец, он приходил к кораблям быстролетным ахейским
Пленную дочь искупить и, принесши бесчисленный выкуп


Паче ж Атридов могучих, строителей рати ахейской:
«Чада Атрея и пышнопоножные мужи ахейцы!
О! да помогут вам боги, имущие домы в Олимпе,
Град Приамов разрушить и счастливо в дом возвратиться;
Вы ж свободите мне милую дочь и выкуп примите,
Чествуя Зевсова сына, далеко разящего Феба».

Только царя Агамемнона было то не любо сердцу;
Гордо жреца отослал и прирек ему грозное слово:
«Старец, чтоб я никогда тебя не видал пред судами!
Здесь и теперь ты не медли и впредь не дерзай показаться!
Или тебя не избавит ни скиптр, ни венец Аполлона.
Деве свободы не дам я; она обветшает в неволе,
В Аргосе, в нашем дому, от тебя, от отчизны далече -
Ткальньй стан обходя или ложе со мной разделяя.
Прочь удались и меня ты не гневай, да здрав возвратишься!»

Рек он; и старец трепещет и, слову царя покоряся,
Идет, безмолвный, по брегу немолчношумящей пучины.
Там, от судов удалившися, старец взмолился печальный
Фебу царю, лепокудрыя Леты могущему сыну:
«Бог сребролукий, внемли мне: о ты, что, хранящий, обходишь
Хрису, священную Киллу и мощно царишь в Тенедосе,
Сминфей! если когда я храм твой священный украсил,
Если когда пред тобой возжигал я тучные бедра
Коз и тельцов, – услышь и исполни одно мне желанье:
Слезы мои отомсти аргивянам стрелами твоими!»

Так вопиял он, моляся; и внял Аполлон сребролукий:
Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,
Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый;
Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали
В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный.
Сев наконец пред судами, пернатую быструю мечет;
Звон поразительный издал серебряный лук стреловержца.
В самом начале на месков напал он и псов празднобродных;
После постиг и народ, смертоносными прыща стрелами;
Частые трупов костры непрестанно пылали по стану.

Девять дней на воинство божие стрелы летали;
В день же десятый Пелид на собрание созвал ахеян.
В мысли ему то вложила богиня державная Гера:
Скорбью терзалась она, погибающих видя ахеян.
Быстро сходился народ, и, когда воедино собрался,
Первый, на сонме восстав, говорил Ахиллес быстроногий:
«Должно, Атрид, нам, как вижу, обратно исплававши море,
В домы свои возвратиться, когда лишь от смерти спасемся.
Вдруг и война, и погибельный мор истребляет ахеян.
Но испытаем, Атрид, и вопросим жреца, иль пророка,
Или гадателя снов (и сны от Зевеса бывают):
Пусть нам поведают, чем раздражен Аполлон небожитель?
Он за обет несвершенный, за жертву ль стотельчую гневен?
Или от агнцев и избранных коз благовонного тука
Требует бог, чтоб ахеян избавить от пагубной язвы?»

Так произнесши, воссел Ахиллес; и мгновенно от сонма
Калхас восстал Фесторид, верховный птицегадатель.
Мудрый, ведал он все, что минуло, что есть и что будет,
И ахеян суда по морям предводил к Илиону
Даром предвиденья, свыше ему вдохновенным от Феба.
Он, благомыслия полный, речь говорил и вещал им:
«Царь Ахиллес! возвестить повелел ты, любимец Зевеса,
Праведный гнев Аполлона, далеко разящего бога?
Я возвещу; но и ты согласись, поклянись мне, что верно
Сам ты меня защитить и словами готов и руками.
Я опасаюсь, прогневаю мужа, который верховный
Царь аргивян и которому все покорны ахейцы.
Cлишком могуществен царь, на мужа подвластного гневный?
Вспыхнувший гнев он на первую пору хотя и смиряет,
Но сокрытую злобу, доколе ее не исполнит,
В сердце хранит.

Рассуди ж и ответствуй, заступник ли ты мне?»

Быстро ему отвечая, вещал Ахиллес благородный:
«Верь и дерзай, возвести нам оракул, какой бы он ни был!
Фебом клянусь я, Зевса любимцем, которому, Калхас,
Молишься ты, открывая данаям вещания бога:
Нет, пред судами никто, покуда живу я и вижу,
Рук на тебя дерзновенных, клянуся, никто не подымет
В стане ахеян; хотя бы назвал самого ты Атрида,
Властию ныне верховной гордящегось в рати ахейской».

Рек он; и сердцем дерзнул, и вещал им пророк непорочный:
«Нет, не за должный обет, не за жертву стотельчую гневен
Феб, но за Хриса жреца: обесчестил его Агамемнон,
Дщери не выдал ему и моленье и выкуп отринул.
Феб за него покарал, и бедами еще покарает,
И от пагубной язвы разящей руки не удержит
Прежде, доколе к отцу не отпустят, без платы, свободной
Дщери его черноокой и в Хрису святой не представят
Жертвы стотельчей; тогда лишь мы бога на милость преклоним».
Слово скончавши, воссел Фесторид; и от сонма воздвигся
Мощный герой, пространно-властительный царь Агамемнон,
Гневом волнуем; ужасной в груди его мрачное сердце
Злобой наполнилось; очи его засветились, как пламень.
Калхасу первому, смотря свирепо, вещал Агамемнон:
«Бед предвещатель, приятного ты никогда не сказал мне!
Радостно, верно, тебе человекам беды лишь пророчить;
Доброго слова еще ни измолвил ты нам, ни исполнил.
Се, и теперь ты для нас как глагол проповедуешь бога,
Будто народу беды дальномечущий Феб устрояет,
Мстя, что блестящих даров за свободу принять Хрисеиды
Я не хотел; но в душе я желал черноокую деву
В дом мой ввести; предпочел бы ее и самой Клитемнестре,
Девою взятой в супруги; ее Хрисеида не хуже
Прелестью вида, приятством своим, и умом, и делами!
Но соглашаюсь, ее возвращаю, коль требует польза:
Лучше хочу я спасение видеть, чем гибель народа.
Вы ж мне в сей день замените награду, да в стане аргивском
Я без награды один не останусь: позорно б то было;
Вы же то видите все – от меня отходит награда».

Первый ему отвечал Пелейон, Ахиллес быстроногий!
«Славою гордый Атрид, беспредельно корыстолюбивый!
Где для тебя обрести добродушным ахеям награду?
Мы не имеем нигде сохраняемых общих сокровищ:
Что в городах разоренных мы добыли, все разделили;
Снова ж, что было дано, отбирать у народа – позорно!
Лучше свою возврати, в угождение богу. Но после
Втрое и вчетверо мы, аргивяне, тебе то заплатим,
Если дарует Зевс крепкостенную Трою разрушить».

Быстро, к нему обратяся, вещал Агамемнон могучий:
«Сколько ни доблестен ты, Ахиллес, бессмертным подобный,
Хитро не умствуй: меня ни провесть, ни склонить не успеешь.
Хочешь, чтоб сам обладал ты наградой, а я чтоб, лишенный,
Молча сидел? и советуешь мне ты, чтоб деву я выдал?..
Пусть же меня удовольствуют новою мздою ахейцы,
Столько ж приятною сердцу, достоинством равною первой.
Если ж откажут, предстану я сам и из кущи исторгну
Или твою, иль Аяксову мзду, или мзду Одиссея;
Сам я исторгну, и горе тому, пред кого я предстану!
Но об этом беседовать можем еще мы и после.
Ныне черный корабль на священное море ниспустим,
Сильных гребцов изберем, на корабль гекатомбу поставим
И сведем Хрисеиду, румяноланитую деву.
В нем да воссядет начальником муж от ахеян советных,
Идоменей, Одиссей Лаэртид иль Аякс Теламонид
Или ты сам, Пелейон, из мужей в ополченье страшнейший!
Шествуй и к нам Аполлона умилостивь жертвой священной!»

Грозно взглянув на него, отвечал Ахиллес быстроногий:
«Царь, облеченный бесстыдством, коварный душою мздолюбец!
Кто из ахеян захочет твои повеления слушать?
Кто иль поход совершит, иль с враждебными храбро сразится?
Я за себя ли пришел, чтоб троян, укротителей коней,
Здесь воевать? Предо мною ни в чем не виновны трояне:
Муж их ни коней моих, ни тельцов никогда не похитил;
В счастливой Фтии моей, многолюдной, плодами обильной,
Нив никогда не топтал; беспредельные нас разделяют
Горы, покрытые лесом, и шумные волны морские.
Нет, за тебя мы пришли, веселим мы тебя, на троянах
Чести ища Менелаю, тебе, человек псообразный!
Ты же, бесстыдный, считаешь ничем то и все презираешь,
Ты угрожаешь и мне, что мою ты награду похитишь,
Подвигов тягостных мзду, драгоценнейший дар мне ахеян?..
Но с тобой никогда не имею награды я равной,
Если троянский цветущий ахеяне град разгромляют.
Нет, несмотря, что тягчайшее бремя томительной брани
Руки мои подымают, всегда, как раздел наступает,
Дар богатейший тебе, а я и с малым, приятным
В стан не ропща возвращаюсь, когда истомлен ратоборством.
Ныне во Фтию иду: для меня несравненно приятней
В дом возвратиться на быстрых судах; посрамленный тобою,
Я не намерен тебе умножать здесь добыч и сокровищ».

Быстро воскликнул к нему повелитель мужей Агамемнон:
«Что же, беги, если бегства ты жаждешь! Тебя не прошу я
Ради меня оставаться; останутся здесь и другие;
Честь мне окажут они, а особенно Зевс промыслитель.
Ты ненавистнейший мне меж царями, питомцами Зевса!
Только тебе и приятны вражда, да раздоры, да битвы.
Храбростью ты знаменит; но она дарование бога.
В дом возвратясь, с кораблями беги и с дружиной своею;
Властвуй своими фессальцами! Я о тебе не забочусь;
Гнев твой вменяю в ничто; а, напротив, грожу тебе так я:
Требует бог Аполлон, чтобы я возвратил Хрисеиду;
Я возвращу, – и в моем корабле и с моею дружиной
Деву пошлю; но к тебе я приду, и из кущи твоей Брисеиду
Сам увлеку я, награду твою, чтобы ясно ты понял,
Сколько я властию выше тебя, и чтоб каждый страшился
Равным себя мне считать и дерзко верстаться со мною!»

Рек он, – и горько Пелиду то стало: могучее сердце
В персях героя власатых меж двух волновалося мыслей:
Или, немедля исторгнувши меч из влагалища острый,
Встречных рассыпать ему и убить властелина Атрида;
Или свирепство смирить, обуздав огорченную душу.
В миг, как подобными думами разум и душу волнуя,
Страшный свой меч из ножон извлекал он, – явилась Афина,
С неба слетев; ниспослала ее златотронная Гера,
Сердцем любя и храня обоих браноносцев; Афина,
Став за хребтом, ухватила за русые кудри Пелида,
Только ему лишь явленная, прочим незримая в сонме.
Он ужаснулся и, вспять обратяся, познал несомненно
Дочь громовержцеву: страшным огнем ее очи горели.
К ней обращенный лицом, устремил он крылатые речи:
«Что ты, о дщерь Эгиоха, сюда низошла от Олимпа?
Или желала ты видеть царя Агамемнона буйство?
Но реку я тебе, и реченное скоро свершится:
Скоро сей смертный своею гордынею душу погубит!»

Сыну Пелея рекла светлоокая дщерь Эгиоха:
«Бурный твой гнев укротить я, когда ты бессмертным покорен,
С неба сошла; ниспослала меня златотронная Гера;
Вас обоих равномерно и любит она, и спасает.
Кончи раздор, Пелейон, и, довольствуя гневное сердце,
Злыми словами язви, но рукою меча не касайся.
Я предрекаю, и оное скоро исполнено будет:
Скоро трикраты тебе знаменитыми столько ж дарами
Здесь за обиду заплатят: смирися и нам повинуйся».

К ней обращайся вновь, говорил Ахиллес быстроногий:
«Должно, о Зевсова дщерь, соблюдать повеления ваши.
Как мой ни пламенен гнев, но покорность полезнее будет:
Кто бессмертным покорен, тому и бессмертные внемлют».

Рек, и на сребряном черене стиснул могучую руку
И огромный свой меч в ножны опустил, покоряся
Слову Паллады; Зевсова дочь вознеслася к Олимпу,
В дом Эгиоха отца, небожителей к светлому сонму.
Но Пелид быстроногий суровыми снова словами
К сыну Атрея вещал и отнюдь не обуздывал гнева:
«Грузный вином, со взорами песьими, с сердцем еленя!
Ты никогда ни в сраженье открыто стать перед войском,
Ни пойти на засаду с храбрейшими рати мужами
Сердцем твоим не дерзнул: для тебя то кажется смертью.
Лучше и легче стократ по широкому стану ахеян
Грабить дары у того, кто тебе прекословить посмеет.
Царь пожиратель народа! Зане над презренными царь ты, -
Или, Атрид, ты нанес бы обиду, последнюю в жизни!
Но тебе говорю, и великою клятвой клянуся,
Скипетром сим я клянуся, который ни листьев, ни ветвей
Вновь не испустит, однажды оставив свой корень на холмах,
Вновь не прозябнет, – на нем изощренная медь обнажила
Листья и кору, – и ныне который ахейские мужи
Носят в руках судии, уставов Зевесовых стражи, -
Скиптр сей тебе пред ахейцами будет великою клятвой:
Время придет, как данаев сыны пожелают Пелида.
Все до последнего; ты ж, и крушася, бессилен им будешь
Помощь подать, как толпы их от Гектора мужеубийцы
Свергнутся в прах; и душой ты своей истерзаешься, бешен
Сам на себя, что ахейца храбрейшего так обесславил».

Так произнес, и на землю стремительно скипетр он бросил,
Вкруг золотыми гвоздями блестящий, и сел меж царями.
Против Атрид Агамемнон свирепствовал сидя; и
Нестор Сладкоречивый восстал, громогласный вития пилосский:
Речи из уст его вещих, сладчайшие меда, лилися.
Два поколенья уже современных ему человеков
Скрылись, которые некогда с ним возрастали и жили
В Пилосе пышном; над третьим уж племенем царствовал старец.
Он, благомыслия полный, советует им и вещает:
«Боги! великая скорбь на ахейскую землю приходит!
О! возликует Приам и Приамовы гордые чада,
Все обитатели Трои безмерно восхитятся духом,
Если услышат, что вы воздвигаете горькую распрю, -
Вы, меж данаями первые в сонмах и первые в битвах!
Но покоритесь, могучие! оба меня вы моложе,
Я уже древле видал знаменитейших вас браноносцев;
С ними в беседы вступал, и они не гнушалися мною.
Нет, подобных мужей не видал я и видеть не буду,
Воев, каков Пирифой и Дриас, предводитель народов,
Грозный Эксадий, Кеней, Полифем, небожителям равный,
И рожденный Эгеем Тесей, бессмертным подобный!
Се человеки могучие, слава сынов земнородных!
Были могучи они, с могучими в битвы вступали,
С лютыми чадами гор, и сражали их боем ужасным.
Был я, однако, и с оными в дружестве, бросивши Пилос,
Дальную Апии землю: меня они вызвали сами.
Там я, по силам моим, подвизался; но с ними стязаться
Кто бы дерзнул от живущих теперь человеков наземных?
Но и они мой совет принимали и слушали речи.
Будьте и вы послушны: слушать советы полезно.
Ты, Агамемнон, как ни могущ, не лишай Ахиллеса
Девы: ему как награду ее даровали ахейцы.
Ты, Ахиллес, воздержись горделиво с царем препираться:
Чести подобной доныне еще не стяжал ни единый
Царь скиптроносец, которого Зевс возвеличивал славой.
Мужеством ты знаменит, родила тебя матерь-богиня;
Но сильнейший здесь он, повелитель народов несчетных.
Сердце смири, Агамемнон: я, старец, тебя умоляю,
Гнев отложи на Пелида героя, который сильнейший
Всем нам, ахейцам, оплот в истребительной брани троянской».

Быстро ему отвечал повелитель мужей, Агамемнон!
«Так справедливо ты все и разумно, о старец, вещаешь;
Но человек сей, ты видишь, хочет здесь всех перевысить,
Хочет начальствовать всеми, господствовать в рати над всеми,
Хочет указывать всем; но не я покориться намерен.
Или, что храбрым его сотворили бессмертные боги,
Тем позволяет ему говорить мне в лицо оскорбленья?»

Гневно его перервав, отвечал Ахиллес благородный:
«Робким, ничтожным меня справедливо бы все называли,
Если б во всем, что ни скажешь, тебе угождал я, безмолвный.
Требуй того от других, напыщенный властительством; мне же
Ты не приказывай: слушать тебя не намерен я боле!
Слово иное скажу, и его сохрани ты на сердце:
В битву с оружьем в руках никогда за плененную деву
Я не вступлю, ни с тобой и ни с кем; отымайте, что дали!
Что до корыстей других, в корабле моем черном хранимых,
Противу воли моей ничего ты из них не похитишь!
Или, приди и отведай, пускай и другие увидят:
Черная кровь из тебя вкруг копья моего заструится!»

Так воеводы жестоко друг с другом словами сражаясь,
Встали от мест и разрушили сонм пред судами ахеян.
Царь Ахиллес к придонским своим кораблям быстролетным
Гневный отшел, и при нем Метилен с термидорианской дружиной.
Царь Агамемнон легкий корабль ниспустил на пучину,
Двадцать избрал гребцов, поставил на нем гекатомбу,
Дар Аполлону, и сам Хрисеиду, прекрасную деву,
Взвел на корабль: повелителем стал Одиссей многошумный;
Быстро они, устремяся, по влажным путям полетели.
Тою порою Атрид повелел очищаться ахейцам:
Все очищались они и нечистое в море метали.
После, избрав совершенные Фебу царю гекатомбы,
Коз и тельцов сожигали у брега бесплодного моря;
Туков воня до небес восходила с клубящимся дымом.

Так аргивяне трудилися в стане; но царь Агамемнон
Злобы еще не смирял и угроз не забыл Ахиллесу:
Он, призвав пред лицо Талфибия и с ним Эврибата,
Верных клевретов и вестников, так заповедовал, гневный:
«Шествуйте, верные вестники, в сень Ахиллеса Пелида;
За руки взяв, пред меня Брисеиду немедля представьте:
Если же он не отдаст, возвратитеся – сам я исторгну:
С силой к нему я приду, и преслушному горестней будет».
Так произнес и послал, заповедавши грозное слово.
Мужи пошли неохотно по берегу шумной пучины;
И, приближася к кущам и быстрым судам мирмидонов,
Там обретают его, перед кущей своею сидящим
В думе; пришедших увидя, не радость Пелид обнаружил.
Оба смутились они и в почтительном страхе к владыке
Стали, ни вести сказать, ни его вопросить не дерзая.
Сердцем своим то проник и вещал им Пелид благородный:
«Здравствуйте, мужи глашатаи, вестники бога и смертных!
Ближе предстаньте; ни в чем вы не винны, но царь Агамемнон!
Он вас послал за наградой моей, за младой Брисеидой.
Друг, благородный Патрокл, изведи и отдай Брисеиду;
Пусть похищают; но сами они же свидетели будут
И пред сонмом богов, и пред племенем всех человеков.
И пред царем сим неистовым, – ежели некогда снова
Нужда настанет во мне, чтоб спасти от позорнейшей смерти
Рать остальную… свирепствует, верно, он, ум погубивши;
Свесть настоящего с будущим он не умея, не видит,
Как при судах обеспечить спасение рати ахейской!»

Рек, и Менетиев сын покорился любезному другу.
За руку вывел из сени прекрасноланитую деву,
Отдал послам; и они удаляются к сеням ахейским;
С ними отходит печальная дева. Тогда, прослезяся,
Бросил друзей Ахиллес, и далеко от всех, одинокий,
Cел у пучины седой, и, взирая на понт темноводный,
Руки в слезах простирал, умоляя любезную матерь:
«Матерь! Когда ты меня породила на свет кратковечным,
Славы не должен ли был присудить мне высокогремящий
Зевс Эгиох? Но меня никакой не сподобил он чести!
Гордый могуществом царь, Агамемнон, меня обесчестил:
Подвигов бранных награду похитил и властвует ею!»

Так он в слезах вопиял; и услышала вопль его матерь,
В безднах сидящая моря, в обители старца Нерея.
Быстро из пенного моря, как легкое облако, вышла,
Cела близ милого сына, струящего горькие слезы;
Нежно ласкала рукой, называла и так говорила:
«Что ты, о сын мой, рыдаешь? Какая печаль посетила
Сердце твое? не скрывайся, поведай, да оба мы знаем».
Ей, тяжело застонав, отвечал Ахиллес быстроногий:
«Знаешь, о матерь: почто тебе, знающей все, возвещать мне?
Мы на священные Фивы, на град Этионов ходили;
Град разгромили, и все, что ни взяли, представили стану;
Все меж собою, как должно, ахеян сыны разделили:
Сыну Атрееву Хрисову дочь леповидную дали.
Вскоре Хрис, престарелый священник царя Аполлона,
К черным предстал кораблям аргивян меднобронных, желая
Пленную дочь искупить; и, принесши бесчисленный выкуп
И держа в руках, на жезле золотом, Аполлонов
Красный венец, умолял убедительно всех он ахеян,
Паче ж Атридов могучих, строителей рати ахейской.
Все изъявили согласие криком всеобщим ахейцы
Честь жрецу оказать и принять блистательный выкуп;
Но Атриду царю, одному, не угодно то было:
Гордо жреца он отринул, суровые речи вещая.
Жрец огорчился и вспять отошел; но ему сребролукий
Скоро молящемусь внял, Аполлону любезен был старец:
Внял и стрелу истребленья послал на данаев; народы
Гибли, толпа на толпе, и бессмертного стрелы летали
С края на край по широкому стану. Тогда прорицатель,
Калхас премудрый, поведал священные Феба глаголы.
Первый советовал я укротить раздраженного бога.
Гневом вспылал Агамемнон и, с места, свирепый, воспрянув,
Начал словами грозить, и угрозы его совершились!
В Хрису священника дщерь быстроокие чада ахеян
В легком везут корабле и дары примирения богу.
Но недавно ко мне приходили послы и из кущи
Брисову дщерь увели, драгоценнейший дар мне ахеян!
Матерь! когда ты сильна, заступися за храброго сына!
Ныне ж взойди на Олимп и моли всемогущего Зевса,
Ежели сердцу его угождала ты словом иль делом.
Часто я в доме родителя, в дни еще юности, слышал,
Часто хвалилася ты, что от Зевса, сгустителя облак,
Ты из бессмертных одна отвратила презренные козни,
В день, как отца оковать олимпийские боги дерзнули,
Гера и царь Посейдаон и с ними Афина Паллада.
Ты, о богиня, представ, уничтожила ковы на Зевса;
Ты на Олимп многохолмный призвала сторукого в помощь,
Коему имя в богах Бриарей, Эгеон – в человеках:
Страшный титан, и отца своего превышающий силой,
Он близ Кронида воссел, и огромный, и славою гордый.
Боги его ужаснулись и все Отступили от Зевса.
Зевсу напомни о том и моли, обнимая колена,
Пусть он, отец, возжелает в боях поборать за пергамлян,
Но аргивян, утесняя до самых судов и до моря,
Cмертью разить, да своим аргивяне царем насладятся;
Сам же сей царь многовластный, надменный Атрид, да познает,
Сколь он преступен, ахейца храбрейшего так обесчестив».
Сыну в ответ говорила Фетида, лиющая слезы:
«Сын мой! Почто я тебя воспитала, рожденного к бедствам!
Даруй, Зевес, чтобы ты пред судами без слез и печалей
Мог оставаться. Краток твой век, и предел его близок!
Ныне ты вместе – и всех кратковечней, и всех злополучней!
В злую годину, о сын мой, тебя я в дому породила!
Но вознесусь на Олимп многоснежный; метателю молний
Все я поведаю, Зевсу: быть может, вонмет он моленью.
Ты же теперь оставайся при быстрых судах мирмидонских,
Гнев на ахеян питай и от битв удержись совершенно.
Зевс громовержец вчера к отдаленным водам Океана
С сонмом бессмертных на пир к эфиопам отшел непорочным;
Но в двенадцатый день возвратится снова к Олимпу;
И тогда я пойду к меднозданному Зевсову дому,
И к ногам припаду, и царя умолить уповаю».

Слово скончала и скрылась, оставя печального сына,
В сердце питавшего скорбь о красноопоясанной деве,
Cилой Атрида отъятой. Меж тем Одиссей велемудрый
Хрисы веселой достиг с гекатомбой священною Фебу.
С шумом легкий корабль вбежал в глубодонную пристань,
Все паруса опустили, сложили на черное судно,
Мачту к гнезду притянули, поспешно спустив на канатах,
И корабль в пристанище дружно пригнали на веслах.
Там они котвы бросают, причалы к пристанищу вяжут.
И с дружиною сами сходят на берег пучины,
И низводят тельцов, гекатомбу царю Аполлону,
И вослед Хрисеида на отчую землю нисходит.
Деву тогда к алтарю повел Одиссей благородный,
Старцу в объятия отдал и словом приветствовал мудрым:
«Феба служитель! Меня посылает Атрид Агамемнон
Дочерь тебе возвратить, и Фебу царю гекатомбу
Здесь за данаев принесть, да преклоним на милость владыку,
В гневе на племя данаев поспавшего тяжкие бедства».

Рек, и вручил Хрисеиду, и старец с веселием обнял
Милую дочь. Между тем гекатомбную славную жертву
Вкруг алтаря велелепного стройно становят ахейцы,
Руки водой омывают и соль и ячмень подымают.
Громко Хрис возмолился, горе воздевающий руки:
«Феб сребролукий, внемли мне! о ты, что хранящий обходишь
Хрису, священную Киллу и мощно царишь в Тенедосе!
Ты благосклонно и прежде, когда я молился, услышал
И прославил меня, поразивши бедами ахеян;
Так и ныне услышь и исполни моление старца:
Ныне погибельный мор отврати от народов ахейских».

Так он взывал, – и услышал его Аполлон сребролукий.
Кончив молитву, ячменем и солью осыпали жертвы,
Выи им подняли вверх, закололи, тела освежили,
Бедра немедля отсекли, обрезанным туком покрыли
Вдвое кругом и на них положили останки сырые.
Жрец на дровах сожигал их, багряным вином окропляя;
Юноши окрест его в руках пятизубцы держали.
Бедра сожегши они и вкусивши утроб от закланных,
Все остальное дробят на куски, прободают рожнами,
Жарят на них осторожно и, все уготовя, снимают.
Кончив заботу сию, ахеяне пир учредили;
Все пировали, никто не нуждался на пиршестве общем;
И когда питием и пищею глад утолили,
Юноши, паки вином наполнивши доверху чаши,
Кубками всех обносили, от правой страны начиная.
Целый ахеяне день ублажали пением бога;
Громкий пеан Аполлону ахейские отроки пели,
Славя его, стреловержца, и он веселился, внимая.
Солнце едва закатилось и сумрак на землю спустился,
Сну предалися пловцы у причал мореходного судна.
Но лишь явилась Заря розоперстая, вестница утра,
В путь поднялися обратный к широкому стану ахейцы.
С места попутный им ветер послал Аполлон сребролукий.
Мачту поставили, парусы белые все распустили;
Средний немедленно ветер надул, и, поплывшему судну,
Страшно вкруг киля его зашумели пурпурные волны;
Быстро оно по волнам, бразды оставляя, летело.
После, как скоро достигли ахейского ратного стана,
Черное судно они извлекли на покатую сушу
И, высоко, на песке, подкативши огромные бревна,
Сами расселись вдруг по своим кораблям и по кущам,

Он между тем враждовал, при судах оставаяся черных,
Зевсов питомец, Пелид Ахиллес, быстроногий ристатель.
Не был уже ни в советах, мужей украшающих славой,
Не был ни в грозных боях; сокрушающий сердце печалью,
Праздный сидел; но душою алкал он и брани и боя.
С оной поры наконец двенадцать денниц совершилось,
И на светлый Олимп возвратилися вечные боги
Все совокупно; предшествовал Зевс. Не забыла Фетида
Сына молений; рано возникла из пенного моря,
С ранним туманом взошла на великое небо, к Олимпу;
Там, одного восседящего, молний метателя Зевса
Видит на самой вершине горы многоверхой, Олимпа;
Близко пред ним восседает и, быстро обнявши колена
Левой рукою, а правой подбрадия тихо касаясь,
Так говорит, умоляя отца и владыку бессмертных:
«Если когда я, отец наш, тебе от бессмертных угодна
Словом была или делом, исполни одно мне моленье!
Сына отмети мне, о Зевс! кратковечнее всех он данаев;
Но его Агамемнон, властитель мужей, обесславил:
Сам у него и похитил награду, и властвует ею.
Но отомсти его ты, промыслитель небесный, Кронион!
Ратям троянским даруй одоленье, доколе ахейцы
Cына почтить не предстанут и чести его не возвысят».

Так говорила; но, ей не ответствуя, тучегонитель
Долго безмолвный сидел; а она, как объяла колена,
Так и держала, припавши, и снова его умоляла:
«Дай непреложный обет, и священное мание сделай,
Или отвергни: ты страха не знаешь; реки, да уверюсь,
Всех ли презреннейшей я меж бессмертных богинь остаюся».

Ей, воздохнувши глубоко, ответствовал тучегонитель:
«Скорбное дело, ненависть ты на меня возбуждаешь
Геры надменной: озлобит меня оскорбительной речью;
Гера и так непрестанно, пред сонмом бессмертных, со мною
Спорит и вопит, что я за троян побораю во брани.
Но удалися теперь, да тебя на Олимпе не узрит
Гера; о прочем заботы приемлю я сам и исполню:
Зри, да уверена будешь, – тебе я главой помаваю.
Се от лица моего для бессмертных богов величайший
Слова залог: невозвратно то слово, вовек непреложно,
И не свершиться не может, когда я главой помаваю».

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями:
Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида
Окрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный…

Так совещались они и рассталися. Быстро Фетида
Ринулась в бездну морскую с блистательных высей Олимпа;
Зевс возвратился в чертог, и боги с престолов восстали
В встречу отцу своему; не дерзнул ни один от бессмертных
Сидя грядущего ждать, но во стретенье все поднялися.

Там Олимпиец на троне воссел; но владычица Гера
Все познала, увидя, как с ним полагала советы
Старца пучинного дочь, среброногая матерь Пелида.
Быстро, с язвительной речью, она обратилась на Зевса:
«Кто из бессмертных с тобою, коварный, строил советы?
Знаю, приятно тебе от меня завсегда сокровенно
Тайные думы держать; никогда ты собственной волей
Мне не решился поведать ни слова из помыслов тайных!»

Ей отвечал повелитель, отец и бессмертных и смертных:
«Гера, не все ты ласкайся мои решения ведать;
Тягостны будут тебе, хотя ты мне и супруга!
Что невозбранно познать, никогда никто не познает
Прежде тебя, ни от сонма земных, ни от сонма небесных.
Если ж один, без богов, восхощу я советы замыслить,
Ты ни меня вопрошай, ни сама не изведывай оных».

К Зевсу воскликнула вновь волоокая Гера богиня:
«Тучегонитель! какие ты речи, жестокий, вещаешь?
Я никогда ни тебя вопрошать, ни сама что изведать
Век не желала; спокойно всегда замышляешь, что хочешь.
Я и теперь об одном трепещу, да тебя не преклонит
Старца пучинного дочь, среброногая матерь Пелида!
Рано воссела с тобой и колена твои обнимала;
Ей помавал ты, как я примечаю, желая Пелида
Честь отомстить и толпы аргивян истребить пред судами».

Гере паки ответствовал тучегонитель Кронион:
«Дивная! все примечаешь ты, вечно меня соглядаешь!
Но произвесть ничего не успеешь; более только
Сердце мое отвратишь, и тебе то ужаснее будет!
Если соделалось так, – без сомнения, мне то угодно!
Ты же безмолвно сиди и глаголам моим повинуйся!
Или тебе не помогут ни все божества на Олимпе,
Если, восстав, наложу на тебя необорные руки».

Рек; устрашилась его волоокая Гера богиня
И безмолвно сидела, свое победившая сердце.
Cмутно по Зевсову дому вздыхали небесные боги.
Тут олимпийский художник, Гефест, беседовать начал,
Матери милой усердствуя, Гере лилейнораменной:
«Горестны будут такие дела, наконец нестерпимы,
Ежели вы и за смертных с подобной враждуете злобой!
Ежели в сонме богов воздвигаете смуту! Исчезнет
Радость от пиршества светлого, ежели зло торжествует!
Матерь, тебя убеждаю, хотя и сама ты премудра,
Зевсу царю окажи покорность, да паки бессмертный
Гневом не грянет и нам не смутит безмятежного пира.
Если восхощет отец, Олимпиец, громами блестящий,
Всех от престолов низвергнет: могуществом всех он превыше!
Матерь, потщися могучего сладкими тронуть словами,
И немедленно к нам Олимпиец милостив будет».

Так произнес и, поднявшись, блистательный кубок двудонный
Матери милой подносит и снова так ей вещает:
«Милая мать, претерпи и снеси, как ни горестно сердцу!
Сыну толико драгая, не дай на себе ты увидеть
Зевса ударов; бессилен я буду, хотя и крушася,
Помощь подать: тяжело Олимпийцу противиться Зевсу!
Он уже древле меня, побужденного сердцем на помощь,
Ринул, за ногу схватив, и низвергнул с небесного Прага:
Несся стремглав я весь день и с закатом блестящего солнца
Пал на божественный Лемнос, едва сохранивший дыханье.
Там синтийские мужи меня дружелюбно прияли».

Рек; улыбнулась богиня, лилейнораменная Гера,
И с улыбкой от сына блистательный кубок прияла.
Он и другим небожителям, с правой страны начиная,
Сладостный нектар подносит, черпая кубком из чаши.
Смех несказанный воздвигли блаженные жители неба,
Видя, как с кубком Гефест по чертогу вокруг суетится.

Так во весь день до зашествия солнца блаженные боги
Все пировали, сердца услаждая на пиршестве общем
Звуками лиры прекрасной, бряцавшей в руках Аполлона,
Пением Муз, отвечавших бряцанию сладостным гласом.

Но когда закатился свет блистательный солнца,
Боги, желая почить, уклонилися каждый в обитель,
Где небожителю каждому дом на холмистом Олимпе
Мудрый Гефест хромоногий по замыслам творческим создал.
Зевс к одру своему отошел, олимпийский блистатель,
Где и всегда почивал, как сон посещал его сладкий;
Там он, восшедши, почил, и при нем златотронная Гера.