Павел Николаевич Шульц – известный историк, археолог, искусствовед, посвятивший свою жизнь изучению античных и скифских памятников Крыма и Северного Причерноморья. Он родился 9 (22) октября 1900 г. в Петербурге. Его отец, Н. П. Шульц, ученый-биолог, заведовал Ботаническим кабинетом Петербургского университета и вел занятия со студентами. Интерес к истории П. Н. Шульц унаследовал от своей матери - дочери известного историка, специалиста по русской истории, профессора Варшавского и Харьковского университетов Н. Я. Аристова. Закончив в Петрограде среднюю школу в 1918 г., Павел Николаевич поступил на историко-филологический факультет Петроградского университета, но вскоре прервал занятия, уйдя на службу в ряды Красной Армии. Возвратившись в Петроград в 1921 г., он продолжил ученье в университете, который закончил в 1923 г. по специальностям археология и история искусства древнего мира. В 1926 г. он был принят в аспирантуру Государственной Академии истории материальной культуры (ГАИМК). После окончания университета П. Н. Шульц работал в Государственном Эрмитаже, а после окончания аспирантуры в 1929 г. был зачислен на должность старшего научного сотрудника античного отдела ГАИМК. С этого же времени начинается его работа в Ленинградском государственном университете, с 1936 г. – в Академии художеств. К концу 30-х годов Павел Николаевич становится крупнейшим специалистом в области скифской и сарматской монументальной скульптуры.

В самом начале Великой Отечественной войны Павел Николаевич вступил добровольцем в ряды ополченческой дивизии, в конце июля 1941 г. перешел в партизанский отряд. Страстный охотник и следопыт, прекрасный знаток местности, умеющий ориентироваться в любых условиях, опытный полевой исследователь, великолепный наблюдатель - все эти качества особенно пригодились бойцу партизанского отряда, действовавшему в тылу врага в тех тяжелых условиях, когда кольцо блокады сомкнулось вокруг Ленинграда. Работая проводником партизанских отрядов в суровую зиму 1942 г. на Волховском фронте, Павел Николаевич получил тяжелое ранение и обморожение. Ему пришлось ампутировать пальцы рук. За боевые заслуги П. Н. Шульц был награжден орденом Славы III степени и медалями «За оборону Ленинграда» и «За победу в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг».

Выйдя из госпиталя в 1943 г. П.Н. Шульц остается в Москве и работает старшим научным сотрудником Института истории материальной культуры. На протяжении 5 лет (1944-1948) он по совместительству заведовал также античным отделом ГМИИ им. А. С. Пушкина. Кипучей энергии ученого хватает и на преподавательскую работу в художественном институте им. В. И. Сурикова и на искусствоведческом факультете МГУ. В 1948 г. Президиум АН СССР направил П. Н. Шульца в Симферополь для организации Крымской научно-исследовательской базы Академии наук СССР. В составе базы Павел Николаевич создал отдел истории и археологии Крыма, который он возглавлял на протяжении почти двух десятилетий.

Знакомиться с археологией Крыма П.Н. Шульц начинает еще в начале 30-х годов. В это время он осуществил разведочное обследование побережья Северо-Западного Крыма, где открыл ряд греческих и позднескифских укрепленных и неукрепленных поселений, а также провел раскопки на городище Кара-Тобе недалеко от г. Саки. В конце 50-х годов П. Н. Шульц возобновил широкие и всесторонние полевые исследования в Северо-Западном Крыму, которые продолжаются и сейчас его учениками и последователями.

В 1945 г. по инициативе П. Н. Шульца была организована Тавро-скифская археологическая экспедиция Государственного музея изобразительных искусств им. Пушкина и Института истории материальной культуры АН СССР. Павел Николаевич возглавил ее и с этого момента на несколько десятилетий оказался неразрывно связан с возрождением и развитием археологической науки в Крыму. Основное внимание было сосредоточено на исследовании скифских и таврских древностей, что было обусловлено серьезными пробелами в изучении истории и материальной культуры этих этносов. Одним из главных объектов исследований становится городище Неаполь скифский в Симферополе. Раскопки памятника продолжались 6 лет, до 1950-го года включительно. За это короткое время была открыта сложная система городских укреплений, мавзолей с захоронениями позднескифской знати, общественные и жилые сооружения, вырубленные в скале гробницы с художественной росписью. П. Н. Шульц успевал не только работать в поле, но и готовить к публикации результаты полевых исследований: в 1953 г. в Москве увидела свет книга ученого «Мавзолей Неаполя скифского», а в 1957 г. в Киеве – обширная статья «Исследования Неаполя скифского в 1945 – 50 гг.».

Однако деятельность ученого и его экспедиции не ограничивается Неаполем скифским. Проводились раскопки Керкинитиды и Калос Лимена в северо-западном Крыму, Инкерманского и Чернореченского могильников в окрестностях Севастополя, таврских памятников в горной части полуострова. В 1952 г. под руководством П. Н. Шульца начала работать Северо-Крымская археологическая экспедиция, проводившая масштабные исследования по трассе строительства Северо-Крымского канала и в зонах орошения земель в Степном Крыму.

В 1966 г., после смерти бессменного руководителя Боспорской археологической экспедиции ИИМК В. Ф. Гайдукевича, экспедицию возглавил П. Н. Шульц. Исследователю пришлось покинуть Крым и перейти на работу в Ленинградское отделение Института археологии, возглавив античный отдел. Здесь он проработал до 1974 г., когда из-за болезни вынужден был покинуть институт.

Павел Николаевич ушел из жизни 20 сентября 1983 г., не дожив чуть более месяца до 82 лет. Урна с его прахом захоронена рядом с родителями на Волковом кладбище в Петербурге.

Из воспоминаний учеников П. Н. Шульца

Ольга Махнева, археолог:

... Помню самое первое впечатление. Вдруг по музею забегали его сотрудники, с трепетом восклицая: «Идет профессор Шульц!!!». Затем я увидела человека небольшого роста с огненно-рыжей шевелюрой и бородой и с такими же веснушками, одетого, согласно веянию того времени, в солдатскую гимнастерку, с полевой сумкой через плечо. От него исходила мощная энергия и необыкновенное обаяние. Особенно поражал его взгляд - цепкий, пронизывающий, умный и очень добрый. Мне тогда, двенадцатилетней девочке, он казался небожителем… П. Н. Шульц мог по рассеянности надеть чужую шляпу, пальто, взять чужой портфель, потерять где-нибудь свой или надеть галоши на 3 размера больше, носить их, удивляться тому, что они увеличились в размере, закладывать туда газеты и, хромая, так ходить по городу. Но он никогда не ошибался, отсылая автора к тому или иному источнику в литературе или отчетах, начиная от палеолита и кончая поздним средневековьем. Он ежедневно читал кучу всякой научной литературы, иногда возвращаясь к давно прочитанному, и все это непостижимым образом укладывалось в его голове. У него всегда была очередная, пронумерованная общая тетрадь, в которую заносились основные. положения всех прослушанных им докладов и сообщений. То же он делал, посещая различные памятники археологии и архитектуры. Все это хранилось у него в идеальном порядке, и я видела их еще в самом конце 70-х годов, когда в Коктебеле, уже на пенсии, он что-то хотел найти. Поэтому по любому вопросу Павел Николаевич всегда давал самую квалифицированную информацию, добавляя при этом и свое отношение к той или иной проблеме...

Олег Домбровский , археолог, искусствовед:

...Павел Николаевич Шульц - после госпиталя «нестроевой» - работал в Москве, в ГМИИ. Холодным и пасмурным утром в нетопленном четыре года и насквозь пропыленном музее нашел своего учителя другой «нестроевик» - один из пишущих эту книгу. Ему и предоставляется слово, ибо все, что произошло потом, имело прямое отношение к разработке таврской проблемы.

- Вы еще не сняли погоны? - обнимая ученика, воскликнул Шульц своим по-прежнему звонким и чистым голосом, как-то не вязавшимся с новым его обликом - густой рыжей бородой (раньше ее не было и в помине), унаследованными от фронта гимнастеркой и кирзовыми сапогами, ватником, выданным администрацией музея.

Стоял апрель сорок пятого, и каждый из нас обладал пока только теми материальными благами, какие уделил ему каптенармус последней воинской части.

- Рассчитываю на вас, - с первого же слова заявил Шульц, точно продолжая разговор, неожиданно и горько прервавшийся в одно солнечное ленинградское утро.

- В июле едем в Крым. На раскопки, - повторил он на прощанье после обмена адресами.

Вот и тогда, в сорок первом, такая же самая поездка намечалась тоже на июль...

Итак, загадочные тавро-скифы (или, по другой, тоже древней версии - скифотавры) снова на повестке дня. Вчерашние фронтовики теперь - Тавро-скифская археологическая экспедиция Академии наук СССР. «Товаро-скифская экспедиция» - начертал мелом некий представитель службы движения на нашем обшарпанном «телячьем» вагоне. В нем, обтянув замызганные дощатые стены свежей пахучей рогожей, загрузившись продовольственными пайками на все лето, едем и мы сами. Едем во главе со «старшим экспедитором», как всю дорогу, нам на потеху, величают П.Н. Шульца и железнодорожники и пассажиры длиннющего и несуразнейшего «пятьсотвеселого» поезда.

Мы следуем в Крым примерно по маршруту «матушки» Екатерины и ненамного быстрей, чем она. Восстановлена лишь одна колея пути. Поезд либо простаивает часами - даже днями - в каком-нибудь тупике, либо делает неожиданные рывки вперед. Свежие следы войны, трагические пепелища дотла разрушенных сел, развалины жилых домов, вокзалов, пакгаузов то проплывают перед нашими глазами под жалобный скрежет плохо смазанного металла, то проносятся стремглав, и тогда лязг и визг «пятьсотвеселого» звучат как вопль отчаяния и нестерпимой боли...

Иногда, на заведомо долгих стоянках, мы, все еще мыслями солдаты, отходили от поезда, чтобы окинуть взглядом знатока чьи-то брошенные траншеи, противотанковые рвы, разбитые снарядами блиндажи. И странно было слышать от главы экспедиции забытые слова - «обнажения грунта». Использовать для археологической разведки все эти «обнажения», пока они еще не засыпаны, не заросли, не замыты вешними водами, - такой родился план в голове нашего старшого.

В пути и на долгих остановках мы уже начали детализировать его замысел, обдумывать методику изучения и фиксации грунтовых срезов - многочисленных, но для археологии, как-никак, случайных, сделанных вовсе не для нужд этой науки и отнюдь не по ее правилам. Мы приучали себя улавливать взглядом и «читать» стратиграфию любых срезов, привыкали смотреть на них глазами исследователей прошлого. Много раз потом вспоминались нам - и как пригодились! - импровизированные уроки Павла Николаевича, преподанные на ходу.

До сих пор непонятно, учился ли тогда и он сам, П.Н. Шульц, чему-то для себя новому, или устраивалось это нарочно, специально для нас, чтобы заранее создать нужное настроение, морально подготовить к предстоящей работе. Ненавязчиво, исподволь, но, как всегда, последовательно и методично, перестраивал он вчерашних фронтовиков с покалеченными телами и израненными душами в «гражданских» - тех прежних мирных научных работников и студентов, какими были мы накануне войны и, оказывается, в глубине души продолжали оставаться. Это походило на пробуждение от кошмара, в котором, увы, ничто не было сном...

Часть учёных согласилась с мнением Бларамберга, часть категорически отрицала его выводы. Интересно, что те учёные, которые побывали на самом городище и даже произвели на неём небольшие раскопки, например выдающиеся русские археологи Уваров и Веселовский, - поддержали мнение Бларамберга. Другая группа учёных - по преимуществу немцев, никогда не бывавших на городище, - высказалась против предположений Бларамберга.

Вопрос а том, был ли здесь в древности город Неаполь-Скифский и кто изображён на рельефе, оставался неразрешённым на протяжении целого века. К тому же в скором времени и сам рельеф с изображениями старика и юноши был утерян, и все учёные после Бларамберга пользовались крайне неточным его рисунком, не видя самого оригинала.

Прошло более ста лет после открытий Бларамберга. Вопрос об утерянном рельефе стал уже забываться.

И вот уже в советское время, в 1937 году, совершенно неожиданно археолог П. Н. Шульц в фондах Музея скульптуры Академии художеств обнаружил небольшой гипсовый слепок и увидел, что он представляет собой отливку с древнего мраморного рельефа, найденного Бларамбергом.

Это был точный слепок с утерянного памятника. И вновь возник вопрос: кто же изображен на рельефе?

На основании сопоставления головы бородатого скифа на найденном слепке с изображениями Скилура на монетах, которых к этому времени было найдено больше, чем при Бларамберге, можно было, наконец, решить, что на мраморном рельефе был изображён скифский царь Скилур.

Если старик был Скилуром, то кто же был юноша справа от него?

Изображение молодого мужчины рядом с царём, одинаковые у одного и другого скифские шапки наводили на мысль, что юноша был Палаком, сыном Скилура. Изучение обломка рельефа и сравнение его с другими целыми рельефами того времени позволило П. Н. Шульцу установить, что наш обломок является частью рельефа с изображением двух всадников, едущих рядом .

Скифский царь Скилур и его сын Палак (обломок рельефа)

Известняковый рельеф с изображением скифского царя Палака (Конец II века до нашей эры)

Одновременно встал другой, более существенный вопрос: где же находился Неаполь-Скифский и каков характер культуры скифов этого времени? В самом деле, если в руинах городища были найдены мраморный рельеф с изображением скифских царей, постаменты от статуй с надписями, одна из которых упоминает Скилура, большой известняковый рельеф с изображением юноши на коне, повиднмому, скифского царя Палака, то все эти находки говорили, что перед нами действительно развалины древнего скифского города. Этот город был украшен статуями и рельефами скифских царей, в нем ставились плиты с надписями, в которых объявлялась благодарность военачальникам за удачные военные действия, и посвятительные надписи разным богам. Портретные рельефы, найденные на городище, в особенности героизированное изображение юного Палака на коне, отличаются самобытным характером. Они чем-то напоминают позднейшие скульптурные изображения Георгия Победоносца в древнерусском искусстве. Вокруг городища еще в прошлом столетии было найдено много погребений, что опять-таки указывало на длительную жизнь этого Древнего города. Всё говорило за то, что скифы достигли в те далёкие времена уже высокого для своего времени уровня культуры.

А вместе с тем среди многих учёных долго держалась ошибочная точка зрения о том, что скифы не знали городской культуры и не создали своего государства. Особенно широко было распространено это ложное мнение за границей, где скифов изображали, как диких монгольских кочевников, якобы стоявших на низкой ступени развития.

Опровергнуть эти ложные взгляды можно было лишь путем планомерно поставленных длительных раскопок, в первую очередь скифского городища близ Симферополя. Кроме того, нужно было широко развернуть археологические разведки по всему Крыму, куда переместился центр скифского государства в III–II веках до нашей эры.

Ещё в 1945 году Всесоюзное совещание советских археологов приняло решение об организации Тавро-скифской археологической экспедиции Института истории материальной культуры Академии наук СССР и Государственного музея изобразительных искусств.

После окончания Великой Отечественной войны, экспедиция приступила к работам. Ее руководителем был назначен П. H. Шульц. С 1948 года, наряду с названными учреждениями, экспедицию проводит созданный в том же году Крымский филиал Академии наук СССР. Деятельное участие в археологических исследованиях экспедиции принимают музеи Крыма.

Пятилетие раскопки скифского городища близ Симферополя неопровержимо доказали правильность предположения, высказанного Бларамбергом, что именно здесь находился Неаполь-Скифский, столица могущественной державы скифов.

* * *

В августе 1945 года сотрудники экспедиции вышли с вокзала и на смешных маленьких трамвайчиках поехали на окраину Симферополя. Первый переулок, по которому мы пошли к древнему городищу, назывался «Скифский переулок». Это было так неожиданно и так подходило к цели нашего путешествия, что мы несколько раз перечитали название на табличке и фонарях и решили считать это добрым знаком.

Мы устроили свой лагерь в уютной, тенистой Петровской балке и по крутым ее склонам взобрались на городище.

Был уже вечер, и перед нами городище лежало, как ровное, местами холмистое плато, покрытое выжженной травой, золотистой под косыми лучами заходящего солнца. Чернели провалы окопов и траншей, оставшихся после войны, под ногами валялись черепки скифской посуды, гильзы от патронов и осколки снарядов.

Мы пошли в обход городища, определяя его границы. Оно занимает площадь около 20 гектаров и расположено на одном из выступов второй гряды Крымских гор, на левом высоком берегу реки Салгир.

С восточной стороны оно обрывается отвесными скалами, причудливо выветрившимися, отчего местами отделившиеся части скал напоминают громадные человеческие фигуры. Здесь, с этой стороны, городище было неприступно и не нуждалось в стенах, С запада его ограждала глубокая Петровская балка, С юга лежало степное плато. По холмистым возвышениям, по ямам от выборки камня мы увидела, что здесь проходила городская оборонительная стена и что здесь же должен быть въезд в город.

Столица скифов - Неаполь - была построена в центре Крыма. Отсюда видны многочисленные скифские городища, лежащие на возвышенностях вокруг Неаполя и как бы охраняющие подступы к сердцу скифского государства. В случае опасности нападения вести об этом могли передаваться от младших городищ зажженными кострами, дымом. И городища одно за другим сразу включались в круговую оборону скифской столицы. Свыше 600 лет просуществовал Неаполь-Скифский, и, несмотря на большую давность, он донес до наших дней остатки своей былой мощи, скрытой под плотной, каменистой землей.

После осмотра городища был составлен план раскопок на пять лет. В первую очередь было решено исследовать район южнее оборонительной стены, где, по всей вероятности, должны были находиться центральные городские ворота; затем были намечены участки к северу от стены, где мы предполагали жилые кварталы и, кроме того, намечались розыски некрополя - древнего кладбища. В течение пяти лет Тавро-скифская экспедиция работала, расширяя и уточняя этот план, и результаты исследований полностью его оправдали.

Городская стена, ворота и башня

Развалины Неаполя-Скифского ещё в начале XIX века возвышались над поверхностью. Но в течение ста с лишним лет окрестное население разрушало руины древнего города. Татары строили Акмечеть (на территории нынешнего Симферополя), безжалостно разбирая стены скифского городища. В царское время городская управа разрешила за плату жителям Симферополя брать камень из древних построек. Почти вся Петровская слобода построена из скифских камней. Когда весь камень был взят с поверхности, его стали выкапывать из-под земли .

Сейчас мы раскрываем лишь нижние части стен, уцелевшие от разгрома. Только в некоторых местах высота стен достигает 2,7 метра. Но по следам в обрезах раскопов, по обвалам сырцовых частей стен археолог-архитектор восстанавливает первоначальную высоту и форму сооружений.

Неаполь-Скифский был ограждён оборонительной стеной в III веке до нашей эры. Она была сложена из крупных необработанных камней на глиняном растворе. Ширина её первоначально доходила до 2,5 метра. Позднее стену расширяли и укрепляли пристройкой новых панцырных поясов. Эти оборонительные работы, видимо, предпринимались, когда Неаполю угрожала опасность со стороны иноземных захватчиков. Так, в царствование Скилура и его сына Палака, во II веке до нашей эры, к оборонительной стене пристраивается новый пояс. Это было время ожесточенных боев скифов за свою свободу, за свою землю и свой город прошв понтийских захватчиков. Неаполю-Скифскому в первые века нашей эры не раз приходилось бороться и против римских оккупантов, а это требовало значительного увеличения обороноспособности города.

Тщательные раскопки позволили нам увидеть, как укреплялись стены городища, становились все выше и мощнее. Перед основной стеной была сооружена передовая стена - протейхизма. Общая ширина стен достигает 8,5 метра, а в некоторых местах доходит до 12,4 метра. Таких мощных стен не было ни в одном древнем городе Северного Причерноморья - ни в Ольвии, ни в Пантикапее, ни в Херсонесе.

В середине южной линии оборонительной стены находился проезд центральных городских ворот. Проезд этот удлинялся по мере расширения стен, а ворота переносились к внешнему панцырю. Мы открыли место, где стояли ворота, нашли каменные плиты с углублениями для стояков. Первые, самые древние, ворота были подвесные, на петлях; были найдены плиты с круглыми подпятниками от более поздних ворот, которые вращались на «пятах». От створок сохранились куски дерева и крупные железные кованые гвозди. Ворота были сделаны из толстых дубовых досок.

Городские ворота охранялись с запада и востока двумя боевыми башнями. Восточная башня - неправильной четырехугольной формы. Как уже сказано, стены Неаполя укреплялись последовательно новыми панцырными поясами. Точно так же и боевая превратная башня сначала имела один пояс в 1,3 метра ширины, который укреплялся новыми поясам, и, наконец, ширина её стен достигла 5 метров.

В III веке нашей эры ворота Неаполя-Скифского были закрыты и жители города заложили их камнями. Этот заклад сохранился до наших дней. Для чего это было сделано? Может быть то была последняя осада города, когда скифы закрыли ворота, чтобы ни одному защитнику не покинуть город и биться в нём до конца?

На площади, к северу от городских стен, находилось множество зерновых ям, вырубленных в скале. Все они внутри обмазаны глиной, некоторые оштукатурены. На многих на них сохранились плоские каменные крышки, примазанные к венцам гипсовым раствором. В них скифы хранили запасы зерна, вероятно предназначенного для войска. Здесь же сохранились остатки больших глиняных жаровен для выпечки лёпешек. В одном месте у стены лежала груда подобранных по величине «голышей» для метания из пращи.

Все эти остатки когда-то мощных стен и башен, в небольшой своей части открытые археологами, все же достаточно ярко говорят нам о многочисленном населении Неаполя-Скифского. В течение почти 700 лет жители упорно защищали свой город, укрепляли его стены и башни, восстанавливали их после временных поражений и снова боролись за свою свободу.

Общественные сооружения и жилища

Жители Неаполя-Скифского не только укрепляли его оборонительные стены, но и украшали свой город красивыми зданиями.

Перед центральными воротами мы открыли хорошо утрамбованную площадь, покрытую плотным слоем белой известняковой крошки. Здесь сохранились остатки большого сооружения Стены его были облицованы прекрасно отесёнными плитами, сохранились углубления от колонн, одну из капителей мы нашли рядом. Крыша сооружения была черепичной. То, что эта постройка имела общественный характер, подтверждается находкой около здания мраморного обломка статуи богини земледелия с посвятительной надписью на древнегреческом языке. Здесь же был найден обломок рельефа с изображением руки, держащей посох или же древко копья, и обломок руки от мраморной статуи богини Афины. Рядом лежали фрагменты бронзовых статуй.

Нужно сказать, что здесь как раз и были найдены в 1827 году археологом Бларамбергом рельефы с портретами Скилура и его сына Палака, рельеф с Палаком на коне и надписи, упоминающие царя Скилура, Конечно, такие вещи не могли находиться в обыкновенном жилом доме или около Него.

Сооружение с колоннами на белой площади было расположено так, что каждому въезжавшему в город через главные ворота оно прежде всего бросалось в глаза. И это подчеркивало значение города как столицы скифского государства, города, с которым приходилось считаться как друзьям, так и недругам.

К северу от городских стен, внутри города, были расположены жилые здания. Мы открыли остатки нескольких из них. Крыши их покрывались черепицей, стены до 1 метра толщиной, тщательно сложенные, штукатурились, иногда расписывались. Мы нашли много обломков красивой расписной штукатурки.

Одно самое древнее здание имело большой полуподвал, высеченный в скале. В нём было найдено множество костей домашних животных; лошадей и коров, овец, коз, свиней, что свидетельствует о большом значении скотоводства у крымских скифов. Кости диких животных - кабана, сайги и особенно бобра, отсутствующих сейчас в Крыму, - говорят о том, что предгорья Крыма в те древние времена имели густые леса, воды в Салгире было тогда значительно больше. Здесь же мы нашли большое количество разбитых амфор с клеймами различных древнегреческих городов. В этих амфорах в Неаполь привозили вино с островов Средиземного моря - Родоса, Коса, Книда и из Синопы - города на южном побережье Чёрного моря. В жилых помещениях полы были глинобитными, около очагов устраивались очажные ямы, куда сбрасывалась зола и кухонные остатки.

В жилых домах мы находили много обломков самой разнообразной скифской посуды: тут были и простые ручной работы горшки и миски, начиная от больших сосудов и кончая маленькими горшочками; много лепных, лощёных сосудов. Они отличаются красивой формой и прекрасно отполированной поверхностью, иногда по блеску равняющейся с лаком на привозных греческих сосудах. Лощение было жёлтого, красного, коричневого, серого цветов, но красивее всего сосуды с блестящей черной поверхностью; иногда такие сосуды украшались глубоко врезанным узором, заполненным белой пастой. Мы нашли две такие подвесные курильницы с изображениями солнца с лучами.

Но, кроме посуды ручной работы, в Неаполе встречаются обломки тонкостенной скифской посуды, сделанной на гончарном кругу, Эта посуда отличается хорошо обработанной глиной; поверхность часто украшается лощением. Хороший обжиг говорит о том, что обжигались подобные сосуды в гончарной печи. Одну такую скифскую гончарную печь экспедиция исследовала в городище у Симферополя, близ совхоза «Красный». В печи и около нее были найдены обломки скифской гончарной посуды высокого качества. Перед нами, следовательно, скифская гончарная мастерская, производившая посуду на сбыт, У поздних скифов уже имело место разделение труда между земледельцами и ремесленниками.

В жилых помещениях мы находили красивые пластинки из резной кости, которыми украшались скифские ларцы. Узоры, с любовью выполненные скифскими народными резчиками, живо напоминают по своему характеру русскую резьбу по дереву.

Резная костяная пластинка, украшавшая скифский ларец

В конце II века до нашей эры жителям Неаполя-Скифского пришлось выдержать тяжелую осаду иноземных войск царя Митридата Понтийского и войск Херсонеса. Возможно, что город был взят и некоторое время находился во власти противника.

Во всяком случае в это время были пожары в домах. Серые и черные прослойки золы и сажи прослеживаются между остатками нижних, более древних, и верхних, более поздних, зданий.

Город сравнительно скоро был восстановлен. Об этом говорят многочисленные здания первых веков нашей эры. Остатки одного из таких зданий были нами открыты. Стены его yже, чем у более ранних зданий (до 0,6 метра шириной), нижняя часть стен сложена из камня, верхняя была сырцовой. В одном помещении полностью сохранилась большая овальной формы жаровня. На ней выпекались лепёшки. В соседнем помещении мы нашли около пятнадцати больших амфор, раздавленных рухнувшими стенами. Около одной из них лежала кучка из шестидесяти бараньих косточек. Это были «бабки», одни - сточенные но краям, другие - просверленные, чтобы их можно было нанизать на веревочку. Они служили для игры в кости.

В другом месте, неподалеку от разрушенной печи, мы нашли почти целую амфору, стоявшую в углублении, вырубленном в скале, около неё лежал крупный сосуд, стояли лощеный горшок, красно лаковые чашечки и кувшины, лепные горшочки и даже каменный сверленый топор; тут же лежала золотая бляшка. Эти остатки поздних зданий с кладовыми и двориками относятся к I–III векам нашей эры.

В самых последних из них вещи сохранились на месте и очень часто целыми; картина разрушения поздних зданий говорит о том, что оно было внезапным и что жители его бежали сразу, бросив всё своё имущество: взрослые бросали дома, утварь, дети - свои игрушки. Может быть это разрушение было совершено гуннами, сметавшими в своем движении по причерноморским степям древние города и поселения.

Раскопки жилых кварталов Неаполя-Скифского познакомили нас с архитектурой скифских жилых домов. Мы теперь знаем, что с III века до нашей эры по III–IV века нашей эры скифы строили не только юрты и землянки, но и большие каменные дома с толстыми стенами, черепичными крышами. Многие богатые дома имели по нескольку помещений, к ним пристраивались кладовые и примыкали большие дворы с зерновыми ямами, в которых археологи находили обуглившиеся зерна пшеницы, ячменя и проса. Здесь же встречались жернова и зернотерки для размола зерна. Земледелие являлось одной из основ хозяйства крымских скифов. Широко было развито и скотоводство, причем, судя по костным остаткам, в скифских стадах преобладала лошадь. Костей диких животных найдено мало; это говорит о том, что население мало занималось охотой. Интересны находки костей бобров и кабанов: сейчас они в Крыму не водятся. В те далёкие времена Неаполь-Скифскнй был окружён лесами.

Широкие торговые связи со средиземноморскими городами, с Боспором и Херсонесом, подтверждаются многочисленными находками привозных изделий, найденных в жилых кварталах Неаполя-Скифского, Мы видим здесь уже развитую городскую культуру оседлых скифов, умеющих строить дома, заниматься ремеслами и торговлей.

Мавзолей Неаполя-Скифского

Из пяти лет работы экспедиции самым интересным и замечательным по своим открытиям был 1946 год. 4 августа перед началом работ к западу от раскопок 1945 года было обнаружено несколько новых ям, вырытых жителями Симферополя для добывания глины. И здесь, в обрезе одной из них, мы заметили остатки древнего погребения; для его исследования был заложен небольшой раскоп.

6 августа начались раскопки на этом участке. На второй день показались кладки древних каменных стен и ступени каменной лестницы. На третий день было расчищено погребение мужчины в истлевшем деревянном ящике из сосновых досок. Кроме одной бронзовой пряжки от пояса, при нем ничего не было найдено. Но под этим погребением показались другие ящики, все они были покрыты плотным слоем глины, которая образовалась от разрушившихся сырцовых кирпичей, рухнувших внутри открытого нами сооружения. Раскоп был расширен, выяснилось, что погребения заполняют всю площадь и идут ярусами одно над другим.

Расчистка древних хрупких костяков в истлевших ящиках была трудной и кропотливой, А вместе с тем надо было торопиться: наступили холодные и дождливые дни. Весь состав экспедиции и даже дети были привлечены к этой работе. С утра до темноты мы расчищали погребения. Здесь уже нельзя было брать лопату в руки, приходилось работать хирургическими ножами, скальпелями, пинцетами, очищать кости кисточками, иногда просто самим сдувать землю в особо трудных местах.

Раскрыть погребение надо так, чтобы перед нами лежал непотревоженный костяк, чтобы все вещи оставались на местах и мы смогли бы увидеть, как в древности положили покойника, какие предметы поставили в могилу, чем украсили его одежду. На основании всего найденного уже можно говорить о погребальном обряде.

После тщательной расчистки погребение фотографируется, делается чертеж, зарисовки, вещи вынимаются из могилы, записываются в опись, убираются кости, земля просеивается, чтобы не пропала ни одна бусинка, и начинается работа над нижележащим захоронением.

Уже во втором и третьем погребении были найдены золотые вещи. Слух об этом облетел население Симферополя, и к раскопкам потянулись толпы «болельщиков». По бортам раскопа выстраивались ряды людей, готовых терпеливо, часами, наблюдать за нашей работой и иногда давать самые фантастические объяснения, «почему здесь такая сила покойников».

Приходилось время от времени кому-нибудь из сотрудников прерывать работу и давать краткую информацию о наших раскопках. Уже в процессе работ ещё до окончательного их завершения было ясно, что мы открыли мавзолей с многочисленными богатыми захоронениями скифской знати.

После захода солнца народ понемногу расходился, а мы уже в темноте закрывали площадь раскопок рогожами, брезентом и фанерой, и чтобы никто из любопытства не потревожил «покойников», с вечера до утра их охраняли два милиционера.

Начались заморозки, к утру земля становилась такой твёрдой, что никакими ножами нельзя было работать. Мы приносили железные листы, разводили на них огонь и, передвигая их, отогревали землю. Иногда вновь устанавливались теплые дни и шел дождь, который был страшнее мороза. И хотя костяки были закрыты, вода стекала в углы мавзолея, откуда мы её вычерпывали, чтобы снова продолжать работу.

Открытие каменной гробницы

6 сентября в северо-западном углу мавзолея, после расчистки одного из костяков, выяснилось, что под ним уже нет следующего погребения. Мелькнула надежда, что хоть в этом месте мы уже дошли до конца, Стали копать глубже, двое мальчиков-болельщиков выбрасывали землю. Через несколько минут лопата стукнулась о камень, немного дальше - тоже камень, еще дальше - опять камень. Теперь все стали помогать выбрасывать землю, надеясь, что мы дошли до скалы. Но это оказалась не скала. Перед нами лежали три большие массивные плиты, закрывавшие каменную гробницу. Средняя плита еще в древности опустилась вниз, и гробница была засыпана землёй. Была ли она разграблена еще в древнее время или плита упала под напором насыпи? Чье это погребение? Что мы найдём в нём?

Расчистка была отложена до утра, но всю ночь мы думали об этом. И все же то, что мы увидели после расчистки, произошло все наши ожидания.

Глубина гробницы была около метра. Не будем здесь подробно описывать, как расчищалось погребение, как засыпь снималась слой за слоем по сантиметрам. Работать было очень трудно, сидеть приходилось согнувшись, страшно было опереться рукой, страшно было передвинуть затёкшую ногу, чтобы не потревожить погребение. Сначала из земли показалась золотая спираль; расчищая дальше, мы дошли до кости левой руки, вокруг которой она была обвита несколько раз. Затем понемногу стали показываться самые разнообразные золотые бляшки; их положение тщательно фиксировалось на чертеже, делались фотографии и зарисовки. В земле были найдены обрывки золотых нитей. И вот здесь особенно пригодились глаза наших юных помощников. Часами они перебирала землю из гробницы, выбирая из неё каждую ниточку. Наконец, через неделю погребение было расчищено, и вот что мы увидели.

В большой прямоугольной гробнице, сложенной из хорошо оттёсанных плит белого известняка, лежал костяк мужчины. Он был положен головой на запад, правая рука была протянула вдоль туловища, левая согнута. В ногах покойника лежали три железных наконечника копий со следами позолоты на втулках, меч с серебряной рукояткой и железный шлем с бронзовыми украшениями. Справа у бедра лежал второй меч в серебряных ножнах. От кожаного ремня сохранились железные пластинки и бронзовые пряжки с фигуркой зверя и головами уточек. На этих пряжках висел колчан для лука и стрел, украшенный на конце большой треугольной золотой пластиной. От одежды сохранились остатки кожи. Она была заткана золотым шитьём и украшена множеством самых разнообразных бляшек из червонного листового золота.

Золотые бляшки из каменной гробницы

Свыше восемьсот золотых изделий скифской и греческой работы было найдено в могиле знатного скифа. На головном уборе были нашиты три круглые бляшки с изображением божества солнца, полы кафтана и концы рукавов украшены бляшками в виде звездочек, пчел, лепестков, завитками, изображающими морскую волну, и крошечными львиными головками, держащими в пасти цепочки с подвесками. Руки и ноги покойника были перевиты несколько раз длинными золотыми спиралями.

И, стоя вокруг белой каменной гробницы, мы мысленно стирались себе представить, как в далекой древности скифы опустили в нее тело своего славного царя, быть может погибшего в бою. Как они одели его в роскошный кожаный кафтан, сверкающий золотом, как заботливо снарядили его в дальний загробный мир, положив в могилу его боевое оружие: мечи, копья, лук и стрелы, все, что было необходимо воину здесь, на земле, и без чего, по их верованиям, он не смог существовать в другом мире.

Саркофаг скифской царицы

В мавзолее мы открыли более 70 погребений скифской знати. В числе их выделялся деревянный саркофаг скифской царицы, который был буквально воссоздан из земли. Вот как это произошло.

У восточной стены мавзолея слой глины был особенно плотным. При расчистке его ножами в одном месте открылась пустота, заполненная древесной трухой. Очистив её, мы увидели, что в глине осталась как бы форма от деревянной резной колонки. Расчищая дальше, мы обнаружили ещё ряд таких пустот, а также отпечатки деревянных досок с резными украшениями, окрашенными в розовый и голубой цвета с позолотой.

По расположению этих остатков от деревянных колонок, столбиков и досок удалось решить, что здесь стоял саркофаг, разрушившийся и погребённый под обвалов сырцовых стен. Глина плотно осела на части саркофага. В течение столетий дерево истлевало, превращаясь в труху, а выпуклые изображения, краски и позолота отпечатывались в глине.

Трудная задача была воссоздать облик саркофага, от которого мы имели одни следы в земле. С большим терпением и упорством работали над этим художник и реставратор экспедиции. Был сделан план расположения всех остатков, затем из пустот осторожно вынималась древесная труха, она выдувалась мехами, а часто и собственными легкими. В очищенные отверстия заливался гипс. Через день, когда он просыхал, вокруг осторожно расчищалась земля, и вот перед нами лежали гипсовые отливки колонок, досок, резных фигур животных и других частей саркофага. На отливках отпечатались краски и позолота, когда-то, столетия тому назад, перешедшие с дерева на глину, а сейчас - с глины на гипс.

Золоток кольцо из саркофага царицы

Золотая подвеска из саркофага царицы

Деревянный саркофаг скифской царицы (реконструкция О. И. Домбровского)

Руины мавзолея Неаполя-Скифского (конец II века до нашей эры)

Глиняная скифская курильница, найденная в мавзолее (II–I века до нашей эры)

Халцедоновые бусы из погребения аланского военачальника (III век)

Бронзовые бляхи, обтянутые листовым золотом, из погребения аланского военачальника (III века)

Древнегреческая надпись на обломке мраморной плиты (II век до нашей эры), найденном в общественном сооружении Неаполя-Скифского

Клейма с древнегреческими надписями на ручках амфор с острова Родоса (III–II века до нашей эры), найденные в жилом помещении Неаполя-Скифского

Золотые украшения на поле кафтана скифского царя, погребённого в каменной гробнице

Золотая подвеска, найденная на одежде скифского царя Золотая подвеска, найденная на одежде скифского царя

Бусы и золотые изделия, найденные в женском погребении в мавзолее

Ваза с изображением Эрота, найденная в некрополе Неаполя-Скифского

Теперь можно было в чертеже реконструировать саркофаг и представать его облик.

Он имел прямоугольную форму, резные фигуры фантастических животных - сфинксов и грифонов - служили ему ножками. Боковые стенки и крышка были сделаны из досок, украшенных резными гирляндами из листьев аканфа и лавра, шишек пинии и больших цветов, напоминающих подсолнух Гирлянды перевивались лентами. У торцовых сторон саркофага находились фигуры льва и сфинкса. Все это погребальное сооружение было красиво окрашено, блестело позолотой и предназначалось, конечно, для знатного лица.

Но саркофаг был разграблен ещё в древности. Сохранился женский костяк и несколько золотых вещей и бус. Однако можно себе представить, какое это была богатое погребение, если после кражи остались золотое массивное витое кольцо с двумя камнями, медальон с изображением солнца, большая золотая игла, золотые подвески, бусы и другие украшения.

Ясно, что в саркофаге была похоронена знатная скифская женщина, вероятнее всего царица.

18 ноября было расчищено последнее погребение внутри мавзолея, и работа экспедиции 1946 года закончилась. В 1947–1948 годах раскопки велись вокруг мавзолея, и мы уже могли ответить на многие вопросы, не разрешенные в предыдущие годы.

Мавзолей Неаполя-Скифского был выстроен в конце II века до нашей эры. Он был сооружён к западу от центральных городских ворот и стоял перед городской оборонительной стеной, непосредственно примыкая к ней. В плане он почти прямоугольный (8,65?8,10), стены до 1 метра толщиной сложены из квадров белого известняка, скреплённых глиняным раствором. Лицевые - южный, западный и восточный - фасады тщательно облицованы плитами, северной своей стороной мавзолей примыкал к городской стене. Сохранились нижние каменные части стен до 3 метров высотой, верхние были сложены из сырцовых кирпичей, которые рушились внутрь мавзолея, тем самым сохранив погребения до наших дней. Пол мавзолея был утрамбован и посыпан белой известняковой крошкой.

В восточной стене была видна деревянная дверь, следы которой также отпечатались в земле. Она была сделана из толстых дубовых, отесанных топором досок, скрепленных на поперечинах большими коваными железными гвоздями.

Первоначально мавзолей стоял открытым с трех сторон, но когда стала угрожать опасность нападения со стороны понтийских, а затем и римских завоевателей, жители города заложили дверь большими каменными плитами и обнесли мавзолей мощным панцырным поясом.

Мавзолей превратился из усыпальницы в боевую башню с погребальной камерой внизу и помещением для воинов вверху. Для того чтобы войти в мавзолей, вдоль западной стены его была построена каменная лестница, выходившая на городскую стену. Умерших вносили в усыпальницу по лестнице.

В течение трёхсот с лишним лет тут хоронили лиц царского рода с их семьями и слугами. Первым погребен был один из скифских царей. Для него сооружена каменная гробница, для него был воздвигнут мавзолей.

Впоследствии рядом с гробницей, вдоль западной стены, в крупных деревянных ящиках на подстилках из кошмы и звериных шкур были погребены скифские военачальники. У одного из них у правого бедра лежал длинный железный меч для рубки с коня, у другого - секира. Кожаные их колчаны со стрелами были украшены бронзовыми и золотыми бляшками. В ногах лежали уздечные наборы с фигурками зверей. Четыре коня, по скифскому обычаю, были убиты и похоронены вместе с воинами в мавзолее.

У одного из военачальников был найден резной камень из тёмнокрасного сердолика в форме скарабея (египетского жука). На оборотной его стороне с необыкновенным искусством вырезана портретная голова бородатого скифа в высокой шапке. Его облик близок к образам древнерусских князей.

Во многих ящиках были обнаружены семейные погребения - мужа, жены, ребёнка, иногда двух детей. На глаза покойников накладывались золотые пластины в форме глаз и губ. Скифы верили, что это предохраняло покойника от воздействия злых сил. В ногах и головах погребенных ставились сосуды для вина и благовоний, чашки с жертвенной пищей, клались куски бараньего и конского мяса.

В женских погребениях были найдены бронзовые полированные зеркала, иногда в деревянных футлярах, бронзовые браслеты на руках и ногах, кольца и серьги, деревянные гребни и тысячи самых разнообразных бус из тёмнокрасного и желтого сердолика, янтаря и аметиста, черного блестящего агата и молочного халцедона, горного хрусталя, цветной египетской пасты и пестрого финикийского стекла. К ожерельям привешивались подвески в виде прозрачных стеклянных слезок, сжатых кулаков, сосудиков, человеческих фигурок или головок демонов с вытаращенными глазами и открытым ртом. Скифы считали, что эти амулеты могут отпугивать злых духов, преследующих человека. Они как бы оберегали его.

Золотые бусы с подвесками из саркофага царицы

Золотая бляшка из погребения в мавзолее

Одежда погребённых украшалась золотыми бляшками и бисерным шитьём. На головки детей надевались венчики из золотых розеток, а на шею - бронзовые гривны и ожерелья. В мавзолее было найдено свыше 1300 одних только золотых вещей.

Местонахождение мавзолея с богатыми погребениями у стен скифской столицы, около центральных ворот, и то, что он стоял первоначально открытым, говорит о значении, которое он имел для жителей города.

Мавзолей с погребением скифского царя и его приближенных являлся своего рода святыней скифов: казалось, что, даже незащищенный еще стенами, он оберегал город, так же как и жители его были призваны оберегать священный прах своих властителей. Недаром еще во время нападения персов на скифскую землю, в конце VI века до нашей эры, когда персидский царь Дарий, утомленный отходом скифов, заманивавших противника в глубину своих степей, упрекнул их в трусости, скифский царь Агафирс гордо ответил ему: «…Есть у нас гробницы предков, разыщите их, попробуйте разрушить, тогда узнаете, станем ли мы сражаться с вами из-за этих гробниц или нет, раньше мы не сразимся, если это для нас невыгодно».

Кто же был похоронен в гробнице?

Раскопки мавзолея окончились. В Москву увезли вещи, черепа и кости из погребений. Наиболее ценные находки были выставлены в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, они вполне заслуженно привлекали к себе внимание посетителей.

В Музее антропологии Московского государственного университета сотрудники приступили к изучению черепов, найденных в мавзолее.

Ещё при раскопках нас интересовал вопрос, кто был погребен в каменной гробнице, самой древней и самой богатой. Ясно, что это был царь Может быть даже один из скифских царей, о которых сохранились отрывочные сведения древнегреческих писателей, надписи к монеты?

Череп из каменной гробницы был передан известному антропологу М. М. Герасимову без указания места его находки. М. М. Герасимов начал увлекательную, кропотливую работу по восстановлению портретного облика мужчины, погребенного в каменной гробнице. Следуя законам соотношения между мягкими тканями и черепом, он стал покрывать последний слоем воска и постепенно, миллиметр за миллиметром, воссоздавать голову скифского царя. И вот на постаменте мы увидели портретное воспроизведение скифа пожилых лет с гордым, волевым лицом. Характерный нос с горбинкой, глубоко сидящие глаза под слегка нависающими бровями, небольшой рот и высокий, слегка покатый лоб заставили нас вспомнить другое знакомое лицо. И мы вспомнили его. Это был скифский царь Скилур, неоднократно изображавшийся на древних рельефах и монетах.

Когда мы поставили рядом эти изображения и голову, выполненную Герасимовым, для нас сомнений уже не было. В каменной гробнице был погребен Скилур.

Но тождество головы, воссозданной по черепу, с древними изображениями воинственного царя нужно было доказать путём соответствующих антропологических измерений, М. М. Герасимов с большой тщательностью выполнил эту работу и сделал интересный доклад в Институте антропологии Московского университета. На заседание собрались специалисты антропологи, анатомы, работники медицины, археологи и художники.

Сопоставления и результаты измерений М. М. Герасимова были настолько убедительными, что не вызвали возражений. Это подтверждалось и временем погребения, и богатством гробницы, к тем, что неподалёку от мавзолея в 1827 году был найден рельеф с изображением Скилура и его сына Палака и надписи с именем Скилура. Таким образом, можно считать вероятным, что в каменной гробнице был погребен знаменитый скифский царь Скилур. Этот царь, понимая силу содружества народов Северного Причерноморья в общей борьбе против иноземных завоевателей, сумел объединить скифов. Взгляд Скнлура на силу единения отражен в рассказе Плутарха. Скилур перед смертью призвал к себе своих многочисленных сыновей и, подав им пучок дротиков, предложил сломать их. Сыновья не смогли этого сделать. Тогда Скилур рассыпал дротики и, переломав их все поодиночке, сказал: «Если вы будете держаться вместе, вас никто не сможет одолеть. Если же вы будете действовать порознь, всякий вас сможет победить».

Некрополь Неаполя-Скифского

По восточному склону городища и по обоим склонам Петровской балки тянутся цепочкой склепы, высеченные в скале. В каждый из них ведет коридор, который подходит к входному отверстию. Входы в склепы закладывались каменными плитами, коридор заваливался камнями я засыпался землей. Невысокая погребальная камера обычно имеет прямоугольные очертания. В стенах вырублены небольшие ниши.

Обычно на поверхности нет никаких следов входа в склеп. Лишь по едва заметным оттенкам на растительном покрове, по почти неуловимому понижению почвы удавалось находить местоположение склепов. За пять лет работы их было открыто 28. Все они оказались ограбленными ещё в древности.

Но тем не менее, даже и разграбленные, они представляют большую научную ценность. Дело в том, что до сих пор ничего не было известно о скифской стенной живописи, а из 28 каменных склепов Неаполя 5 сохранили древнюю роспись.

Самый замечательный из них склеп № 9. Он ничем не напоминает мрачную погребальную камеру. Небольшой, уютный, с белыми стенами с яркой росписью, с четырьмя пилястрами - подпорками, он скорее заставляет нас думать о внутреннем виде жилого скифского дома, в котором еще сохранились традиции убранства кочевой юрты.

Стены склепа в верхней части обрамлены резным и раскрашенным орнаментом в виде треугольников с красными стрелами и в виде широкого пояса из зигзагообразных разноцветных полос, напоминающих крестьянские ковры-дорожки. Пилястры (столбики) расписаны ромбами, на одном из них сохранилось изображение красного петушка.

О жизни и занятиях главного хозяина этого дома рассказывает роспись на лицевой стене склепа. Слева - ковер с шахматным узором из жёлтых, чёрных и красных клеток, обрамленный красными стрелами. Около него стоит бородатый скиф в высокой шапке, в мягких сапогах. На нем широкополый кафтан с откидными рукавами, напоминающий древнерусские кафтаны. Скиф играет на греческой лире, изображение которой мы привыкли до сих пор видеть на чернофигурных и краснофигурных древнегреческих вазах.

Посредине стены, под нишей, мы видим скифа, выезжающего на охоту. Он сидит на статном тонконогом коне, напоминающем арабского скакуна, в правой руке держит повод, в левой - копьё. На голове у него остроконечная шапка. А перед ним две собаки - красная и чёрная; с яростью и вместе с тем со страхом набрасываются они на дикого ощетинившегося кабана. Он ранен, на боку у него кровь. Охота показана на фоне природы, внизу заметны изображения кустарников. Кабан водился в скифскую эпоху в Крыму, в частности в долине реки Салгира. Интересно, что сред к костей в склепе № 9 был найден череп дикого кабана.

Роспись склепа исполнена с такой жизненностью, с таким зорким наблюдением природы, что нет сомнения в том, что сам художник был скифом, наблюдал охоту, вероятно и сам охотился. Ничего похожего на роспись склепа № 9 мы до сих пор не видели в известных нам росписях Крита и Микен, Этрурии, Греции и Рима. Стиль живописи и характер орнамента склепа № 9 отличаются ярко выраженной самобытностью. Но если в большинстве склепов Неаполя-Скифского роспись была сделана доморощенными художниками, то склеп № 9 несомненно расписывал мастер-профессионал.

Интересны в склепе № 9 и расписные ниши, которые дают нам представление о скифских постройках. Восточная ниша изображает жилище с двухскатной крышей, навесы которой защищают стены от стока воды, а коньке крыши вертикально поставлена стрела, по сторонам её как бы вырезанные из дерева головы двух коней, обращенные мордами в разные стороны. Все это живо напоминает нам русскую избу с такими же резными коньками на такой же крыше.

Вторая ниша со стрельчатым сводом изображает скифскую юрту с каркасом, сплетённым из ветвей. На верхушке юрты та же стрела, а по её сторонам конские головы на длинных шеях, обращённые мордами одна к другой. Внизу небольшая лесенка.

Возможно, что здесь мы видим изображение небольшого культового сооружения - капища, стоящего на деревянных столбах, с приставной лесенкой.

Склепы № 2, 4 и 8 расписаны не художниками-профессионалами, но скорей всего родственниками умерших. Изображения здесь наивны, а иногда и беспомощны в техническом отношении. Но все же и тут мы чувствуем живое наблюдение натуры. В одном из склепов изображен скиф в неуклюжих мягких сапогах, стреляющий из большого лука. Тут же и маленькая, но выносливая большеголовая скифская степная лошадка. Плакальщицы, заломив руки над головой, причитают над покойником. Скиф в перепоясанном кафтане, с большим мечом, ведет смешного коня, похожего на восьмерку. Ниши окружены орнаментом из завитков и лепестков, похожих на язычки пламени. Наивные рисунки эти рассказывают нам о жизни и погребальном обряде скифов.

В склепах Неаполя-Скифского хоронили членов знатных скифских семей. В одном из них мы нашли более 20 костяков, Рядом со склепом часто хоронили коня, боевого друга погребенного воина. По тем немногим вещам, что остались после грабителей, можно было установить, что склепы по времени относятся к первым векам нашей эры.

Население средних классов хоронило своих покойников в земляных склепах, которые выкапывались в твердом глинистом грунте. Вход в них так же закладывался каменными плитами, а коридор заваливался камнями. В погребальных камерах иногда встречаются вместе с рядовым инвентарем художественные привозные изделия.

Бедный люд хоронили в простых земляных могилах. Они не были разграблены. Покойников клали без гробов, иногда на подстилку из морской травы, иногда завернув в кошму, а то и просто на землю. В головах и ногах ставили какую-нибудь чашечку с жертвенной пищей, лепной горшочек, зачастую даже не целый сосуд, а часть его. В этих могилках нет золота, нет мечей и копий. У женщин украшений меньше и они проще.

Раскопки некрополя дополнили наши знания о погребальных обрядах скифов, об их вере в загробную жизнь, а вместе с тем дали нам представление и об их реальной повседневной жизни, их культуре и быте.

Мы узнали, какое оружие носили воины, какую одежду они имели, какую посуду употребляли, чем украшали свой наряд женщины и дети. Мы установили, что членов царского рода, их приближенных погребали в мавзолее непосредственно у городских стен. Скифская знать хоронила своих покойников в каменных склепах поблизости от города. Средние и бедные жители хоронились подальше, уже на окраине кладбища, вдали от города, в простых земляных могилах. Всё это говорит о том, что в Неаполе-Скифском в это время было уже значительное социальное и имущественное неравенство.

В последние века существования Неаполя-Скифского среди его жителей начинают появляться сарматы. Близкая к скифам сарматская народность, в которую входили аланы, в первые века нашей эры становится господствующей в Северном Причерноморье, Раньше сарматы жили к востоку от Дона, но затем их племена распространились как на юг, в районы Северного Кавказа, так и на запад, вплоть до буго-днепровских районов. О проникновении алан в Неаполь-Скифский говорят погребения аланских дружинников с их конями. В отличие от скифских погребений, которые мы находили за пределами города, аланские погребения были обнаружены в пределах городской черты, на площади, перед центральными городскими воротами.

Здесь в 1949–1950 годах в могиле, вырубленной в скале, было открыто погребение аланского военачальника. Он был положен на спину, с вытянутыми руками и ногами; у правого бедра лежал короткий железный меч, у головы стояла амфора и находилась кость от жертвенного животного.

В ногах покойника был положен железный уздечный набор с удилами, налобником и круглыми бляхами. Крупные халцедоновые бусы были предназначены для украшения головы коня. Здесь же лежали большие бронзовые бляхи, обтянутые листовым золотом, круглые, подковообразные и в виде лепестков. Эти бляхи, очевидно, украшали чепрак и седло коня военачальника. Подобные богатые конские наборы встречались в погребениях аланских воинов на Керченском и Таманской полуостровах. Рядом с военачальником были погребены кони. Около одного конского погребения находилась детская могила с интересными золотыми вещами. Один амулет изображал миниатюрную палицу Геракла, украшенную вставками из камней и цветного стекла.

Судя по количеству погребенных коней и богатым находкам, здесь был похоронен какой-то знатный аланский военачальник со своими конями и, может быть, со своим ребенком.

Аланские погребения в Неаполе-Скифском относятся к III веку нашей эры. Они отражают изменение этнического состава господствующих слоев города в это позднее Бремя. Впоследствии скифы, аланы и тавры, смешиваясь между собой, образовали то тавро-скифское население раннесредневекового Крыма, о котором сообщают нам византийские писатели.

О чём рассказали раскопки

Пять лет работает Тавро-скифская экспедиция в Крыму. Что же нового и интересного дают эти исследования для истории нашей Родины?

Что мы знали о скифах до раскопок советских археологов? Те сведения, которые имелись у древнегреческих авторов, а также материалы раскопок скифских курганов не давали полного, разностороннего знания об этой народности. Скифы представлялись многим дикими кочевниками, не знавшими городов и городской культуры, не имевшими своего государства. Некоторые дореволюционные и зарубежные учёные считали, что скифы - это кочевые орды не то монгольского, не то иранского происхождения. Считали, что скифы существовали на протяжении пяти-шести веков, а после войн с Диофантом, полководцем царя Митридата Понтийского, они якобы пропали неизвестно куда и как.

Разве могла внезапно исчезнуть такая большая и могущественная народность, о многочисленности, смелости и непобедимости которой много и единодушно писали древние авторы?

Раскопки советских археологов на Днепре, Буге, Днестре, на Дону, Кубани и в особенности раскопки Неаполя-Скифского полностью опровергают эти неправильные, лженаучные представления о скифских племенах. Скифы никуда не исчезали и не пропадали. Раскопки в Крыму показали, что они жили здесь не менее тысячелетия - от VII–VI веков до нашей эры по III–IV века нашей эры.

До IV века до нашей эры скифы в Крыму по преимуществу вели кочевую жизнь. В IV веке в Северном Причерноморье образовалось скифское государство во главе с царём Атеем. В его царствование границы причерноморской Скифии простирались от Дуная до Дона. В Крыму, начиная с конца IV века, создаются города, укрепления, в долинах рек, около озер и у моря располагаются скифские селища. Население занимается скотоводством и земледелием, развиваются ремесла. Расширяется торговля хлебом и сырьем с древними городами Причерноморья и Средиземноморья.

Скифы создают портовые пункты на берегах Чёрного моря. Евпаторийский отряд Тавро-скифской экспедиции обследовал на западном берегу Крыма значительное число приморских скифских городищ.

В III - П веках до нашей эры столица скифов с Днепра переносится в Крым. Неаполь-Скифский превращается в главный город скифского государства.

Скифы создали не только свое государство, но и свою городскую культуру. Мы знакомимся в Неаполе с памятниками скифской архитектуры, с его мощными оборонительными стенами и башнями, с исключительно интересным мавзолеем, парадными сооружениями, украшавшимися скульптурами, с его жилыми оштукатуренными домами, крытыми черепицей.

Склепы Неаполя познакомили нас с совершенно неизвестной до сих пор скифской живописью. Среди вещей, найденных при раскопках, много привозных из разных мест, что говорит о широких торговых и культурных взаимосвязях скифов с самыми различными центрами древнего мира.

Раскопки в Неаполе-Скифском знакомят нас с той ступенью культуры скифов, когда она уже приобрела городской характер.

Но особенно важно то, что в характере скифских поселений и жилищ, в погребальном обряде (обычай хоронить в курганах и закалывать боевого коня), в скифских росписях, в предметам ремесла, в частности в посуде, деревянной резьбе, орнаменте, в одежде, мы находим всё больше и больше общих черт с культурой и бытом древних славян. Становится все яснее и яснее, что скифские земледельческие племена, наряду с другими народностями и племенами Восточной Европы, сыграли свою роль в процессах формирования восточного славянства и что древнерусская культура вовсе не создана варягами или пришельцами из Византии, как об этом твердили заграничные псевдоученые.

Русские народность и культура имеют глубокие местные корни, уходящие в глубь веков, и тут уместно вспомнить слова М. В. Ломоносова о том, что среди «древних родоначальников нынешнего российского народа, скифы не последнюю часть составляют».

Примечания:

Маркс К. Капитал. Т. I, М., 1949, стр. 187.

Древнегреческий город близ нынешнего Севастополя.

Понтийское царство находилось на южном побережье Чёрного моря.

П. Н. Шульц. Скульптурные портреты скифских царей Скилура и его сына Палака. Краткие сообщения ИИМК, XII, 1946.

В настоящее время Неаполь-Скифский охраняется как государственный историко-археологический заповедник.

М. М. Герасимов , лауреат Сталинской премии, разработал способы восстановления головы по черепу.

СПб., 1998.

Предисловие

Эта книга посвящена истории современной психологии - с конца XIX столетия, когда психология стала самостоятельной, независимой дисциплиной, и до наших дней. Не игнорируя ранние философские школы мышления, мы сосредоточились на том, что непосредственно связано со становлением психологии как новой, отличной от других, области исследования. Мы представляем именно историю современной психологии, а не психологию и философию, которые ей предшествовали.
История психологии изложена здесь как история великих идей и научных школ мышления. С 1879 года, формально положившего начало данной научной области, психологии давали самые разные определения - в зависимости от того, какие веяния господствовали в то время в научной сфере. Более всего нас интересуют та последовательность идей, которая и определила предмет изучения психологии, ее методы и цели.
Каждая из психологических школ рассматривается как течение, вырастающее из исторического контекста, а не как нечто независимое или изолированное. Этот контекст включает нс только интеллектуальный (Zeitgeist), но и социальные, политические и экономические факторы.
Хотя книга составлена с учетом позиций научных школ, оказавших заметное влияние на развитие психологии, мы понимаем, что любые определения, идеи и подходы есть результат деятельности конкретных людей - ученых и исследователей. Люди, а не какие-то абстрактные силы, пишут статьи, проводят исследования, готовят научные доклады и передают свои знания новому поколению психологов. Развитие и распространение того или иного направления в психологии становится возможным благодаря самоотверженному труду этих людей. Мы повествуем о жизни выдающихся деятелей психологии, которые стояли у истоков науки, не забывая при этом, что на их работу влияла не только эпоха, но и особенности личного жизненного опыта.
Каждое направление в психологии рассматривается с точки зрения его связи с предшествующими и последующими научными идеями и открытиями. Мы поговорим о том, как развивались психологические школы - благодаря или вопреки сложившемуся порядку, и как формировались точки зрения, которые в конечном итоге привели к коренным изменениям в научных взглядах. Оглянувшись в прошлое, мы можем обнаружить некую модель, преемственность развития.
В ходе подготовки шестого издания этого учебника - почти через 30 лет после выпуска первого - мы многое добавили, многое вычеркнули и переработали, что само по себе является ярким доказательством динамического характера истории психологии. Она не находится в завершенном состоянии, а постоянно развивается. Идет напряженная академическая работа, появляются новые переводы, переоценивается роль значительных для истории психологии фигур, анализируются возникающие проблемы, методы и теории.
Существенным дополнением к книге стала глава о проблемах пола и расы в истории психологии. Мы рассмотрим силы, которые ограничивали возможности женщин и представителей этнических меньшинств получить высшее образование в области психологии и работу по специальности. Также мы расскажем о так называемой - то есть об усилиях, направленных на искоренение дискриминации в области психологии. На протяжении всей книги упоминаются имена женщин-психологов и темнокожих ученых, внесших неоспоримый вклад в науку.
Еще одной особенностью этого издания является включение новых тем и дополнительного материала, касающегося личной жизни видных психологов, - он иллюстрирует воздействие их жизненного опыта на последующее развитие ими идей.
Концепция машины как метафоры человеческих функций расширена: в нее вошли не только часы и автоматы, но и примеры из медицины и техники. Вычислительная машина Бэббиджа рассматривается как предтеча современного компьютера и первая попытка скопировать познавательные процессы человека: проводится параллель между концепцией эволюции и развитием машин.
Главу, посвященную когнитивной психологии, мы дополнили обсуждением метода интроспекции, а также рассказом о том, как психологи вернулись к изучению когнитивного подсознания и сознания животных.
Материалы первоисточников, касающиеся структурализма, функционализма и бихевиоризма, существенно отредактированы с целью сделать их более доступными современному читателю. Статья о гештальт-психологии заменена отрывком из книги Келера (fnielligenzprufungenan an Menschenaffen), где описаны эксперименты, в которых животные решают проблемы, используя специальные приспособления. Статья о психоанализе взята из первой лекции Фрейда, прочитанной им в 1909 году перед американской аудиторией в университете Кларка (в новом переводе Саула Розенцвейга). Во всех этих материалах представлен оригинальный текст изложения уникальных научных методов - таким образом, мы получаем возможность узнать, что же изучали поколения студентов-психологов в прошлом.
Новое издание дополнено фотографиями, таблицами и рисунками. Каждая глава содержит план, резюме, вопросы для обсуждения и снабженный аннотациями список рекомендуемой литературы. Определение выделенных в тексте важных терминов дается на полях. Обстоятельные примечания и указатели подготовлены Элиссой М. Льюис.
Хочется поблагодарить многих преподавателей и студентов за их ценные предложения. Книгу несомненно обогатили строгие и проницательные замечания выдающегося историка психологии Льюди Т. Бенджамина, Мл. из А & М университета, штат Техас. Мы выражаем признательность и другим рецензентам нового издания: Джеральду С. Клэку, Южный университет, Новый Орлеан; Стивену P. Коулману, Кливлендский университет; Кэтрин В. Хикман, Стивенсу Колледжу, Колумбия, Миссури; Элиссе М. Льюис, Юго-Западный университет, Миссури; В. Скотту Тэрри. университет Северной Каролины в г. Шарлотте.
Редактор издательства Кэри Гэллоуэй всегда поддерживала нас и вселяла энтузиазм, ее профессионализм стал серьезным подспорьем в совершенствовании наших идей. Старший редактор проекта Анжела Вильяме обеспечила связи с производственными подразделениями и оказывала всяческую поддержку в течение всего времени работы над книгой, каждая страница которой - свидетельство ее компетентности и научного педантизма.
Авторы
Посвящается Руссу Наззаро, который однажды давным-давно спросил у нового ассистента профессора:

Глава I
Изучение истории психологии

Развитие современной психологии
Мы начинаем с парадокса, кажущегося противоречия, говоря, что психология - это одна из самых древних наук и одновременно одна из самых молодых. Нас всегда занимало собственное поведение, а размышления о человеческой природе составляют тысячи и тысячи философских и теологических работ. Уже в V веке до н. а. Платона, Аристотеля и других греческих мыслителей интересовали многие из тех проблем, над которыми и сегодня работают психологи: память, обучение, мотивация, восприятие, сны, патологии поведения. Несомненно, существует имеющая принципиальное значение преемственность прошлого психологии и ее настоящего.
Хотя духовной предтечей психологии можно назвать многие науки древности, считается, что современный подход начал формироваться с 1879 года - чуть более ста лет назад.
Различие между современной психологией - центральной темой этой книги - и ее корнями - это вопрос не природы человека, а, скорее, тех методов, с помощью которых ее изучают. Используемый подход и методы исследования отличают современную психологию от более старой дисциплины, философии, знаменуя собой становление психологии как отдельной, прежде всего, научной области знания.
До последней четверти XIX столетия философы изучали человеческую природу, основываясь на собственном, весьма ограниченном, опыте, с помощью размышлений, интуиции и обобщений. Перемены стали возможны, когда философы начали пользоваться средствами, которые уже успешно применялись в биологии и других естественных науках. Только когда исследователи уверились в надежности таких методов изучения человеческого разума, как тщательно контролируемое наблюдение и экспериментирование, психология стала отделяться от своих философских корней. Историки описывают этот переход от философской основы к научной как (Cadwallader. 1992. P. 53).
Новой науке надо было развивать более точные и объективные методы исследования. Во многом история психологии - после ее выделения из философии - это история непрерывного оттачивания исследовательских методов с целью достижения большей объективности в изучении и решении проблем.
Стремясь понять те сложные спорные вопросы и предметы обсуждения, которые определяют современную психологию, за отправную точку следует взять XIX век - время, когда эта наука стала независимой дисциплиной с собственными теоретическими и экспериментальными методами исследования. Уже философы античности, Платон и Аристотель, интересовались теми проблемами, которые и сегодня не потеряли своей актуальности, но их методы исследования значительно отличались от тех, что используют психологи наших дней. Древние мыслители не были психологами в современном понимании. Поэтому мы коснемся их идей лишь в той мере, в какой они имеют непосредственное отношение к становлению современной психологии.
Идея о применимости методов физических и биологических наук к изучению психических явлений была унаследована и от философского мышления, и от психологических исследований XVII-XIX столетий. Именно тогда была подготовлена почва, из которой и произросла современная психология. Философы XIX века прокладывали путь экспериментальному подходу к изучению мышления, а психологи, независимо от них, приближались к решению тех же самых проблем с другой стороны. Психологи XIX века сделали решающий шаг к пониманию физических механизмов, лежащих в основе процессов мышления. Их научные методы отличались от собственно философских, но союз этих двух различных дисциплин - философии и психологии - породил новую сферу исследования, которая быстро обрела индивидуальность и силу.
Возникнув, новая область психологии стремительно развивалась, особенно в Соединенных Штатах, которые заняли и удерживают господствующие позиции в психологическом мире. Более половины психологов всего мира работают в CLLIA; огромное число специалистов из других стран побывало здесь, по крайней мере, на стажировке. Подавляющее большинство книг по психологии издано в Соединенных Штатах. Американская психологическая ассоциация (АРА), некогда насчитывавшая лишь 26 членов, к 1930 году составляла 1100. а к 1995-му - более чем 100 тысяч человек.
Этот среди психологов сопровождался взрывом информационным - появлением несчетного количества исследований, научных докладов, теоретических статей, обзоров, книг, фильмов, компьютерных программ и т. п. Психологам, в рамках их узкой специализации, все труднее уследить за бурным развитием собственной науки.
Приумножились не только ряды практикующих врачей, исследователей, ученых и изданий специальной литературы, возросло также влияние психологии на нашу повседневную жизнь. Вполне возможно, что в определенной степени работа психологов воздействует на жизнь каждого человека - независимо от его возраста, занятий и интересов.
Влияние прошлого на настоящее
Уже в 1911 году в университетах читали лекции по истории психологии, в наши же дни такой курс есть на большинстве психологических факультетов (McCovern. 1992); в отдельных случаях курс по истории психологии является обязательным для студентов. Государственные органы образования в США настоятельно рекомендуют включить историю психологии в число предметов, обязательных для изучения на психологических факультетах (Hilgard, Leary, McGuire. 1991; Lloyd, Brewer.

1992: Matarazzo. 1990).

В этом отношении психология - наука уникальная, ведь на большинстве факультетов вовсе не предлагают лекций по истории своей науки. Почему же психологи так интересуются ею? Одна из причин - это то, о чем мы упоминали ранее: многие вопросы, над которыми ученые размышляли сотни лет назад, актуальны и сегодня; в психологии - в отличие от других наук - очевидна преемственность предметов и методов изучения. Это означает, что психология имеет более ощутимую и живую связь с собственным прошлым, исследование которого психологи полагают важным и нужным.
Интерес психологов к истории собственной науки оформился в отдельную сферу исследования: аналогично специалистам по социальной психологии, психофармакологии или психологии подростков есть и специалисты по истории психологии.
В 1965 году под редакцией психологов в США начал выходить (journal of the History of the Behavioral Sciences). Тогда же в университете Акрона, штат Огайо, был основан Архив истории американской психологии - богатейшее собрание первоисточников, к которым теперь могли обращаться ученые. В 1966 году, в рамках АРА, возник Отдел истории психологии (подразделение 26), а в 1969 году было основано Международное общество истории поведенческих и социальных наук (Общество Шеврона), Дипломированных специалистов в области истории психологии готовят в нескольких университетах США. Рост числа книг и статей, семинаров и конференций, появление новых архивов - все это говорит о том, какое важное место занимает история науки в курсе современной психологии.
Вы скажете: это довольно интересно, но почему я должен(на) изучать историю психологии? Посмотрите внимательно: во всей психологии не было ни одного подхода или определения, в отношении которых все представители этой науки высказывали бы полное единодушие. По поводу самого предмета изучения, профессиональной и научной специализации существует множество мнений, расхождений и даже разногласий.
Одни психологи сосредоточивают свое внимание на познавательных функциях, другие - на изучении подсознания, третьи работают над вопросами внешнего поведения или над биохимическими процессами мышления. Современная психология включает множество дисциплин, которые, на первый взгляд, объединяют лишь интерес к поведению и природе человека и стремление выработать хоть сколько-нибудь единый научный подход.
Единственное, что связывает и вплетает в последовательный контекст эти разные сферы и подходы. - это их история, развитие психологии как независимой дисциплины. Только изучая происхождение и развитие психологии, можно ясно увидеть, что сегодня она собой представляет. Знание истории упорядочивает и привносит смысл в то, что кажется хаосом, прошлое выстраивается в перспективу, которая объясняет настоящее.
Психологи различных специальностей используют схожие методы, основанные на убеждении, что прошлое самым непосредственным образом воздействует на настоящее. Клинические психологи, например. пытаются понять нынешнее состояние своих пациентов, изучая их детство, те события жизни, которые могли заставить их вести себя или думать определенным образом. Собирая факты, клиницисты воссоздают эволюцию жизни пациентов, и нередко это приводит к объяснению возникших проблем. Психологи, изучающие поведение, также признают влияние прошлого на формирование настоящего. Они полагают, что поведение определяется предшествующими условиями жизни и укоренившимся опытом - иными словами, текущее состояние человека можно объяснить его прошлым.
Курс истории психологии объединяет все области исследования и все проблемы современной психологии. Он позволяет уяснить взаимосвязь между различными идеями, теориями и концепциями, позволяет понять, как отдельные звенья головоломки под названием психология выстраиваются в стройную картину. Историю психологии можно также представить как науку, изучающую происходящее, исследующую исторические события и опыт прошлого - что и делает психологию тем. чем она сегодня является.
Необходимо добавить, что история психологии - это и просто захватывающее повествование, где вы найдете драмы, трагедии, случаи подлинного героизма, революционных преобразований и даже кое-что о сексе и наркотиках. Были и ошибки, и недоразумения, и заблуждения, но было и свободное развитие, результат которого - современная психология и весь ее богатейший опыт.
Исторические сведения: реконструкция прошлого
Исторические факты - материал, который историки используют для воссоздания картины жизни, событий, эпох - заметно отличаются от данных науки. Главная отличительная особенность научных данных - это метод их получения. Когда психологи хотят, к примеру, определить, при каких условиях человек отзывается на беду другого, или как внедрение в жизнь программы усиления рефлексов влияет на поведение лабораторных крыс, или будут ли дети подражать агрессивному поведению телегероев, они конструируют ситуации, создавая условия, при которых могут быть получены необходимые данные.
Можно провести лабораторные эксперименты, понаблюдать поведение объекта в реальной контролируемой ситуации, произвести изыскания или вычислить статистическую корреляцию между двумя переменными. Это позволяет ученому определенным образом выстраивать события, которые он хочет изучить. В свою очередь, другие ученые в другое время и в другом месте могут эти события восстановить или скопировать. Результаты сверяются при соблюдении условий, одинаковых для первоначальных и повторных опытов.
Но данные истории нельзя восстановить или скопировать. Каждое событие произошло в определенное время в прошлом - возможно, столетия назад, и очевидцы могли и не записать в деталях развитие событий. (Wertheimer. 1979. P. 1).
Если исторический эпизод нельзя рассмотреть непосредственно, то как историки могут работать над ним? Какие данные они могут использовать для его описания? И как вообще можно знать, что случилось на самом деле?
Даже если историки и не могут воспроизвести ситуацию, чтобы работать с соответствующими данными, это вовсе не означает, что достоверной информации вообще не существует. Факты истории доступны нам в виде фрагментов прошлого - свидетельств очевидцев, писем и дневников, фотографий и вещей, газет и прочих источников. Именно на основании этих данных историки пробуют воссоздать события и опыт прошлого.
Примерно так работают археологи с находками из прошлого - наконечниками стрел, обломками глиняных горшков или костями из курганов, - они пытаются воссоздать характерные черты исчезнувших цивилизаций. Иногда археологическим экспедициям удается найти хорошо сохранившиеся фрагменты, что дает возможность точнее реконструировать эпоху. Так же и с в истории - данные-фрагменты могут быть настолько значительными, что практически не оставляют сомнений в точности реконструкции.
Утраченные или искаженные данные
Иногда исторические данные бывают неполными. Возможно, они были утеряны, или преднамеренно искажены учеными, движимыми собственными интересами, или неточно переведены с одного языка на другой. В истории психологии нам часто приходится восстанавливать историческую правду по неполным данным.
Случается, что в течение десятилетий исследователи даже и не догадываются о существовании важных личных документов знаменитых ученых. Бумаги Германа Эббингауза, выдающегося исследователя памяти, были найдены в 1984 году, почти через 75 лет после его смерти. В 1983 году обнаружили десять больших коробок с рукописными дневниками основателя психофизики Густава Фехнера. Эти записи охватывают период с 1828 по 1879 год - время, очень важное в ранней истории психологии, а ведь более ста лет никто и нс догадывался об их существовании. Авторы многочисленных книг о Фехнере и Эббингау-эе не могли опираться в своей работе на эти важные первоисточники. Новые исторические находки означают, что можно поставить на место еще несколько звеньев головоломки.
Иногда факты могут быть намеренно искажены или скрыты от общественности - с тем, чтобы защитить репутацию людей, с ними связанных. Так, первый биограф Зигмунда Фрейда, Эрнест Джоунс. умышленно скрывший пристрастие Фрейда к кокаину, признавался в одном из своих писем: (Isbister.

1985. P. 35). Говоря о Фрейде (глава 13), мы увидим, что недавно обнаруженные данные подтверждают, что он употреблял кокаин на протяжении длительного периода жизни. Джоунс решил, что он не может допустить, чтобы об этом узнали.

Еще один случай подмены фактов открылся в связи с изучением жизни и деятельности одного из основоположников гештальт-психологии Вольфганга Келера (см. главу 12). (Ley. 1990. P. 197). Этот эпизод иллюстрирует одну из трудностей, с которыми сталкиваются ученые в определении истинной ценности исторических материалов. Можно ли доверять документам или иным данным, отражающим факты, касающиеся жизни и работы человека? Не подтасованы ли факты так, чтобы создать некий - положительный или отрицательный - образ?
Вернемся к Зигмунду Фрейду. Он умер в 1939 году, но исследователи и издатели получили доступ к его личным бумагам и письмам только спустя многие годы. Обширное собрание личных документов хранится в Библиотеке Конгресса США, однако, по завещанию самого Фрейда, некоторые из них будут открыты только в следующем столетии. Известна и причина такой таинственности: воспрепятствовать вмешательству в личную жизнь пациентов Фрейда и их семей, а, возможно, и самого Фрейда и его потомков.
Один из лучших биографов Фрейда обнаружил значительную разницу в датах разрешения на публикацию этих материалов (Sulloway.

1992). Например, одно из писем к Фрейду от его старшего сына закрыто до 2013 года, другое - до 2032. А письмо от одного из наставников Фрейда не может быть опубликовано до 2102 года. К тому времени пройдет приблизительно 177 лет после смерти этого человека, и это дает возможность предполагать, что в письме заключена какая-то (Sulloway. 1992. P. 159).

Психологи не знают, как эти архивные документы повлияют на наше восприятие Фрейда и его работ. Быть может, они существенно изменят его, а, быть может, и нет. Однако, до тех пор, пока данные не доступны для изучения, наши знания об одной из центральных фигур психологии остаются неполными, а возможно, и неточными.
Ошибки при переводе
Еще одна проблема, с которой сталкиваются историки, касается информации, искаженной непредумышленно. Данные доступны, но они были каким-то образом изменены - возможно, из-за несовершенного перевода с одного языка на другой, или в силу небрежности, допущенной очевидцем событий.
За примером неадекватного перевода вновь обратимся к жизни и работам Фрейда. Немногие психологи могут похвастаться хорошим знанием немецкого языка, чтобы читать Фрейда в оригинале. Большинство полагается па переводчика, который подбирает наиболее подходящие, эквивалентные слова и фразы. Однако не всегда перевод слова точно соответствует значению, заложенному в него автором.
В фрейдовской теории личности три фундаментальных понятия: id, ego и suverego -термины, с которыми вы знакомы. Но эти слова не отражают в точности идей Фрейда. Это - латинские эквиваленты немецких слов: ego - Ich (Я), id - ?s (Оно) и superego - Uber-lch (Сверх-Я).
Используя термин /c/i (Я). Фрейд хотел описать нечто очень внутреннее и личное, и отчетливо отделить его от Es (Оно), которое представляет собой силы, отличные от или даже чуждые ему. (Bettelheim. 1982. P. 53). Таким образом, различие между и в английском переводе отражено не так. как в оригинале.
Рассмотрим термин Фрейда. Здесь под словом подразумевается проведение мысленной связи между одной идеей и другой - то есть подразумевается, что каждая из них действует как стимул для извлечения следующего звена цепи. Но Фрейд говорил о другом. Он использовал термин, который по-немецки звучит Einfall, что вовсе не означает ассоциацию. Буквально, это или. Фрейд хотел подчеркнуть ту неудержимость, с какой подсознание внедряется - можно сказать даже вторгается - в сознательную мысль человека.
Это примеры принципиального несовпадения с тем, что подразумевал Фрейд. Исторические данные - в данном случае, собственные слова Фрейда - искажены в процессе перевода. Кратко об этом говорит итальянская пословица: (Baars.

1986. P. 73). Полагаясь на переводы, историки должны иметь в виду. что данные, с которыми они работают, могут быть неточными или ошибочными. В 80-х годах Британское психоаналитическое общество рекомендовало пересмотреть традиционные переводы работ Фрейда, поскольку они лишь укореняли искаженное представление о его идеях (Holder. 1988).

Собственные интересы действующих лиц истории
Исторические факты могут быть представлены в ложном свете и непосредственными участниками событий. Люди могут - сознательно или несознательно - описать виденное ими предвзято, с целью защитить себя, обелить или преувеличить свою роль в глазах общественности. Б. Ф. Скиннер, видный исследователь проблем человеческого поведения, пишет в своей автобиографии, что в 20-е годы - в бытность студентом Гарвардского университета - его отличала потрясающая самодисциплина.
Я просыпался в шесть утра и до завтрака читал. затем было время лекций и лабораторных занятий, после чего я шел в библиотеку, где работал вплоть до девяти вечера - причем все это всего с пятнадцатиминутными перерывами. Я никуда не ходил, ни в кино. ни в театры, изредка выезжал на концерты, у меня практически нс было времени на романтические увлечения. Я читал книги по психологии и только по психологии. (Skinner. 1967. P. 398.)
Кажется, что этот фрагмент дает нам информацию, очень важную для понимания характера Скиннера. Но через 12 лет после издания его автобиографии и спустя 51 год после описываемых событий Скиннер отрицал, что в студенческие годы вел жизнь спартанца. Что касается приведенного выше пассажа, он написал: (Skinner. 1979. P. 5).
Хотя ученичество Скиннера и не имеет принципиального значения для истории психологии, сам факт наличия двух трактовок, принадлежащих главному действующему лицу, представляет определенные трудности для историков. Какая из версий является более точной? Какая из характеристик ближе действительности? На какую из них повлияли капризы памяти или ее избирательный характер? И как нам узнать истину?
Возможно, в отдельных случаях найдутся свидетельства коллег или очевидцев. Если для историков психологии крайне важны сведения о годах, проведенных Скиннером в Гарварде, они могут попытаться разыскать его однокашников или, по крайней мере, их дневники и письма, и сравнить их воспоминания о Скиннере-студенте с его собственными. Биограф Скиннера Дэниел Бьерк так и поступил (Bjork. 1993). Бывший однокашник Скиннера рассказал Бьерку, что тот всегда раньше всех заканчивал лабораторные работы, остаток дня проводил, забавляясь игрой в пинг-понг.
Таким образом, иногда разрешить споры по поводу исторических несоответствий можно, обратясь к другим источникам. Подобный метод применялся в отношении трактовки некоторых случаев из жизни Зиг-мунда Фрейда в его собственном изложении. Фрейд любил изображать себя мучеником, принесшим свое бренное тело на алтарь психоанализа; провидцем, постоянно презираемым и гонимым: тем, кого поносила традиционная медицина и психиатрия. Первый биограф Фрейда. Эрнест Джоунс, в своих книгах проповедовал именно этот образ (Jones. 1935, 1953,1957).
Но недавно обнаруженные материалы говорят об обратном: работы Фрейда не очернялись и не игнорировались. К 1906 году его идеи владели умами молодых венских интеллектуалов. Клиническая практика Фрейда процветала, и, говоря современным языком, он даже был знаменитостью (Ellenberger. 1970). Факты извратил сам Фрейд, а несколько биографов эти искажения увековечили. Позже то впечатление, о создании которого он пекся, было изменено, но в течение десятилетий - пока нс нашлись новые данные - наше понимание жизни и влияния Фрейда было неточным.
Как же сказываются эти проблемы на изучении истории психологии? Прежде всего, они демонстрируют, что наше понимание истории имеет не статический, а динамический характер. С появлением новых данных оно изменяется и развивается, очищается и обогащается, а ложные представления рассеиваются. Историю нельзя считать законченной или полной, она всегда в движении, ей нет конца. Повествование историка может только приблизить нас к истине. Но с каждым годом, с каждой новой находкой и экспертизой история психологии становится все более полной.
Контекстные факторы в психологии
Психология развивается нс в вакууме; она - часть большой культуры и поэтому подвержена не только внутренним влияниям, но и внешним, которые также формируют ее характер и направления. Понимание истории психологии предполагает рассмотрение контекста, в котором эта наука зарождалась и развивалась, - то есть идей, в разное время господствующих в науке (Zeitgeist, или интеллектуальный), а также социальных, экономических и политических сил (Altman. 1987; Furumoto. 1989).
Zeitgeist - общая интеллектуальная и культурная атмосфера, .
В этой книге мы часто будем касаться вопросов о том, как контекстные силы воздействовали на психологию в прошлом и как продолжают затрагивать ее и сегодня. Пока же мы ограничимся приведением примеров трех таких сил: экономических возможностей, войн и предубеждений.
Экономический фактор
Начало XX века в Соединенных Штатах ознаменовалось изменениями как в работе психологов, так и в самой психологии. Возросли - в значительной степени из-за экономических факторов - возможности для применения психологических знаний и методов к проблемам реальной жизни. Объяснялось это практическими причинами. Как сказал один психолог, (Н. HoUingworth, цит. по: O"Donnell. 1985. P. 225).
Хотя к концу XIX столетия число психологических лабораторий в США устойчиво возрастало, росло и число психологов, претендующих на рабочие места в этих лабораториях. На рубеже веков психологов с докторскими степенями было в три раза больше, чем лабораторий, в которые их могли нанять. К счастью, увеличивалось число преподавательских вакансий в новых университетах в западных штатах, но в боллшинстве этих учебных заведений психология, как самая юная из наук. получала минимум финансовой поддержки. В сравнении с дисциплинами, имевшими более прочное положение, - такими, как. физика и химия, - психологии неизменно отводилось последнее место в списке ежегодных ассигнований; на научно-исследовательские работы, лабораторное оборудование и жалованье преподавателям выделялись очень незначительные суммы.
Психологи быстро поняли, что фундаментальная наука сможет развиваться, а бюджет и доходы расти только в том случае, если они убедят университетскую администрацию и законодателей, в чьем ведении находилось субсидирование, что психология может быть полезна в решении социальных, воспитательных и производственных проблем. Вскоре на факультеты психологии стали смотреть с точки зрения их практической ценности.
В то же время, в результате социальных перемен, в США появилась реальная возможность применять психологию на практике. Благодаря притоку иммигрантов и высокому уровню рождаемости в этой социальной группе государственное образование стало быстро растущей индустрией. Между 1890 и 1918 годами число зарегистрированных бесплатных средних школ выросло на 700 процентов - в стране строилось по одной школе в день. На образование тратилось денег больше, чем на военные и социальные программы вместе взятые.
Многие психологи, воспользовавшись открывающимися возможностями, искали пути применения своим знаниям в сфере образования. Так начиналась стремительная смена акцентов в американской психологии - от экспериментирования в университетских лабораториях к применению психологии к проблемам обучения, воспитания и другим практическим вопросам педагогики.
Фактор войны
Войны - это еще одна сила, которая способствовала формированию современной психологии. Опыт оказания психологической помощи военным в первой и второй мировых войнах ускорил развитие практической психологии и расширил ее влияние в таких областях, как кадровая политика, психологическое тестирование и прикладная психология. с)та работа продемонстрировала всему сообществу психологов и обществу в целом, насколько полезной может быть психология в решении проблем повседневной жизни.
Вторая мировая война изменила облик и судьбу психологии и в Европе - особенно в Германии, где зародилась экспериментальная психология, и в Австрии, на родине психоанализа. Многие выдающиеся психологи - среди них Фрейд, Адлер, Хорни, Эриксон, ведущие представители гештальт-психологии - в 30-х годах бежали от нацистской угрозы и почти все обосновались в Америке. Их вынужденная эмиграция знаменует заключительную стадию перемещения центра психологии из Европы в Соединенные Штаты.
Война также существенно повлияла на разрабатываемые теории и изыскания отдельных психологов. Наблюдая кровавую бойню первой мировой, Фрейд предположил, что агрессия является важной побудительной силой - такой же, как секс; это стало поворотным пунктом в его системе психоанализа. Основоположник неофрейдизма Эрих Фромм, активно выступавший против вооруженной агрессии, впоследствии обратился к изучению такого проявления патологии поведения, как фанатизм, который охватил его родную Германию во время войны.
Предрассудки
Третий фактор - это предубеждение и дискриминация по признаку расы, религии и пола, которые многие годы влияли на судьбу тех, кто хотел посвятить себя психологии и работать по специальности. Десятилетиями афро-американцам был практически закрыт доступ в психологию и большинство сфер, которые требовали университетского образования. Шел уже 1940 год, а в Соединенных Штатах только четыре колледжа могли принимать на отделения психологии чернокожих студентов; единицы университетов допускали черных мужчин и женщин в аспирантуру. Между 1920 и 1966 годами даже на десяти самых передовых американских отделениях психологии только восемь афро-американцев смогли получить степень доктора наук. Для сравне-^Здесь и далее в тексте упоминается ученая степень доктора наук, которая в российской системе образования приблизительно соответствует степени кандидата наук в соответствующей области знания. - Прим. перев.
ния: белых докторов наук по психологии за тот же период времени появилось более чем 3 700 (Guthrie. 1976).
Жертвами дискриминации становились и евреи. В конце XIX века были основаны два важных для ранней истории психологии научных центра - университет Джонса Хопкинса в Балтиморе, штат Мэриленд, и университет Кларка в Ворчестере, штат Массачусетс. Руководство того и другого университета придерживалось политики, в результате которой с факультетов были уволены преподаватели-евреи. С середины XX века для евреев стали выделять специальные квоты на поступление в высшие учебные заведения. Даже тем из них, кто удостаивался докторской степени, очень трудно было получить работу в академических учреждениях. Джулиан Роттер, ведущий ученый по вопросам субъективных переживаний (см. главу 11), ставший доктором философии в 1941 году, вспоминал, что его (Rotter. 1982. P. 346). Вместо университета он начал свою профессиональную карьеру в психиатрической больнице штата.
В истории психологии мы то и дело встречаемся с примерами широко распространенного предубеждения против женщин. В частности, мы говорим о случаях, когда женщинам было отказано в поступлении в высшие учебные заведения или в приеме на работу. Но даже если женщине удавалось получить должность преподавателя, ее жалованье было несравнимо ниже того, что платили мужчинам: кроме того, женщины постоянно сталкивались со всякого рода препятствиями в продвижении по службе и продлении срока пребывания в должности. Сандра Скарр, профессор психологии в университете Виржинии, вспоминает, как проходило ее собеседование, когда в 1960 году она была абитуриенткой Гарвардского университета. Выдающийся теоретик социальной психологии Гордон Олпорт тогда сказал ей: (Scarr. 1987. P. 26).
В фундаментальной и прикладной психологии работало совсем немного людей, представлявших те социальные группы, которые подвергались систематической дискриминации. Осознавая ненормальность такого положения вещей, ряд психологов предложили так называемую политику идентичности. Она определяется как (Sampson. 1993. P. 1219).
К движению за политику идентичности примкнули те женщины, чернокожие, гомосексуалисты и этнические меньшинства из развивающихся стран, которые считают, что сегодня в психологии господствующее положение - притом, практически безраздельно - у человека белого, гетеросексуала, мужчины, европеоида. Недовольные такой ситуацией, они заявляют, что подобное представление о человеческой природе и поведении не только игнорирует их потребности и интересы, но и поддерживает господство и власть большинства. В главе 16 мы подробнее рассмотрим вопрос дискриминации в психологии.
Позже мы проанализируем и другие примеры воздействия экономических, политических и социальных сил на развитие современной психологии; и, таким образом, увидим, что историю психологии формировали не только идеи, теории и выдающиеся исследователи, но и влияние извне, которое практически нельзя контролировать.
Персоналистические и натуралистические концепции истории науки
Для объяснения развития психологии можно использовать две теории: персоналистическую и натуралистическую.
Персоналистическая теория
В персоналистической теории истории науки упор делается на Персоналистическая монументальные достижения отдельных личностей. Согласно этой точке зрения движение вперед и перемены в науке приписываются непосредственно влиянию уникальных людей, способных в одиночку определять и изменять ход истории. По этой теории, Наполеон, Гитлер или Дарвин были главными движущими силами великих исторических событий. Персоналистическая концепция предполагает, что связанные с их именами события никогда не произошли бы без появления именно этих выдающихся людей. Наконец, сторонники этой теории утверждают, что человек.
На первый взгляд, кажется очевидным, что наука - это работа интеллектуалов, творцов, энергичных мужчин и женщин, которые определяют ее направление. Мы часто называем эру по имени человека, чьими открытиями, теориями или другими достижениями отмечен данный исторический период. Мы говорим о скульптуре или о физике. Все это свидетельствует о том, что благодаря отдельным людям в науке и культуре в целом происходят разительные (иногда - разрушительные) перемены, поворачивающие ход истории.
Таким образом, в персоналистической теории есть доля истины. Но достаточно ли этого, чтобы в полной мере объяснить развитие науки или общества? Отнюдь. Часто работу ученых, философов, художников при жизни не замечают, подвергают гонениям, их заслуги признаются слишком поздно. Каждый такой случай говорит о том, что одобрение или отрицание идеи, похвала или презрение могут зависеть от культурной или духовной атмосферы времени. История науки изобилует примерами, когда новые теории и открытия не признавались современниками. Даже самые великие мыслители и изобретатели были ограничены Zeitgeist, то есть. Образ мышления и насущные проблемы, в данный момент преобладающие в обществе, могут преградить путь открытию. Идею, которую с восторгом воспримут столетнем позже, в момент появления могут назвать странной или неортодоксальной. К сожалению, движение к прогрессу иногда бывает слишком медленным.

20 сентября 1983 г. после долгой тяжелой болезни, немного не дожив до 83 лет, скончался крупный советский археолог и искусствовед, кандидат исторических наук Павел Николаевич Шульц.

П. Н. Шульц - ровесник нашего века. Он родился 9 (22) октября 1900 г. в Петербурге, в семье ученого. Его отец, биолог Н. П. Шульц, заведовал Ботаническим кабинетом Петербургского университета и вел занятия со студентами. Интерес к истории П. Н. Шульц унаследовал от своей матери - дочери известного историка, специалиста по русской истории, профессора Варшавского и Харьковского университетов Н. Я. Аристова.

Закончив в Петрограде среднюю школу в 1918 г., П. Н. Шульц поступил на историко-филологический факультет Петроградского университета, но вскоре прервал занятия, уйдя на службу в ряды Красной Армии. Возвратившись в Петроград в 1921 г., он продолжил ученье в университете, который закончил в 1923 г. по специальностям археология и история искусства древнего мира. Его непосредственными учителями в университете были Б. В. Фармаковский и О. В. Вальдгауер. Под руководством последнего после окончания университета П. Н. Шульц более двух лет работал в Отделе древностей Государственного Эрмитажа, где совершенствовал свои знания по истории античного искусства. В 1926 г. он был принят в аспирантуру ГАИМК и здесь под руководством Б. В. Фармаковского начал заниматься изучением памятников скифской и сарматской монументальной скульптуры. Это направление тогда еще только начинало разрабатываться, и молодой исследователь, стал одним из первых его создателей. С указанной тематикой, в которой он стал ведущим специалистом, Павел Николаевич не расставался до конца жизни, постоянно возвращаясь к ней в своих работах.

После окончания аспирантуры в 1929 г. П. Н. Шульц был зачислен на должность старшего научного сотрудника античного отдела ГАИМК. С этого же времени начинается его плодотворная преподавательская деятельность - он стал доцентом ЛГУ. С 1936 по 1941 г. он был доцентом Академии художеств - читал курсы лекций на факультете истории и теории искусства, одно время исполнял должность декана факультета и бессменно заведовал Кабинетом истории искусства. Все, кто учился на факультете истории и теории искусства Академии художеств в предвоенные годы, с благодарностью вспоминают насыщенные, яркие и увлекательные лекции П. Н. Шульца.

В самом начале Великой Отечественной войны Павел Николаевич вступил добровольцем в ряды ополченческой дивизии. В конце июля 1941 г. он перешел в партизанский отряд, вместе с отрядом совершал рейды в тыл противника на Ленинградском, Тихвинском и Волховском фронтах. Страстный охотник и следопыт, прекрасный знаток местности, умеющий ориентироваться в любых условиях, опытный полевой исследователь, великолепный наблюдатель - все эти качества особенно пригодились бойцу партизанского отряда, действовавшему в тылу врага в тех тяжелых условиях, когда кольцо блокады сомкнулось вокруг Ленинграда. Оказались весьма полезными навыки и знание мест, приобретенные во время довоенных археологических разведок в Лужском и Гдовском районах Ленинградской области. Работая проводником партизанских отрядов в суровую зиму 1942 г. на Волховском фронте, Павел Николаевич получил тяжелое ранение и обморожение. Ему пришлось ампутировать пальцы рук. За боевые заслуги П. Н. Шульц, был награжден орденом Славы III степени и медалями «За оборону Ленинграда» и «За победу в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг».

После выхода из госпиталя в Москве П. Н. Шульц стал старшим научным сотрудником ИИМК, где в 1943-1944 гг. занимал должность ученого секретаря. На протяжении 5 лет (1944-1948) он по совместительству заведовал также античным отделом ГМИИ им. А. С. Пушкина и вел преподавательскую деятельность, читая лекции по истории искусства античного мира в Московском художественном институте им. В. И. Сурикова и на искусствоведческом отделении МГУ. В 1948 г. Президиум АН СССР направил П. Н. Шульца в Симферополь для организации Крымской научно-исследовательской базы АН СССР, преобразованной вскоре в Крымский филиал АН СССР. В составе базы Павел Николаевич создал отдел истории и археологии Крыма, который он возглавлял на протяжении почти двух десятилетий. После расформирования Крымского филиала АН СССР отдел истории и археологии был реорганизован в Отдел древней и средневековой археологии Крыма и вошел в состав Института археологии АН УССР. П. Н. Шульц заведовал отделом до возвращения в Ленинград в 1966 г., куда он был приглашен для руководства Группой античной археологии ЛОИА. В 1974 г. Павел Николаевич вышел на пенсию по болезни. За многолетнюю научную и научно-организационную деятельность он был награжден орденом «Знак Почета» и медалями.

Самостоятельные полевые исследования П. Н. Шульц начал в 1925 г. В этом и следующем году он организовывал Верхневолжскую экспедицию ГАИМК, в 1927-1929 гг. участвовал в Северо-Западной экспедиции П. П. Ефименко, в 1924 и 1928 гг.- в Северо-Кавказской экспедиции А. А. Миллера. Неоднократное участие принимал Павел Николаевич в работах Ольвийской экспедиции (1926, 1929-1930, 1932, 1939 гг.). В эти годы проявился особенный талант П. Н. Шульца в проведении археологической разведки, в которой ему всегда сопутствовала удача. Во время разведок по берегам Волги в районе г. Ржева и нижнего течения р. Вазузы им открыты поселения и могильники разного времени - от неолита до позднего средневековья. Он был одним из первых исследователей, начавших целенаправленный поиск и изучение поселений ольвийской периферии на правом берегу нижнего течения р. Южный Буг в 1929-1930 и 1939 гг.

С начала 30-х годов П. Н. Шульц начинает заниматься археологией Крыма. В 1933-1934 гг. он осуществил разведочное обследование побережья Северо-Западного Крыма, где открыл ряд греческих и позднескифских укрепленных и неукрепленных поселений, а также провел раскопки на городище Кара-Тобе. Он первым после М. И. Ростовцева вновь обратил внимание на важность комплексного изучения памятников этого района не только с точки зрения истории Херсонеса, но и истории скифо-сарматского мира, а также истории греко-варварских взаимодействий. Результаты разведок позволили П. Н. Шульцу выдвинуть новую гипотезу о греко¬скифских взаимоотношениях в Крыму в IV-III вв. до н. э. Эта гипотеза превратилась в общепризнанную концепцию, долгое время просуществовавшую в науке и оказавшую важное воздействие на развитие представлений о древней истории Причерноморья. В конце 50-х годов П. Н. Шульц возобновил широкие и всесторонние полевые исследования в Северо-Западном Крыму, которые продолжаются и сейчас его учениками и последователями.

Вся послевоенная научная и организационная деятельность П. Н. Шульца была связана с Крымом. Созданный и руководимый им отдел археологии в Симферополе стал практически центром археологических исследований в Крыму. Еще до образования Крымского филиала АН СССР по инициативе Павла Николаевича ИИМК и ГМИИ им. А. С. Пушкина в 1945 г. организовали постояннодействующую Тавро-Скифскую экспедицию (затем - экспедиция Крымского филиала), общее руководство многолетними работами которой осуществлялось П. Н. Шульцем. Регулярные полевые исследования трех-четырех отрядов этой экспедиции охватили почти всю территорию Крыма; работы велись в степных, предгорных и горных районах, а также на южном побережье полуострова. В экспедиции принимали участие и другие центральные научные учреждения и музеи Крыма - П. Н. Шульц постоянно стремился привлечь для комплексного изучения крымских древностей и решения поставленных задач максимум научных сил. В дальнейшем он создавал и возглавлял ряд других экспедиций, Крымского филиала и ИА АН УССР, в том числе ‘Симферопольскую, Ялтинскую и Северо-Крымскую, которая с 1952 г. и по настоящее время проводит исследования по трассе Северо-Крымского канала и в зонах орошения земель в Степном Крыму. С 1967 г. до заболевания П. Н. Шульц руководил Боспорской экспедицией ЛОИА.

Павел Николаевич был разносторонним и широко одаренным исследователем, крупным специалистом в разных разделах археологии. Но основные его научные интересы лежали в области изучения позднескифской и кизил-кобинской культур, древностей тавров, а также памятников скифской и сарматской монументальной пластики. Ведущая роль советской науки в изучении культуры скифов общепризнана. Исследования П. Н. Шульца занимают в ней особое место. Благодаря им получены новые данные, позволившие сформировать принципиально новые представления о развитии и состоянии общества и государства поздних скифов с центрами в Крыму. Его наблюдения и выводы, изложенные в ряде статей, обобщены в работе «Позднескифская культура и ее варианты на Днепре и в Крыму (постановка проблемы)» (В кн.; Проблемы скифской археологии. М., 1971, с. 127-143). Громадное значение для науки имеют проводившиеся под руководством «П. Н. Шульца в 1945-1963 гг. и получившие широкую известность раскопки главного центра Крымской Скифии - городища Керменчик, отождествляемого с Неаполем. Исследование этого позднескифского города - целая глава в развитии скифоведения. Многолетние работы дали обширный новый материал для изучения последнего этапа скифской культуры. Среди открытых на городище памятников - знаменитый мавзолей, усыпальница верховной знати, по-видимому, царского рода. Главные итоги этих исследований подведены в ряде трудов П. Н. Шульца, среди которых обобщающая статья «Исследования Неаполя скифского (1945-1950 гг.)» (В кн.: История и археология древнего Крыма. К., 1957, с. 61-93) и монография «Мавзолей Неаполя скифского» (М., 1953). В последние годы работы П. Н. Шульц практически завершил раскопки самого крупного на Боспоре кургана Кара-Оба - монументального памятника II в. до н. э., исследование которого было начато еще в XIX в. А. Е. Люценко и продолжено В. Ф. Гайдукевичем.

Еще в начале 30-х годов П. Н. Шульц разработал первую систематику скифских и сарматских изваяний, оставшуюся неопубликованной. В дальнейшем он постоянно ее совершенствовал и собирал материалы для Свода памятников скифской монументальной пластики. Эта работа была им завершена, а краткие выводы из нее опубликованы в широко известной специалистам статье «Скифские изваяния Причерноморья» (В кн.: Античное общество. М., 1967, с. 225-237).

Ведущее место принадлежит П. Н. Шульцу и в исследовании таврской проблемы. Разведки и раскопки, проводившиеся Тавро-Скифской экспедицией, позволили ему обосновать первую стройную периодизацию памятников Горного Крыма и создать обобщающий труд «О некоторых вопросах истории тавров (территория, хронология, взаимоотношения с античными городами и скифами)» (В кн.: Проблемы истории Северного Причерноморья в античную эпоху. М., 1959, с. 235-272).

П. Н. Шульц опубликовал немногим более 60 работ - это не соответствует тому действительному вкладу, который он внес в науку. Но дело в том, что Павел Николаевич принадлежал к тому счастливому типу ученых, которых называют «генераторами идей», и он охотно и с радостью делился идеями с коллегами и учениками, совершенно не жалея своего времени. Он обладал даром синтезировать разрозненные и, казалось бы, случайные мелкие и незначительные факты и наблюдения, видеть за ними общие явления и процессы, строить обобщающие модели и концепции. В то же время он был блестящим полевиком, особое значение придававшим археологической разведке, поиску, всегда подчиненному определенной научной цели. Будучи человеком с душой необычайной щедрости, он все свое знание и умение стремился передать другим. Одна из важнейших заслуг П. Н. Шульца - создание современной школы крымской археологии. Из-под его крыла вышло — немало специалистов. Учил он всегда и везде: и в поле, и в лаборатории, и просто в беседах, причем всегда незаметно и без всякого давления. В первые послевоенные годы «ненавязчиво, исподволь, но, как всегда, последовательно и методично перестраивал он вчерашних фронтовиков с покалеченными телами и израненными душами в «гражданских» - тех прежних мирных научных работников и студентов, какими мы были накануне войны» - так тепло вспоминает Павла Николаевича в книге «Аю-Даг-„Святая» гора» (Симферополь, 1975, с. 102) один из его первых учеников О. И. Домбровский. С такой же теплотой и благодарностью хранят светлую память о Павле Николаевиче Шульце его ученики всех поколений и возрастов и все те, кому посчастливилось с ним вместе работать и кто продолжает дело, которому он посвятил свою жизнь.

Щеглов А. Н. Памяти Павла Николаевича Шульца // СА — М.: 1984, № 3. С. 285-287.

В этот день:

• Дни смерти
• 1891 Умер Карл Людвиг Мюллер - датский нумизмат, автор книг «Монеты Александра Великого», «Монеты древней Африки», «Монеты македонского царя Филиппа II» и «Монеты фракийского царя Лисимаха».

(1983-09-20 ) (82 года)

Павел Николаевич Шульц (23 октября 1900 года , Санкт-Петербург - 20 сентября 1983 года, Коктебель) - археолог и историк, сотрудник , доктор исторических наук, профессор, организатор и бессменный руководитель Тавро-скифской экспедиции .

Биография

Павел Николаевич родился 23 октября 1900 года (или 1901 года) в Санкт-Петербурге , в немецкой семье потомственных учёных. В 1923 году окончил Петроградский университет по специальности археология и история искусства. Ещё обучаясь в университете, во время гражданской войны, проводил археологические раскопки в Крыму, после окончаеия работает в Эрмитаже , специалистом в области скифской и сарматской монументальной скульптуры. С 1925 года - старший научный сотрудник античного отдела . В 1929-30 гг. работает на историко-лингвистическом факультете ЛГУ . В 1933-1934 годах проводит археологические разведки в Крыму - на греческом Кульчукском городище и греко-скифском - Кара-Тобе . В 1935 году получает должность доцента в Академии художеств, в 1936-37 гг. в качестве совместителя преподает на историческом факультете ЛГУ .

В 1948 году, по предложению Президиума АН СССР Шульц организует научно-исследовательскую базу Академии Наук в Крыму, которую вскоре преобразует филиал Академии, сам учёный становится руководителем только одного из отделов - отдела истории и археологии Крыма, в 1956 году поселяется в Коктебеле. В дальнейше зона исследований и раскопок была значительно расшрена, переместившись в восточный Крым - последней крупной работой учёного были многолетние раскопки на плато Тепсень . С 1966 года, после внезапной смерти В. Ф. Гайдукевича , возглавил античный отдел , в котором проработал до выхода на пенсию в 1974 году. Последние году провёл в Коктебеле, где скончался 20 сентября 1983 года. Кремирован, похоронен с родителями на Волковом кладбище . Научное наследие учёного включает более 60 работ.

Напишите отзыв о статье "Шульц, Павел Николаевич"

Примечания

Ссылки

• Зайцев Ю. П.
• Криштоф Е. Г.
• Махнева О. А.
• Корзинин А.Л.

Отрывок, характеризующий Шульц, Павел Николаевич

– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m"ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j"avoue que votre victoire n"est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l"autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C"est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.